Прожигая меня взглядами, далёкими от дружелюбных, злющие, как сто чертей гоблины, пытались установить назад зимники, которые я для себя обозначил, как «юрты». Демон его знает, чем юрта отличается от чума, или той же «иглы», но смотрел на это зрелище с интересом.
Коротышки ставили жерди, натягивали на них жутко воняющие шкуры, обкладывая по периметру камнями, а потом засыпали снегом так, что получался большой сугроб, с остроконечным колпаком. Попрыгав на импровизированной снежной горке, они унылой ватагой тащились к очередной «аварии».
Двое гоблинов недалеко от нас пытались перевернуть огромный котёл, в котором можно было смело варить буйвола, забавно поднатужившись, но выходило у них так себе, если сказать мягко. Особенно после того, как у одного из гоблинов соскользнули замерзшие пальцы, которыми он вцепился в пищевой инвентарь. Коротышка едва успел отскочить, чтобы не придавить ноги.
Крик его товарища далеко разнёсся над станом, заставив меня дёрнуться в испуге. Шарахнулся даже Страж, до этого спокойно подчищающий остатки гоблинского варева, будто обыкновенная дворняга. С подозрением покосившись на музыкального гоблина, он счёл лучшим отойти, от греха подальше. Вдруг это заразно.
У меня перед глазами, почему-то всплыла плачущая Монсерат Кабалье. Такое драматическое сопрано, как выдал этот бедолага, ей не снилось даже в её лучшие годы.
Орих, глядя на это броуновское движение, поднял глаза к небу. Мне кажется, что он просил немножечко сообразительности своему племени.
Учитывая, что я до этого время станов ещё не видел, тем более гоблинских, мне было жутко интересно всё, что касалось быта этой расы. С удивлением прислушавшись к своим ощущениям, понял — я совершенно не чувствую никакой ненависти к этим криволапым недотёпам. И дело было вовсе не в том, что они находились под рукой Тиамат. Просто они были какие-то… другие, что ли. Совсем не похожи на ублюдков, повстречавшихся в первом моём «инстансе».
С чего я вообще прозрел: гоблины, отошедшие от первоначального шока, совсем не боялись Стража. По идее, при виде исходящего Мглой громадного Пса, они должны были как минимум разбежаться, на ходу увеличивая вес в своих подштанниках.
Но — нет.
Коротышки с почтением косились на Стража, а некоторые проходя мимо, даже уважительно кланялись, что пёс благосклонно принимал с величественной, словно у Сфинкса, рожей.
Э, кривоногие, а ничего, что я на нём приехал?
— Смотри не привыкни к почестям, — недовольно бросил я Стражу, обращающим на меня внимания не больше, чем на низко пробегающие облака. — Я с тобой разговариваю, неблагодарное животное. Полюбуйся, — обвёл я руками вокруг, — это всё благодаря тебе, лошадь ты хромоногая. А между прочем, ты до сих пор жрёшь мою «ману». Вкусно?
Да плевать хотел Страж на мой монолог. Мне даже показалось, что в его глазах на миг мелькнуло торжество, а на периферии сознания прозвучало еле уловимое: «Пффф».
«Ладно, мы потом с тобой разберёмся, — мысленно пообещал я. — Дай только выбраться отсюда».
Почему-то я был уверен, что Страж меня понимает, причём наказания за моё вольное обращение к столь могучему существу, не последует. Нельзя ему было. Но вот то, что мстительное животное будет и дальше пакостить по мелочам — я был уверен.
— Ты какого гхырха припёрся? — хмуро поинтересовался подошедший шаман.
— Хм, — растерялся я. — Ну ты же, вроде, сам говорил, мол, приходи в гости. Вот я и пришёл.
— Я говорил: приходи! — огрызнулся Орих беззлобно. — А не прилети как подбитая ворона и сравняй мне весь стан с землёй. Зря она это.
— Кто, зря?
— Богиня зря тебе Стража доверила, — уточнил гоблин. — Я бы тебе даже клячей командовать не дал, — оскалив жёлтые кривые зубы, Орих закряхтел, а я с удивлением понял, что он бессовестно ржёт.
— Слушай, старик, — разозлился я. — Я приехал не для того, чтобы твои шуточки выслушивать, понял?
— Приехал? — ещё больше развеселился гоблин. — Мне показалось, что тебя сюда привезли. Или нет? — хитро прищурился он.
