Когда краешек солнца выглянул из-за горизонта, и ночная тьма нехотя сменилась сумрачным утром, необычные путники вышли из-под защиты леса и побрели по неторной дороге в сторону тракта. Обозы еще не наводнили подъезды к столице, и никто не увидел юной девушки, прижимающей к груди плачущего ребенка, некому было обратить внимание на мертвецки бледного мужчину в обгорелом, испачканном грязью и кровью плаще, который бережно держал на руках рыжеволосую молодицу. Вскоре спутники выбрались на широкую грунтовку с громким названием Южный тракт. Он был пуст, безжизнен и беззвучен. Лишь звонкий детский плач разрушал тишину.
Младенец, не утихая ни на миг, рыдал уже вторые сутки, с того самого момента, как вампир принес его с охоты. Батури уже сомневался в правильности своего поступка, ведь ни он, ни его лишенные материнского инстинкта спутницы не умели обращаться с детьми.
— Успокой его, наконец! — не выдержал вампир.
— Как? — воскликнула Анэт.
— Укачай, развесели, спой ему песню — придумай что-нибудь! Дай грудь, в конце концов!
— Но у меня нет молока…
— Думаешь, я этого не знаю? Делай, что говорю.
— Да кто ты такой, чтобы мне указывать?
— Тот, кто в случае отказа перегрызет тебе горло! — выкрикнул вампир, но понял, что от ругани младенец рыдает еще громче, и сменил тактику: — Анэт, прошу тебя: дай ему грудь. Если не заметила, его это успокаивает. Иногда он даже засыпает.
— Хорошо.
На ходу спустив один рукав, Анэт дала младенцу грудь, и тот, наконец, прекратил свои бесконечные бессловесные жалобы.
— Зачем ты взял ребенка? — шепотом, чтобы не услышала сестра, спросила Энин. — Ты понимаешь, что мы его погубим?
— Ты еще… — закатил глаза вампир, но все же ответил: — Я укусом вспорол ведьме шею и проник в ее сознание. Она хотела украсть у младенца жизненные силы и ценой его смерти спасти себя от чумы. Теперь ты понимаешь, почему я поступил так, а не иначе?
— Прости, я не знала…
— Не знаешь — молчи! И вообще не донимай меня разговорами…
Клавдий остановился перед высокими, в три человеческих роста, воротами и, поставив Энин на землю, с силой толкнул створки. Они не подались.
— Странно… Торан Вестфалена всегда открыт. В городе что-то неладное.
Батури взглянул на небо, на холодное, стоявшее в зените, солнце. Дорога по Южному тракту отняла больше времени, чем он рассчитывал. Вскоре появятся обозы, с ними можно будет пройти в город. Но Клавдий не хотел показываться людям, чтобы не привлекать внимания.
— Чума, — вслух подумал он. — Обозов не будет, и ворота не откроют…
Решив все же попытать удачу, Батури постучал в тяжелые створки и немало удивился, когда за Тораном послышались шаги. Стражник замер у смотрового окна и, не открыв его, громко выкрикнул:
— Проваливайте в свое же благо! Город закрыт для посторонних!
— Открой, — прибегнув к магнетизерским талантам, приказал вампир. — Мне надо пройти. Ты должен открыть ворота. Немедленно!
— Сказано же: город закрыт, — невозмутимо отозвался страж — магия, сломившись о зачарованный Торан, не подействовала.
— Ждите здесь, — прошипел вампир и прыгнул на створки ворот.
Будто паук, он пополз по отвесной преграде, быстро добрался до верхушки и переметнул через Торан. За воротами раздался перепуганный вскрик стража, сменившийся предсмертным всхлипом. Послышались другие голоса, грозившие вампиру виселицей и огнем. Зазвенела сталь, зарычали воины, забили в тревожные колокола стражи, но все неожиданно стихло и ворота со скрипом отворились.
— Быстро! — приказал вампир. — Сейчас здесь будут все патрули.
Девушки без промедлений рванулись внутрь и, оказавшись в городе, замерли в замешательстве. Картина, которую они увидели, потрясла их. У ворот валялись мертвые тела, у стены полыхала ярким пламенем сторожка, повсюду чувствовался теплый запах крови, а людской страх, витавший в воздухе, был настолько отчетлив, что казалось: его можно потрогать.
К месту недавней схватки спешили стражники. Они неистово выкрикивали боевые кличи, в их руках сверкала начищенная сталь мечей и алебард. Впереди воинов мчал священник в черной рясе с кругом Эстера на груди и громко вещал молитвы.
— Быстро!
Вампир толкнул сестер туда, где улицы были тихи и пустынны, и девушки сломя голову бросились бежать. Священник махнул рукой в их сторону, что-то тихо сказал, и двое воинов, отделившись от отряда, рванулись следом. Батури хотел касанием темной магии остановить сердца этих двух стражей, но Тьма невероятным образом не откликнулась на зов. Вампир коротко выругался и обратился к стихиям. Преследователи рухнули наземь и завопили от боли. Изнутри их прожег дикий огонь, проел тела, оставив от воинов лишь горстку пепла и оплавленное железо.
Тем временем к вампиру приблизился основной отряд.
— Изыди, дитя Мрака, возвратися, низвергнися во Тьму, что тебя породила, — картавя речь на церковный манер, проголосил эстерец, а воины, воодушевленные присутствием в своих рядах священника, криво заулыбались, будто уже позабыв о гибели сослуживцев.
— Святой отец! — радостно, словно увидел старого друга, воскликнул вампир и отвесил циничный поклон-реверанс. — Прошу простить, что без шляпы, но и вы, господа, не отличаетесь хорошими манерами: обступили с мечами наголо, даже не представившись — как разбойники. Убить решили? Зря. В лучший мир я не спешу, но вас без труда провожу.
— Да буде ты, исчадие Мрака, за грехи свои словом Божьим наказано, — невозмутимо провозгласил священник и рукой вывел в воздухе круг, являющийся у эстерцев символом веры.
Батури почувствовал магические эманации в воздухе и от удивления даже не успел поставить блок. Его отбросило назад, впечатало в створки ворот. Голова заходила ходуном, а в сознание, задурманив рассудок, вплелся мерный речитатив священника:
— Господе наш, Эстер Всеединый, приди в мир, дабы искоренити в гневе огненном грех и Тьму. Покорися же, исчадие Мрака, склони чело для омовенья святого, отринь убиение ближнего, дабы переродитися в иной ипостаси.
Вникнув в молитвенный призыв проповедника, Батури потерял над собой контроль, оказался в безграничной власти монотонного голоса. Воины, оголив мечи, столпились вокруг вампира, но не спешили нападать: дожидались, когда священник сделает свое дело и заставит исчадие Мрака подчиниться божественной воле. Клавдий упал на одно колено и склонил голову, отдавая ее на отсечение. Страж со знаком сержанта на плече занес меч для смертоносного удара, а священник сложил на груди руки и замолчал. Это была его роковая ошибка. Батури мигом пришел в себя и рванулся в сторону прежде, чем на его шею опустился клинок.
