— Ну…
— Понятно. — Женщина обернулась к девушке, отдавая короткие приказы: — Сестра, покормите её. Потом дайте отвар, пусть спит. Завтра, если захочет, пусть встаёт. Когда закончите здесь, идите вниз.
— Да, Матушка.
Дверь снова закрылась, девушка протёрла лицо Геби влажной тканью, потом принесла тарелку вкусной каши. Геби ела из тарелки, которую держала перед ней сестра и слушала неторопливый рассказ девушки…
Праматерь была богиней-покровительницей целительства. И женщин. Имя богини было забыто, потому что издавна все называли её именно Праматерь. От девичества и до самой смерти женщины Леверквинна ходили в её храмы, прося у своей покровительницы помощи в удачном замужестве, в зачатии и родах, потом просили счастья своим дочерям и их дочерям, и дочерям их дочерей… Но любимейшими дочерьми богини были Сёстры. Это был Орден, в который вступали многие, но только избранные могли в нём остаться, ибо только Избранные Праматерью могли Исцелять. Собственно, все храмы Ордена были не столько культовыми сооружениями, сколько больницами и лазаретами. Сёстры обязательно присутствовали в обозах армии, где лечили раненых. На всех фургонах и полевых палатках Ордена была изображена красным стилизованная женская фигура, раскрывающая объятья, как и та, что Геби уже видела на шее Матушки.
Матушка, по разумению Геби, занимала здесь должность настоятельницы монастыря. Но храм Праматери не был монастырём. Все те девушки, которые жили при храме, могли беспрепятственно покидать его территорию, могли выйти замуж… Но, если Матушка видела, что девушка Избранна, то даже после замужества она была обязана регулярно приходить в храм, что бы её целительские способности — Благословение Праматери — не пропадали зря.
Назавтра, как и было обещано Матушкой, Геби смогла встать с кровати. После завтрака Сестра Телма, та самая молодая девушка, примотала ей больную руку к телу, после чего Геби послушно выпила отвар из трав (с профессиональным интересом поинтересовавшись составом, назначением и прочими маленькими хитростями) и в сопровождении Сестры Телмы вышла во двор. Ей не терпелось убедиться, что с Графушкой всё в порядке.
Сидевший возле конюшни мужчина при виде Геби встал и поприветствал её. Из вежливости Геби ответила.
— Как ся чувствуете, сударыня?
— Спасибо, плохо, — растерянно ответила Геби, поглаживая больную руку. — Простите, а мы знакомы? Я вас знаю?
— Не-ет, вряд ли. Эт мы вас сюды и привезли, ага. Мы вас в яме нашли, что для троллей выкопывают! И конячку вашу, ага… Ох, и хлопотное ж дельце было его оттедова вытягать, пришлося ступеньки в яме выкопывать! Эт ишшо ваше счастье, что тама кольев не натыкали, поленилися, видать! А как мы вас увидали, думали, всё значицца, померла девка. Ну, всё одно спустились. Конячка нам приглянулась, ага. Ан, застонали вы, а конячка замер, только башкой туды-суды мотает, а ногами ни-ни, чтоб значицца, вас не прибить. И не знаю, уж скоко вы в той яме просидели… Вона, прошу, заходите, тута ваша конячка стоит, ага. Эт, кстати, он нас и позвал.
— Как позвал? — удивилась Геби, проходя в конюшню.
— Да как конячка может позвать? И-и-го-гоо! — мужчина попытался изобразить ржание, Геби засмеялась. И тут же увидела хитрую, но очень исцарапанную морду Графа, выглядывающую из денника.
Вскоре Геби стала своей среди Сестёр. Многое она уже умела и раньше, а из общения с Сёстрами почерпнула что-то новое. Матушка разрешила ей помогать Сёстрам, и Геби с утра до вечера ходила по лазарету. Много с одной рукой, конечно же, не напомогаешь, но принести-подать она была в состоянии.
Весна ворвалась в мир неожиданно, как вражеское войско в город. За одну ночь расцвели деревья вокруг храма, пробилась изумрудная трава, мелкие жёлтые цветочки усыпали склоны и лужайки. И вместе с этим пробуждением природы, в душе Геби проснулось и чувство потери.
Трис…
Когда она думала, что всё забыто, что воспоминания умерли — а вот они, тут, как тут! И всё, прощай покой и сон.
А может, она сглупила, что удрала из дома леди Элессенты? Ну, пусть женой его и не стала бы… зато она видела бы его хоть каждый день…
Ну да, и смотрела бы, как Лориана его обнимает и целует?! Нет уж, не нужно ей такого счастья!
Пусть всё будет так, как есть.
И оно шло так, как есть. Через месяц глиняный лубок отмочили в лохани с водой, осторожно сняли и рука, освободившаяся от глиняного плена, стала слушаться. Вот это счастье! Сёстры, Матушка и пациенты храмовой лечебницы называли её уже "Сестра Геби", что-то она делала под присмотром старших Сестёр, а что-то доверяли ей самой.
Там же, впервые в жизни, Геби помогала принимать роды: в отличие от Катлины, запрещавшей ей даже думать об этом до тех пор, пока Геби сама не выйдет замуж, Матушка такими предрассудками не страдала.
Вот только рассказывать Матушке все подробности своей жизни Геби уже не торопилась, ссылаясь на потерю памяти. Учитывая её травму, такая причина была вполне логичным объяснением. Матушка пыталась поначалу выведать, откуда Геби родом, где её семья, как она попала в лес на таком хорошем коне, откуда в её сумке вещи, сделанные эльфами, но Геби отнекивалась фразами, вроде "вот тут помню, а вот тут не помню", тихо удивляясь самой себе — как это она врёт напропалую и даже не краснеет? помню" на таком хорошем коне, но Геби отнекивалась " пыталась поначалу выведать, откуда Геби родом, где е
Матушка же, в свою очередь, не собиралась так легко сдаваться. В рацион Геби вошла настойка каких-то трав, которая должна была вернуть память и "помочь бедной девочке вспомнить всё". На самом деле, Матушка перестраховывалась: шпионы могли проникнуть куда угодно, причём под самым наивным и не вызывающим подозрения видом. Геби покорно пила тёрпкую настойку, (а попробуй не выпить, если стакан Матушка наливает тебе собственноручно!) и шла в свою келью… чтоб до утра промучиться воспоминаниями. Что и говорить, Матушка своё дело знала! Настойка обостряла самые болезненные углы памяти, как раз те, которые Геби с радостью бы позабыла.
…его глаза…
…его робкие, пахнущие прохладой губы… запах его пепельных волос…
"Menge nessea ormynn!"… "Я люблю тебя!". Геби повторяла эти слова про себя, да вот только сказать их было уже некому. Потом разница между былым и небывалым стиралась, и Геби не могла разобрать: то, что промелькнуло только что у неё в памяти, было оно, не было ли? Да, она до сих пор невинна, но почему же она так ясно видит то, чего никогда не было? А может, ей это только представляется и всему виной просто разыгравшееся воображение плюс матушкина настойка?
