Однако, несмотря на веселых гостей и их прекрасные одежды, чувствовалось, что дом не столь роскошен, как казалось на первый взгляд. Из-за малого количества свечей в зале царил полумрак, а аккомпанировали танцующим только скрипка и дудочка.
«Наверное, это та самая музыка, о которой говорили Альфред и Джеффри, — подумал Стивен. — Странно, почему я не слышал ее раньше? А ведь Альфред и Джеффри были правы — музыка и впрямь очень печальная».
Стивен подошел к окну и посмотрел на темный глухой лес под сияющими звездами.
«Вот и лес, о котором рассказывал Роберт. Как зловеще он выглядит! А это, вероятно, колокольный звон?»
— Да, вы правы, это именно он, — сказала дама, стоявшая рядом со Стивеном. На ней было платье цвета грозы, полумрака и ливня, а ожерелье было сделано из сожалений и разбитых надежд. Стивен удивился ответу дамы — он был уверен, что вслух своего вопроса не задавал.
— Это и впрямь колокол, — продолжила дама. — Колокол бьет на высокой башне.
Дама улыбнулась и посмотрела на Стивена с таким открытым восхищением, что он счел необходимым сказать несколько вежливых слов.
— Какое изящное собрание, мадам. Не припомню, когда мне в последний раз доводилось видеть в одном месте столько красивых лиц и благородных фигур. И каждый из гостей пребывает в самом расцвете юности! Должен признаться, я удивлен, что в зале совсем нет людей пожилых. Где отцы и матери, дяди и тети этих прекрасных дам и господ?
— Странное замечание! — рассмеялась дама. — Зачем хозяину «Утраченной надежды» приглашать на бал старых и уродливых? Кому интересно на них смотреть? Впрочем, мы не столь юны, как кажемся. На месте Англии были непроходимые леса и голые пустоши, когда мы в последний раз видели наших матерей и отцов. Ах, постойте! Смотрите! Вот и леди Поул!
Между танцорами Стивен заметил леди Поул. На ней было голубое бархатное платье, а вел ее джентльмен с волосами, словно пух на отцветшем чертополохе.
И тут дама в платье цвета грозы, полумрака и ливня пригласила Стивена на танец.
— С радостью, — ответил он.
Когда прочие дамы увидели, как хорошо Стивен танцует, каждая захотела составить ему пару. После дамы в платье цвета грозы, полумрака и ливня Стивен танцевал с юной лысой особой, на голове у которой шевелился парик из сияющих жуков. Третья партнерша обиженно вскрикнула, когда рука Стивена коснулась ее платья, заявив, что он мешает платью петь. Стивен опустил глаза и обнаружил, что платье ее и впрямь состоит из крошечных ртов — рты раскрывались, и оттуда доносился пронзительно-жуткий напев.
Хотя партнеры менялись, как правило, после двух танцев, Стивен заметил, что джентльмен с волосами, словно пух от чертополоха, весь вечер протанцевал с леди Поул и разговаривал только с ней. Однако джентльмен не забывал и о Стивене. Когда бы дворецкому ни доводилось поймать его взгляд, джентльмен улыбался, кланялся и всячески давал понять, что среди прочих удовольствий этого вечера больше всего его радует именно присутствие Стивена Блека.
17
Необъяснимое появление двадцати пяти гиней
Январь 1808
Лучшая бакалейная лавка в городе находилась на Сент-Джеймс-стрит, и владел ею мистер Бренди. Дед сэра Уолтера Поула, сэр Уильям Поул решительно отказывался покупать кофе, — шоколад или чай в других местах, заявляя, что по сравнению с хорошо обжаренным турецким кофе мистера Бренди все прочие на вкус напоминают муку. Впрочем, доброе расположение сэра Уильяма оказалось не таким уж благом. Щедрый на похвалу, неизменно любезный и не кичливый старый лорд редко оплачивал счета; после его смерти выяснилось, что сэр Уильям задолжал мистеру Бренди громадную сумму. Хозяин — вспыльчивый, остролицый старичок — не мог сдержать гнева. Он умер вскоре после старого Поула, и многие сочли, что хозяин лавки отправился на тот свет, чтобы отыскать своего знатного должника.
После его смерти дело перешло в руки вдовы. Хозяин бакалейной лавки женился поздно, и читателя вряд ли удивит, что жена его не была счастлива в браке. Она поняла, что для мужа созерцание гиней и шиллингов Милей ее общества, хотя это более чем странно, потому что красотой миссис Бренди нельзя было не любоваться. Мягкие каштановые локоны, яркие синие глаза и нежное лицо — хозяйка была само очарование и любезность. Казалось бы, старик, единственной привлекательной чертой которого было богатство, должен беречь молодую красавицу-жену как зеницу ока и угождать ей во всем. Но нет, мистер Бренди даже не озаботился покупкой собственного дома, хотя денег у него хватало. Хозяин лавки страшился расстаться с каждым шестипенсовиком, поэтому все двенадцать лет замужества миссис Бренди прожила в комнатенке над лавкой на Сент-Джеймс-стрит. Комната эта служила ей гостиной, спальней, столовой и кухней. Впрочем, не прошло и трех недель после смерти мужа, как она приобрела дом в Ислингтоне и наняла трех служанок: Сьюки, Дафни и Дельфину.
