– Какие еще голоса? – недоверчиво спросил начальник стражи.
– В моей голове. Я слышал… – Он замолчал, не зная, как им это объяснить. – Лучше посмотрите вот сюда: Николас Вессвильский был отравлен. Яд совершенно особого рода… – Франц отогнул воротник рубашки покойного и показал едва заметные отметины на шее, прямо над главной артерией.
– Причина в этом? Я думал, они здесь оттого, что герцог порезался, когда брился. – Врач вытащил из жилетного кармана увеличительное стекло. – Хм, порез старый. То есть ему дня три, не меньше.
– Это не имеет значения, – сухо сказал Франц. – Скажите лучше, который час?
– Половина одиннадцатого.
– Оставьте меня наедине с телом до утра.
– Что ты задумал? – встревожился Ромм. – У тебя было видение?
– Я смогу намного больше рассказать завтра. Надеюсь, к тому моменту я уже буду знать достаточно.
– Ты уверен, что поступаешь правильно? – Сам Ромм в этом уверен не был.
– Да-да. Уходите, прошу вас.
– Первый раз в жизни меня выставляет вон какой-то мастер рун. – Браун покачал головой. – Хорошо, здесь нет ни одного из моих подчиненных.
Ромм очень не хотел оставлять друга одного, но тот проявил невиданную доселе настойчивость. Он чуть ли не силком вытолкнул их за двери и закрылся на замок. Проделав это, Франц облегченно перевел дух. Как бы то ни было, а тайну герцога он сохранит во что бы то ни стало.
Франц вернулся в комнату, сел на табурет и замер в ожидании. Минуты тянулись медленно. Они текли, словно плавящийся воск. От безделья мастер стал рассматривать единственную достойную внимания вещь в этой комнате – гроб. Он был очень дорогой, богато украшенный золотом и красными лентами. На его крышке был выгравирован герб дома Вессвильских. Мастер глядел на всю эту роскошь и критически качал головой.
Люди склонны обставлять проводы в последний путь со всевозможной роскошью, как будто покойнику не все равно. Конечно, это был особый случай, но все же к чему эта пышность? Франц знал, что некоторые люди отказывают себе во всем, откладывают на черный день, чтобы у них были достойные похороны. Неужели они и в самом деле считают, что почувствуют разницу от того, парой или четверкой лошадей будет запряжен их похоронный картеж? По его мнению, это было глупо. Бессмысленно подчинять свою жизнь предстоящей смерти, проживать последние дни так, словно ты вечен, и в то же время отказывать близким людям в средствах, дабы ручки на гробу были золотыми, а не медными, а склеп на западной стороне холма.
Похороны Раэн были обставлены очень скромно, она сама так захотела. Франц плохо помнил тот день. Он был вне себя от горя и сначала скитался по их дому, а потом по кладбищу. Когда насыпали холм, он едва не остался там ночевать, но кто-то увел его оттуда. Франц смутно помнил руку, осторожно взявшую его под локоть, и слова утешения – что-то разумное, возвращающее к жизни. На смену кладбищенским теням пришла дорога, затем городские стены и, наконец, его дом. Ему дали что-то выпить, уложили в постель, и он уснул под тихую печальную музыку.
Тут мастер рун удивленно вздохнул.
Он неожиданно понял, кому принадлежала эта рука: рядом с ним был не кто иной, как Римус. А ведь тогда они еще враждовали… Священник страдал не меньше его, но все же нашел силы помочь, ведь перед ним был не бывший соперник, а человек, сломленный горем. Римус простил его. Священник привел Франца домой и стал играть на флейте, которую всегда носил с собой. Раньше Франц считал, что музыка ему приснилась, но теперь-то он знал, что это не так. Все же удивительный человек этот Римус – при их последней встрече он ни словом не обмолвился об оказанной помощи. Предпочитал не ворошить прошлое. Жаль, что Франц вспомнил об этом только теперь, уже после отъезда из Таурина…
Когда часы на городской ратуше отзвонили полночь, страшные подозрения мастера подтвердились. Герцог открыл глаза и, ухватившись за края своего ложа, медленно сел. Франц кашлянул, привлекая к себе внимание. Герцог стремительно повернул голову и, увидев его, удивленно вскинул брови:
– Кто вы?
– Вы меня не знаете. Мое имя Франц. Я – мастер рун и в Ауроке проездом.
– И что все это значит?
– Как вы себя чувствуете, Николас?
– А как я себя должен чувствовать? Где мы? – Герцог, похоже, плохо понимал, что происходит.
– Мы в святилище святого Нормана.
– А почему я лежу в гробу?
– Потому что вы, – Франц перевел дух, – умерли. Священники молились за вашу душу, и по местным обычаям ваше тело весь день пробыло в церкви.
– Вы в своем уме?
– Вполне.
– А я в этом не уверен… – Взгляд старика стал испуганным. – Вы определенно сошли с ума.
– Николас, мне тяжело говорить вам это, но будет лучше, если вы сразу узнаете правду.
– Никто не может сказать, что Николас Вессвильский чего-то боится. – Он гордо вскинул голову.
– Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но есть вещи, которые могут испугать самого смелого человека. Герцог, вы стали вампиром. Сегодня утром Кристофф засвидетельствовал вашу смерть, а уже в полночь вы очнулись. Вы не верите мне, но ваша кожа холодна как лед, а сердце не бьется. Теперь вы на стороне мрака.
– Конечно, я не верю. Что за глупые шутки! – Николас лихорадочно сбросил наземь покрывало.
Он попытался выбраться из гроба, но это было не так-то легко сделать. Он никак не мог перебросить ногу через его высокий борт. Франц протянул руку, чтобы помочь ему, но герцог оттолкнул ее со словами:
– Нет! Не приближайтесь ко мне!
– Куда это вы собрались?
– К себе. Я хочу видеть нормальных людей, а не сумасшедших.
– А говорили, что ничего не боитесь… – покачал головой Франц.
Он снял куртку и закатал оба рукава рубашки. В последнее время ему часто приходилось это проделывать.
– Вам придется поверить мне. Я не могу лгать. Так как я мастер рун с многолетним опытом, то любая ложь вывернет меня наизнанку, стоит ей только сорваться с губ. Вот, возьмите зеркало.
Герцог, словно завороженный, не сводил взгляда с его татуировок. Переплетение узлов, невероятных фигур, образов притягивало его. Он нерешительно взял маленькое карманное зеркальце. Старик поднес стекло поближе к лицу, но, едва взглянув, выронил в испуге. Зеркало зазвенело, ударившись о твердый каменный пол храма, и разлетелось на мелкие куски.
– Нет, это невозможно… – пробормотал он. – Мне это только показалось.
– И как вам ваше отражение, герцог? Эх, если бы вы могли увидеть себя в нем, – Франц кивнул на осколки, – то вам бы определенно не понравился цвет глаз. Яд глубоко проник в вашу кровь, породив необратимые изменения. И они стали красными. Со стороны, признаюсь, это выглядит жутко.
Герцог наклонился и, подобрав один из осколков, решительно полоснул им себя по ладони. Он напряженно всматривался в порез, но кровь так и не пошла.