— Лошадь понесла, — сохраняя на лице каменное выражение, я с вызовом посмотрел на шамана. — Необъезженная она ещё. Ту-па-я, — мстительно по слогам произнёс я, косясь на прислушивающегося Стража.
Гоблины в недоумении начали оглядываться на зашедшегося в смехе гоблина, а тот даже не думал останавливаться. Ещё чуть-чуть — он по снегу кататься начнёт. Когда шаман надсадно закашлялся, я позволил себе лёгкую усмешку.
«Смотри, чтобы тебя столбняк не хватил, — пожелал я гоблину. — А то лёгкие сейчас выплюнешь, туберкулёзник старый».
— Ой насмешил, — откашлялся Орих.
— На здоровье, — кивнул я. — Так чего в гости звал-то? Просто посмеяться?
— Ладно, пойдём, — гоблин сплюнул на снег. — Есть разговор к тебе, — не дожидаясь, пока я за ним последую, гоблин засеменил вглубь лагеря.
В последний раз оглянувшись на спокойно лежащего Стража, решил пока его не развеивать. «Маны» ещё много, а если он сожрёт случайно несколько гоблинов, которые сейчас стояли и с благовением смотрели на него, хуже никому не станет, а мне даже настроение поднимет.
Отбросив в сторону край шкуры, шаман зашёл в одну из юрт, ничем не отличавшуюся от соседних. Видимо, прочитав недоумение на моём лице, гоблин поинтересовался:
— Чего застыл?
— Я думал, зимник вождя должен быть как-то попросторнее, покрасивее, — показал я руками, какой, по моему представлению, он обязан быть.
— Вот и внук мой так думал, — мрачно ответил Орих и замолчал.
Перед моими глазами непрошено встала сцена, когда Орих принёс его в жертву в Сердце Хаоса и готовая вырваться фраза застряла в глотке.
— Не выхолаживай дом, — рявкнул Орих. — Или заходи или проваливай.
Ожидая почувствовать такую же вонь, как гуляла по стойбищу, я приятно удивился, когда понял, что в жилище Ориха неприятных запахов не было. Нет, висели под куполом пару каких-то веников, смахивающие на банные, но от них скорее пахло травами, чем смердело. В чуме было даже тепло.
— Зимник вождя должен быть не украшен, — поморщился гоблин, — а потрёпан.
— А это здесь при чём? — последовав примеру Ориха, я присел на шкуру, коими было устлано жилище.
— У нас так заведено издавна, — шаман протянул руку и самодельными щипцами вытащил из крохотного очага маленький уголёк, которым раскурил трубку. Убедившись, что та не собирается тухнуть, он продолжил. — Вождь должен сам себе сделать жилище. И сам должен добыть шкуры для него.
— Хороший обычай, — пожал плечами я.
— Это не обычай, а необходимость, — рассердился шаман. — Если он не умеет охотиться, не умеет прятаться, не умеет ничего делать, то какой он в задницу вождь? Как он племя поведёт за собой?
— Должен быть потёрт, — эти слова зазвучали для меня по-новому. — Выходит, чем старее выглядит жилище, тем авторитетнее гоблин в нём проживает?
— Моему уже больше восьмидесяти лет, — усмехнулся Орих, выпустив клуб сладковатого дыма. — И ещё столько же простоит.
— Я искренне тебе этого желаю.
— А ты мне не желай. Ты себе делай, Первожрец, — почесав впалую щёку, гоблин вдруг сверкнул глазами в темноте. — Или ты думаешь, что я буду твой зимник защищать?
Зимник? Это он о Сердце Хаоса?
— А что его защищать? Крепость стоит, а с наскоку её брать… Ну пусть попробуют, — я постарался, чтобы ответ прозвучал легкомысленно, но сам поневоле напрягся.
Демонов шаман, говорит какими-то загадками… И то, что он говорит, не похоже на обычные нравоучения. Вот что делать? Общаться напрямую, или подождать пока он выговорится, а потом уж скажет, что ему нужно, и что он имел в виду?
— Крепость — не зимник, дратвой не залатаешь, — нравоучительно произнёс Орих. — Держи, — он протянул мне трубку.
— Не курю, — соврал я, даже не шелохнувшись.
Ну не хотелось мне курить странную гадость шаманскую. Кто его знает, торчка этого, может у него там мухоморами сушёными трубка забита? Раз курнёшь, а потом двое суток будешь с птичками здороваться, сосенкам в пояс кланяться и дорогу в Катманду спрашивать.
