— Все-таки, — сказала Карлина, — я невольно чувствую некую вину перед этим ребенком. В столь нежном возрасте увезли из родного дома!.. Тебе, Бард, когда это случилось с тобой, стукнуло двенадцать, и ты был не ниже взрослого. А маленькому Гарису сколько? Восемь или девять?
— Думаю, восемь, — рассеянно ответил Бард. Он с тоской думал о том, что его отец тоже мог бы приехать на праздник или по крайней мере прислать своего законного наследника Аларика. И нечего было ссылаться на плохую погоду — Аларик уже достаточно большой мальчик, чтобы появиться в королевском замке.
— Карлина, не хочешь еще потанцевать?
— Пока нет, — ответила девушка, обмахиваясь веером. На ней было зеленое платье, чуть-чуть более скромное, чем то, в каком она явилась на обручение. Странно, но Бард решил, что зеленое не идет его невесте — в этом наряде она выглядела чересчур бледной и несколько болезненной.
К ним подошел Джереми со словами:
— Карли, позволь мне станцевать с тобой. Разреши, Бард, ты и так уже натанцевался с ней, а Джиневры здесь нет. Ей пришлось вернуться домой и провести праздники с матерью. Боюсь, что она не вернется во дворец. Ее мать поссорилась с королевой Ариэль.
— Постыдился бы, Джереми, разносить глупые сплетни. — Карлина легонько ударила его веером по руке. — Уверена, что мама и леди Маржерида скоро помирятся и Джиневра вернется сюда. Бард, пойди и потанцуй с какой-нибудь дамой из маминой свиты. Не можешь же ты весь вечер провести подле меня. Ты же не на привязи! И к тому же очень многие хотят потанцевать с королевским знаменосцем.
Бард угрюмо ответил:
— Как раз многие и не хотят. Я слишком неуклюж.
— Но мы же не можем провести здесь весь праздник. Ступай и пригласи леди Дару. Она сама такая нескладная, так что ты будешь порхать вокруг нее словно птичка. Если наступишь ей на ногу, она даже не заметит.
— И ты еще упрекаешь меня, что я сплетничаю, — засмеялся Джереми и взял сводную сестру под руку. — Давай потанцуем, бреда[15]. Ты уже распоряжаешься Бардом, словно он твой муж.
— Почти что! — засмеялась Карлина. — Я думаю, у нас уже есть право распоряжаться друг другом. — Она улыбнулась Барду и направилась с Джереми в круг танцующих.
Оставшись один, Бард не последовал совету невесты. Леди Дара может подождать — вот уж удовольствие танцевать с такой колодой! Он направился в буфет и налил себе бокал вина. Там же с группой советников стоял король Одрин. Он пригласил своего знаменосца присоединиться.
— Не правда ли, праздник удался, приемный сын? Смотрю, ты в хорошем настроении.
— И вы тоже, отец. — Бард имел право называть короля так.
— Я советовался с лордом Эдельвейссом насчет поселений у Морейской мельницы, — сказал король. — Это действительно безобразие, что в этих местах нет законного владыки. Скоро придет весна — надо навести там порядок. Если дело дошло до того, что в каждой маленькой деревушке живут по своим законам и заявляют о своей вольности, то нам необходимо твердой рукой очертить границу, а то получается — любой человек, проехав полдня, попадает в новое государство со своими правилами, обычаями…
За спиной раздался голос:
— У парня светлая голова.
Бард обернулся. Сзади стоял седовласый, богато одетый мужчина. Это и был лорд Эдельвейсе. Он продолжил:
— Жаль, ваше величество, что ваш сын не выказывает такие же таланты в политике и военном искусстве. Остается надеяться, что с годами к нему придет государственный ум. Иначе, клянусь, этот парень к двадцати пяти годам приберет королевство к рукам.
Король Одрин неожиданно закашлялся, потом сдавленным голосом ответил:
— Бард предан Белтрану. Они сводные братья… Бард не представляет угрозы для Белтрана.
Юноша прикусил губу — с той памятной ночи они с Белтраном почти не разговаривали. Сегодня принц даже не прислал ему традиционный подарок к празднику Середины зимы, хотя сводный брат послал ему яйцо от своей любимой ястребихи. Оно было снесено в замковом соколятнике. Любой принял бы его со словами благодарности, а Белтран даже словом не обмолвился. Неизвестно, принял ли он яйцо? Одним словом, Барду было ясно, что наследник избегает его.
В который раз юноша выругал себя за глупые, обидные слова, которые вырвались у него в ответ на предложение побрататься и скрепить их дружбу кровью. Этот разрыв мог иметь самые печальные последствия. Бард ни о чем другом и думать не мог, даже к Мелоре больше ни разу не подошел — как-то сразу отстранился от нее, а ведь девушка по-прежнему вздыхала о нем, томилась… Он тоже, но ничего поделать с собой не мог. Чего ради набросился на паренька, нашел на ком сорвать злость. Надо же быть таким идиотом?! Его что, дружба с наследным принцем не устраивает? Вместо того чтобы скрепить узы, связывающие их, он вмиг все разрушил. Хорошо, что Белтран пока не настроил против него Джереми… Хотя кто знает? По выражению лица рыжего хитреца трудно что-либо понять. Правда, разгуливает он повесив нос. Может, скучает по Джиневре, но в это верится с трудом. Они даже не обручены, и Джиневра происходит не из столь родовитой семьи, чтобы составить достойную партию наследнику Хастуров из Каркосы.
Может, именно в праздничный вечер следует отыскать Белтрана, извиниться, объяснить, почему он так грубо повел себя… все так, но Бард, вспоминая оскорбления принца, не мог пересилить себя. Это было поразительно — Бард не мог разобраться в себе. В момент, когда на карту поставлено его благополучие, карьера, в ситуации, когда ближайшие королевские советники открыто говорят Одрину, что тот допустил племянника чересчур близко к трону, — и не подойти, не склонить голову?! Возможно, Белтран только этого и ждет, чтобы зачеркнуть нелепую размолвку, ведь он все-таки любит Барда. Как и тот принца… И в таком положении артачиться?! Ссора в принципе мало что значит — время сгладит ее, но высокомерное упрямство, нежелание дать объяснения своему поступку, извиниться могут иметь самые трагические последствия. Это уже сознательный вызов. В такой ситуации даже король будет вынужден сделать соответствующие выводы…
Все понимал, а пересилить себя не мог! Что за нелепый каприз! Ступай и принеси принцу извинения!.. Но Бард услышал позади себя доброжелательный голос:
— Не правда ли, дом Бард, чудесный праздник?
Бард обернулся и увидел старого ларанцу.
— А-а, это вы, мастер Гарет. Дамы… — Он склонил голову перед Миреллой, очень хорошенькой в жемчужно-голубом одеянии, и Мелорой, одетой в темно-зеленое бархатное платье с глубоким вырезом и меховой опушкой по вороту. Платье было свободное — такое обычно носят беременные женщины, однако оно оттеняло глаза, сверкающую молочной белизной кожу и присыпанные блестками огненно-рыжие волосы.
