Сириус почувствовал, что со стороны Солнца очень любезно не ругать его за то, что он напрасно тратил время раньше, когда мог свободно уходить со двора.
— Если ты думаешь, что Зоаи действительно там… — сказал он. — Но я в этом не уверен. Расскажи мне о белых собаках с красными ушами — о холодных собаках.
— Об этих? — спросил Солнце и мрачно, грозно запылал голубоватым светом, разлившимся из самого сердца. — Я ничего не имею против этих псов, — сказал он. — Ты знаешь, что один из них — твой отец? Но их Хозяин — темная тварь. Он — один из тех, у кого в руках я категорически не хотел бы видеть Зоаи. Слушай, я дам твоей Даффи кое-над чем подумать, если ты пообещаешь мне отправиться на поиски вверх по реке, как только окажешься снаружи.
Сириус вздрогнул. Ему не хотелось говорить о своих подозрениях насчет того, что какая-то темная тварь уже наложила руки на Зоаи. Он еще раз вздрогнул при мысли о миссис Партридж.
— Хорошо. Обещаю.
— Спасибо, — сказал Солнце. — Потерпи день-другой.
Потерпеть! — подумал Сириус. Когда Солнце сказал, что времени мало, времени стало мало. Когда Зоаи, вероятно, был не в тех руках, и он нашел ключ к нему, и потерял его, когда он привязан в этом дворе, когда Кэтлин страдает, как он может терпеть? Ему не хватало прогулок по городу. Он хотел увидеть мисс Смит, мистера Гамбла и других своих кормильцев. Он улегся и подумал о мороженом. Он был ужасно голоден.
— И правда, начинаешь голодать, — сочувственно сказал Рем, — когда привыкаешь ходить на охоту. Я помню, как меня заперли в ванной.
Кошки о чем-то договорились. Сразу после обеда прибежал Ромул и спрыгнул на крышу будки, таща в зубах мышь.
— Вот, — ласково сказал он. — Пусть она немного побегает, прежде чем ты ее съешь. Они от этого вкуснее становятся. Но не следует есть хвост. Он жилистый.
Он прыгнул прочь, оставив Сириуса уставившимся на крохотное перепуганное существо, сжавшееся между его большими круглыми лапами. Он немного двинул правой лапой. Мышь бегала туда-сюда, пища от страха. Сириус ее понюхал. Она пахла не очень съедобно и запищала еще хуже. Он понял, что не может ее съесть. Он не привык к живой и перепуганной еде. Но он не хотел обижать кошек.
— Убегай, глупая, — сказал он мыши. — Я тебя не съем.
Мышь была вне себя от страха и ничего не поняла. Сириус оглядел все стены и крыши, чтобы убедиться, что никого из кошек поблизости нет. Затем он принялся подталкивать мышь в дальний угол своей будки, где она просидела до самого вечера, слишком испуганная, чтобы двигаться. Кэтлин нашла мышь, когда пришла отвязать Сириуса. Она подняла крохотного зверька и осторожно посадила в сарай, где Даффи держала свою глину.
— Сиди тут, а то кошки тебя найдут, — сказала она мыши. Мышь ее тоже не поняла, но больше не появлялась.
— Я съел хвост, — сказал Сириус Ромулу. — Было очень вкусно. Большое спасибо. — Тем вечером он съел только полбанки консервированного собачьего корма и остатки ужина, и так до конца недели. От голода он помрачнел. Но он был рад, что Кэтлин вроде бы выглядела поспокойнее. Насколько он мог сказать, мальчишки больше не осмеливались к ней приставать.
В выходные, к его ужасу, Клайв зашел к Бэзилу, и они опять отправились искать Зоаи. Они пошли вверх по реке и взяли с собой Робина, чтобы он нес сэндвичи. Робин был так горд и польщен, что его взяли с собой, что, когда они вечером пришли домой, он говорил, что и сам будет собирать Ископаемые.
Бэзил и Клайв не нашли Зоаи. Но у них было несколько римских устричных раковин, современная раковина, кусок кремня, похожий на наконечник стрелы, и кость, которую Бэзил считал частью скелета ихтиозавра. Сириус ее понюхал. Она пахла бараниной.
Бэзил дал ему затрещину.
— Убирайся, Крыс! Я на тебя в полицию заявлю.
— Пожалуйста! — сказала Кэтлин. Это у нее было больное место.
— Плохо то, что ты готова поверить чему угодно, — сказал Бэзил.
В выходные случилось что-то странное с горшками, которые стояли у Даффи на окне магазина. Они были выставлены в художественном порядке. Но на той стороне, которая выходила на солнце, глазурь расплавилась и потекла, а глина под ней рассыпалась в пыль. В воскресенье вечером Даффи нашла на окне нечто вроде сот, состоявших из двадцати половинок горшков, склеившихся глазурью. Она принесла их в дом и торжественно взмахнула ими. Она топала с ними по всему дому и злилась. Она злилась на изготовителей глазури. Она тыкала сотами в лица людей и злилась на поставщиков глины. Ей бы хотелось позлиться и на Кэтлин с Сириусом, но они постарались ей не попадаться. Поэтому Даффи пришлось злиться на низкосортную современную продукцию.
— Мне кажется, что ты могла бы с тем же успехом обвинять солнечные лучи, пока они на тебя светят, — заметил мистер Даффильд, спрятавшийся за воскресной газетой.
Сириус открыл пасть и высунул язык в широкой усмешке. Утром в понедельник он спросил Солнце, как тот это сделал.
Солнце лучезарно улыбнулся.
— Нужная концентрация соответствующих частиц. Но теперь ты можешь выходить. Я вижу через окно, что она делает новые горшки. А я организовал несколько дней хорошей погоды, потому что в такие дни к ней приходит множество покупателей. Сегодня она вряд ли будет думать о тебе.
Сириус весело встал, стащил ошейник с ушей и отодвинул задвижки на калитке.
Мисс Смит была очень рада его увидеть.
— Я боялась, что тебя заперли навсегда, — сказала она и дала ему миску сырого фарша. Мистер Гамбл дал ему кость и пончик. Два старика на скамейках дали ему пирожок с мясом и гамбургер. Чувствуя себя сытым и довольным, Сириус побежал по солнышку к пустырю, на котором исчез Йефф. Он сказал себе, что вовсе не избегает миссис Партридж: просто сначала надо еще раз проверить это место.
Там не было ни малейших признаков Зоаи. Но Сириус еле узнал этот пустырь — так он изменился за последнюю неделю. Стояло начало мая. Трава была густой и зеленой. На кустах распускались листья, а крапива так выросла, что доставала ему до брюха. Зеленеющие кучи щебня были так усеяны одуванчиками, что Сириус почувствовал тоску по дому. Цветы были похожи на светила, а зелень была похожа на его собственную сферу. Земля была очень красивым местом.
Он так затосковал по дому, что решил пойти навестить Пятнашку. Он не был уверен, зачем. Просто ему одновременно было и радостно и грустно, и это казалось подходящим настроением для визита к Пятнашке.
Подойдя к улице, на которой она жила, Сириус понял, что непреодолимое влечение к Пятнашке исчезло. У ее калитки больше не было никаких псов.