Кроме того, миссис Бренди наняла двух приказчиков. Джон Апчерч оказался человеком надежным, неленивым и умелым. Поведение рыжеволосого нервного Тоби Смита часто удивляло миссис Бренди. Иногда он выглядел молчаливым и несчастным, а порой поражал приветливостью и неожиданной открытостью. В любом торговом деле случаются недостачи. Когда миссис Бренди принималась расспрашивать Тоби о причинах несовпадений в цифрах, тот держался так зажато и скованно, что хозяйка заподозрила его в воровстве. Однажды январским вечером подозрения миссис Бренди получили новый, весьма неожиданный толчок. Она сидела в комнате над магазином, когда в дверь постучали. Тоби Смит мялся в дверях, стараясь не встречаться с хозяйкой взглядом.
— Что случилось, Тоби?
— Если позволите, мэм, — Тоби старательно отводил глаза, — деньги не сходятся. Мы с Джоном считали и так, и этак, дюжину раз проверили… все зря.
Миссис Бренди издала недовольный возглас и спросила, на сколько не сходится итог.
— На двадцать пять гиней, мам.
— Двадцать пять гиней! — ужаснулась миссис Бренди. — Двадцать пять гиней! Нет, вы, должно быть, ошибаетесь. У нас в лавке и денег-то столько нет! — Затем ей в голову пришла новая мысль. — Наверное, нас ограбили!
— Нет, мэм, — отвечал Тоби. — Вы меня не так поняли. Я не говорил, что у нас не хватает двадцати пяти гиней. У нас на двадцать пять гиней больше!
Миссис Бренди молча уставилась на него.
— Сами увидите, — сказал Тоби, — если изволите сойти вниз, — и с озабоченным выражением на лице он открыл перед хозяйкой дверь.
Миссис Бренди устремилась в лавку, а Тоби последовал за ней.
Стоял безлунный вечер, на часах было около девяти. Джон закрыл ставни и потушил лампы. В лавке должен был царить непроглядный мрак, как в чайнице, однако комнату освещал мягкий золотой свет, исходящий от стопки золотых монет на прилавке.
Миссис Бренди подняла одну и внимательно осмотрела. Ей показалось, что она держит в руках нежный желтый огонек. Свет оказывал странное воздействие на стоящих рядом людей. Миссис Бренди, Джон и Том ощущали себя не в своей тарелке: в лице хозяйки появилось что-то высокомерное и заносчивое, в чертах Тома проступили коварство и хитрость, а Джон и вовсе показался бы стороннему наблюдателю человеком свирепым и диким. Не стоит упоминать, что эти черты никогда не были свойственны их характеру. Однако еще чуднее были изменения, которые произошли с полками из красного дерева. Еще совсем недавно позолоченные буквы на них обозначали названия пряностей, теперь же «Мята (лимонная)» превратилась в «Маета (любовная)», «Мускатный орех» — в «Непрощенный грех», «Горчичное семя» — в «Горькое бремя», «Молотый кардамон» — в «Молодости неугомон», «Зерна перца» — в «Разбитое сердце». Никто однако этих изменений не замечал — и хорошо, не то хозяйка очень огорчилась бы: что делать с новыми товарами, кому такое продашь?
— Итак, — наконец промолвила миссис Бренди, — откуда-то эти деньги взялись. Может быть, кто-нибудь заплатил долг?
Джон покачал головой. Тоби повторил движение товарища.
— У нас и должников-то таких нет, — добавил он, — ну, за исключением герцогини Уоксоп, но, откровенно говоря, мэм, сомневаюсь я, чтобы герцогиня…
— Да-да, Тоби, понимаю, — перебила хозяйка. Несколько мгновений она размышляла. — Возможно, какой-нибудь джентльмен вытирал лицо носовым платком, а деньги возьми да выпади на пол из кармана.
— Мы нашли их не на полу, — сказал Джон. — Деньги лежали в кассе вместе с остальной выручкой.
— Не знаю, что и подумать, — покачала головой миссис Бренди. — Сегодня кто-нибудь расплачивался гинеями?
Джон и Тоби заверили хозяйку, что никто в тот день гинеями не расплачивался, иначе они непременно запомнили бы хотя бы одного из двадцати пяти покупателей.
— А какие они яркие, мэм, — заметил Джон, — все как одна, ни грязи, пятнышка.
