— Огляделся, — не спрашивает, а констатирует держащий его за волосы. — Тогда приступим.
— Стоп, — говорит "серый", сующий под нос Стигу пузырёк, — второй не готов.
— Доктор, — позвал пространство Пятый.
И тут же, как из стены или из-под пола, возник врач в белом халате, сделал Стигу укол и исчез.
Гаор увидел, как медленно с натугой приподнялись веки Стига. Огонь великий, что делать?! Крикнуть: "Вали на меня! Мне всё равно конец!" И тут же понял, что это бессмысленно, что их все равно убьют, обоих, что Стиг уже умирает.
— Знаешь его?
Кого это спрашивают? Но острая боль пронзает тело, не давая отмолчаться. И он кричит, что да, возил, и слышит свой крик и крик Стига, что… Стиг просто кричит, без слов, и замолкает, потеряв сознание. Снова появляется врач, а его спрашивают.
— Кого с ним видел?
— Я… никого… не… видел…
Врач отходит, и Гаор видит потускневшие, как присыпанные пеплом, глаза Стига на неузнаваемом распухшем окровавленном лице. И понимает: Стиг уже за смертной чертой, и… и вдруг эти глаза становятся ясными, прежними внимательными и всё понимающими глазами его друга.
— Знаешь его?
И неожиданный ответ Стига:
— Я без очков никого не узнаю.
— Отлично, доктор, — кивает Пятый.
— Это новое средство, — скромно говорит врач. — Эффект сильный, но кратковременный, долго он не выдержит. Сердце на пределе.
— А долго и не надо, — говорит Венн. — Вы позволите? — вежливо поворачивается он к Пятому.
— Разумеется, — кивает тот, с интересом глядя на Венна.
— Один вопрос, — строго говорит доктор.
Венн кивает и спрашивает.
— Кто вам передал списки агентов?
О рабе все будто, а может, и на самом деле, забыли. Гаор перевёл дыхание и приготовился. Сейчас Стиг назовёт его, и они уйдут к Огню вместе. Ну…
— Я его не видел, — тихо, но твёрдо отвечает Стиг.
— Как это? — спокойно, даже благожелательно интересуется Венн.
— Я… — Стиг вскрикивает и обмякает, повисая на ремнях.
Не дожидаясь команды, врач делает ещё укол.
— Это последний, больше нельзя.
— Понятно, — нетерпеливо машет рукой Венн. — Ну же, Адвокат, кто это?
— Их… подсунули… под… дверь… — тихий, но ясно различимый шёпот.
— Опять?! — гневно вмешивается Пятый. — Там порог, подсунуть невозможно. Прекратите враньё, идиот вы этакий. Зачем вам лишняя боль? Назовите его и отправляйтесь к Огню. Больше вы нам не нужны.
— Ток! — жёстко командует Венн.
Стиг кричит, его крик бьётся о стены и потолок, и, чтобы не слышать, Гаор тоже начинает кричать, но тут же издалека звучит брошенное вскользь: "Заткните дикаря", — и ловким ударом по горлу над ошейником ему парализуют связки.
Крик обрывается внезапно, и врач, наклонившись над телом Стига, что-то с ним делает и говорит:
— Всё.
Пятый задумчиво кивнул:
— Что ж, придётся принять за окончательную версию.
— А его секретарша? — озабоченно спрашивает Венн.
— На второй фазе кончилась, — отвечает Пятый, — но ничего не дала.
— А почерк? — интересуется Фрегор.
— Почерк его.
— Переписал, — понимающе кивает Фрегор.
— Скорее всего, — Пятый, недовольно хмурясь, смотрит, как с трупа снимают электроды. — А теперь… только двойной разрыв.
Венн незаметно перевёл дыхание. Двойной разрыв — прекращение дела без возобновления. Уму непостижимо, как всё удачно обернулось. Прямо на заказ так не получится. Надо будет сходить в Храм, оплатить благодарственную службу Огню. Но что там ещё говорит Пятый?
— Вы остались без клиентуры, — участливо обращается он к Фрегору. — Отдохните недельку, пока не зачистим концы. Съездите куда-нибудь, смените обстановку.
— Благодарю, — щёлкает каблуками Фрегор, — не премину воспользоваться советом.
— Своего раба можете забрать. Признаться, такая преданность в наше время редкость, даже, — Пятый улыбается, — завидно и хочется откупить.
Фрегор, будто только сейчас вспомнив о своем шофёре-телохранителе, посмотрел на всё ещё привязанное к станку обнаженное тело. Увидел устремлённые в потолок глаза, залитое слезами лицо и распахнутый в беззвучном крике рот.
— Да, я отдал за него шестнадцать тысяч, — как-то машинально, будто думая о другом, сказал Фрегор.
— Шестнадцать тысяч, — Пятый изобразил уважительное удивление, — большие деньги. Но раб-телохранитель всегда был дорог. И больше вы его никак не используете?
— Он ещё шофёр. Остальное, — Фрегор облизнул губы, — мне пока от него не нужно.
— Пока, — кивнул Пятый. — Сейчас ему нужно отлежаться, неделю вы на отдыхе, не хотите оставить его на неделю у нас? — и улыбнулся. — Для повышения квалификации.
Фрегор удивлённо посмотрел на Пятого.
— У вас? В… пресс-камере?
Пятый кивнул, испытующе глядя на Фрегора.
— Да, — согласился Фрегор. — Конечно, благодарю вас. Вы отправите его туда прямо сейчас?
— А чего валандаться? — подчёркнуто просторечным говором ответил Пятый и рассмеялся. — А там его и подлечат, и подучат, и среди своих будет. Только вы ему сами об этом скажите. Он же предан вам, — и новая улыбка, — до самопожертвования.
— Да-да, конечно.
Фрегор подошёл к станку и наклонился над лицом раба.
— Рыжий! — требовательно позвал он.
И когда с заметным усилием зрачки лежавшего остановились на его лице, заговорил приказным тоном.
— Сейчас тебя отправят в пресс-камеру. Такова моя воля, ты должен выполнять все приказы. Но помни, я твой хозяин. Мне это нужно. Ты понял?
Слова Фрегора доходили до Гаора глухо, как через стену. Он всё ещё кричал и не мог понять, почему не слышит своего крика. А сейчас он всё услышал, но не понял и, шевельнув губами в беззвучном ответе: "Да, хозяин", потерял сознание. И последних озабоченных слов Фрегора, напомнившего свою просьбу не портить рабу кожу и вообще, чтобы он потом мог работать, Гаор не слышал.
— Увозите, — махнул рукой Пятый.
Когда оба неподвижных, привязанных к пыточным станкам тела вывезли из камеры для отправки по дальнейшим маршрутам — одного в крематорий, а другого в пресс-камеру, Пятый вежливо предложил Фрегору проследовать к выходу. Венна он будто не замечал, и тот молча пошел за ними.
Итак… Адвокат мёртв. Рыжий жив, но… но пресс-камера — весьма серьёзное испытание. Убить его там не убьют, Пятый слишком явно показал свою заинтересованность в жизни Рыжего, но любви у Рыжего к хозяину от этого не прибавится, вернее, она сильно убавится. Ага, так ведь это Пятому и нужно! Хорошо сделано, чисто! Отправки в пресс-камеру раб хозяину не простит, преданность станет теперь весьма условна, а значит, его можно будет использовать против хозяина. Неужели Фрегор этого не понимает? Или он так уверен в Рыжем? Или… ему всё равно?
