Хельги решил, что понял намек, содержавшийся в приглашении конунга шведов, и потому сказал, усмехнувшись, своему главному кормчему:
— Правы те, кто зовет Адильса скупердяем! Сдается мне, что тех, кто останется стеречь корабли, ждет обед посытнее, чем тех, кто поедет в гости.
Кормчий нахмурился:
— А ежели он затевает предательство…
Но Хельги только презрительно фыркнул в ответ:
— Не думаю, чтобы его стоило бояться. Не забудь, мы знаем, что при нем нет его прославленных воинов. Так что Адильс не станет рисковать головой.
С этими словами Хельги повернулся и, дрожа от нетерпения, скомандовал:
— Сходи на берег!
Затем он и его кормчие сели на привезенных с собой лошадей. Вместе с всадниками выступила еще сотня пеших бойцов. Славное зрелище представлял собой этот отряд, двигаясь вдоль плавнотекущих вод реки Фюрис. Они шли по ее высокому, лесистому западному берегу, а на другом — равнинном, простирались богатые нивы. Сизая кольчуга, позолоченный шлем, алый плащ — гордо скакал Хельги во главе своего отряда. За ним, тоже верхом, двигался молодой воин с его знаменем в руках — ворон Одина, предка Скьёльдунгов, на кроваво-красном поле. За всадниками, точно морская зыбь, покачивались, сверкая на солнце, копья пешей рати.
В ту ночь, хоть они и встали на постой в доме богатого хуторянина, Хельги спал мало. Он поднял свой отряд на утренней заре и повел его так быстро, что уже на вечерней они прибыли в Упсалу.
Когда датчане свернули с прибрежной дороги, то сперва увидели окружавший город частокол, который чернел на фоне закатного неба. Королевская стража, гремя доспехами, трубя в рога-луры, вышла из городских ворот им навстречу: в лучах закатного солнца круглые щиты стражников блестели, как луны. За воротами открывался большой, широко раскинувшийся город; по улицам спешили горожане, которые жили в деревянных, по большей части двухэтажных, добротных домах. В эти часы мрак уже начал затоплять узкие улицы, размывая очертания сновавших по ним людей. На улицах было полно свиней — священных животных Фрейра, прародителя Инглингов: они вовсю хрюкали, рылись в грязи, то и дело задевая прохожих щетинистыми боками.
В стороне от города, на холме вздымался самый большой храм в Северных Землях. Он был выстроен подобно другим таким же капищам: кровли громоздились одна на другую, точно хотели улететь в небо. И все эти фронтоны и коньки, украшенные драконьими головами, которые смотрели на окружавшую храм рощу, были не высмолены и не выкрашены, а вызолочены чистым золотом. Внутри храма стояли огромные, богато убранные деревянные идолы двенадцати высших богов: Один с копьем; Тор с молотом; Фрейр с огромным фаллосом, скачущий верхом на вепре; Бальдр, которого Хель забрала к себе, чтобы сделать правителем в царстве мертвых; Тюр, правую руку которого отгрыз волк Фенрис; морской бог Эгир, чья жена Ран ловит своими сетями корабли; Хеймдаль, держащий рог Гьяллар, в который ему предстоит протрубить перед концом мира; и другие, о которых меньше говорится в преданьях. Храм был так велик, что по праздникам вмещал в себя людей чуть ли не со всей округи. Тогда старейшины приносили в жертву богам коней, собирали их кровь в сосуды и кропили с помощью ивовых ветвей народ этой кровью; в огромных котлах варили мясо жертвенных животных, оделяя им всех участников жертвоприношения. Потом женщины убирали храм, чистили его, мыли идолов водой из священного источника.
Но в роще, окружавшей храм, все время висели воронью на потребу пронзенные тела людей и животных. В этой-то роще и имел обыкновение уединяться конунг Адильс для своих жертвоприношений и волхований.
— Здорово выглядит! — сказал Хельги, указав на храм, его знаменосец.
— Надеюсь, нам придется иметь дело с людьми чаще, чем с богами, — хмуро ответил Хельги.
Обширная усадьба Адильса, огороженная высоким частоколом, была выстроена в самой середине города. Отряд датчан загремел по плитам широкого двора, окруженного множеством нарядных построек. Хельги нахмурился, увидев королевские палаты.
— Невесело, должно быть, живется тут Ирсе, — только и пробормотал он.
Из полумрака навстречу высыпали слуги. Конюх принял коня под уздцы. Хельги спешился и шагнул к распахнутым дверям, зиявшим, точно вход в пещеру. Шагнул и тотчас замер, и уже больше не видел ничего, кроме фигуры в белом, выступившей ему навстречу.
— Здравствуй, конунг Хельги, — сказала женщина и добавила дрогнувшим голосом: — Здравствуй, родич.
— О, Ирса, — он схватил ее за руки. В синем сумраке едва угадывалось ее лицо, только глаза блестели небесной голубизной. Над головой Ирсы разгоралась вечерняя звезда.
Начальник стражи сказал:
— Государь ждет тебя.
— Что ж, пойдем, — промолвила Ирса и пошла вперед, показывая дорогу.
Хельги последовал за ней, расправив плечи.
Адильс сидел, кутаясь в меха, на своем высоком троне. Золото, точно вспыхивающие во мраке языки пламени, сияло у него на лбу и на груди, на пальцах и на запястьях. Быть может, мрак казался еще плотней от того, что по палате стлался серый и удушливый дым.
— Добро пожаловать, мой друг, конунг Хельги. — Конунг шведов пробормотал эти слова так тихо, что его голос был едва слышен сквозь треск дров. — Я рад, что ты посетил меня.
Хельги пришлось пожать пухлую ладонь Адильса. Адильс говорил и вел себя так, чтобы Скъёльдунг не почувствовал своего превосходства. Наконец Ирса перебила мужа:
— Позволь мне усадить нашего гостя, чтобы вы перед трапезой выпили в честь друг друга.
Ирса отвела гостя на скамью напротив хозяина палаты и в течение всего вечера подносила Хельги рога с пивом и медом. В эти минуты их пальцы соприкасались, и тогда он ловил ее взгляд, а его губы трогала смутная улыбка, странная на суровом лице знаменитого воина.
Хельги и Адильс скупо поведали друг другу о том, что нового в их владеньях. Но дружинники — и датчане, и шведы — вели себя более непринужденно. Появился скальд и запел свои висы. Среди них была одна, в которой певец восславил Хельги, и датский конунг наградил его полновесным золотым запястьем. Повернувшись к Ирсе, которая сидела подле мужа, Хельги, казалось, спрашивал ее взглядом, мол, не ты ли надоумила скальда?
Прошла неделя. Адильс потчевал гостей, показывал им свою столицу, сопровождал со своими охотниками на травлях, беседовал о торговле и рыбных промыслах и ни словом не обмолвился о том, для чего, как он знал, Хельги на самом деле приехал к нему. Не заговаривал об этом и датский конунг. Он скрывал свои чувства и терпеливо ловил случай увидеться с Ирсой наедине.
