Часы проходили, а они продолжали двигаться. Гимли задремал и упал бы с лошади, если бы Гэндальф не подхватил его и не разбудил. Хасуфель и Арод, усталые, но гордые следовали за своим неутомимым предводителем, серая тень которого была едва видна впереди. Пролетали мили. Луна ушла на западе за облака.
Стало холоднее. Медленно тьма на востоке сменялась серым рассветом. Слева, далеко, над черными стенами Эмин Муила, поднимались красные столбы света. Яркий и чистый, начинался рассвет. Ветер дул вдоль дороги, сгибая траву. Неожиданно Обгоняющий Тень остановился и заржал. Гимли указал вперед.
— Смотрите! — воскликнул он, и они подняли свои усталые глаза. Перед ними возвышались горы мха, увенчанные белыми спорами. Травянистая местность поднималась холмами и опускалась в туманные темные долины, не тронутые заревом рассвета. По ним пролегал их путь в сердце гор. Сразу перед ними широко открывалась долина среди холмов. В глубине ее они увидели высокий холм с одинокой вершиной; у входа в долину, как часовые, стояли одинаковые холмы. У ног путников, как серебряная нить, извивался ручей. У его истока показались первые лучи солнца.
— Говорите, Леголас! — сказал Гэндальф. — Расскажите нам, что видите перед собой!
Леголас посмотрел вперед, прикрывая глаза от восходящего солнца.
— Я вижу белый ручей, вытекающий из снегов, — сказал он. — Там, где он выходит из тени долины, возвышается к востоку зеленый холм. Ров, мощная стена и колючая изгородь окружает его. За стеной видны крыши домов; в центре на зеленой террасе стоит большой дворец. Мне кажется, что крыша его покрыта золотом. Ее блеск озаряет всю землю. Золотые столбы у входа во дворец. Там стоят люди в блестящих кольчугах; но остальные внутри двора спят.
— Эдорас называется этот двор, — пояснил Гэндальф, — а золотой зал — зовется Исдуселд. Здесь живет Теоден, сын Тенгела, король Марки Рохана. Мы приходим сюда с начинающимся днем. Ясная дорога лежит перед нами. Но ехать нужно осторожно: приближается война, и рохирримы, повелители лошадей не спят, даже если так кажется издали. Не обнажайте оружие, не говорите высокомерных слов, пока мы не окажемся перед троном Теодена.
Утро было ясное, пели птицы, когда путники подъехали к ручью. Он быстро бежал по равнине, поворачивая к подножью холмов и образуя широкую петлю, устремляясь навстречу Энтвошу. Земля была зеленая; по влажным лугам и по травянистым берегам ручья росло множество ив. Через ручей вел брод, подходы к которому были утоптаны лошадьми. Путники миновали его и оказались на ведущей вверх широкой дороге с колеей.
У подножья холма, окруженного стеной, они оказались в тени множества высоких зеленых курганов. На их западных склонах трава была белой, как будто покрытой снегом: среди травы светилось бесчисленное количество маленьких цветов.
— Смотрите! — сказал Гэндальф. — Как прекрасны и ярки глаза травы. Вечными называют их, потому что они цветут круглый год и растут в местах, где лежат мертвые люди. Смотрите: мы пришли к Великим Могилам, где лежат предки Теодена.
— Семь могил слева и девять справа, — сказал Арагорн. — Много поколений сменилось с тех пор, как был построен золотой зал.
— Пятьсот раз с тех пор опадали красные листья в Чернолесье, где мы живем, — сказал Леголас, — хотя для нас это малый промежуток времени.
— Но для всадников Марки это было очень давно, — сказал Арагорн, — для них рассказы о строительстве этого дворца — легенда, теряющаяся в тумане времен. Теперь они называют эту землю своим домом, своей собственностью, и язык их изменился и отличается от языка их северных родственников.
Он тихим голосом запел песню на языке, незнакомом эльфам и гномам; но они слушали, потому что их околдовала суровая мелодия.
— Вероятно, это язык рохирримов, — предположил Леголас, — он похож на эту землю; он богат и обширен, но в то же время жесток и строг, как горы. Но я не понимаю слов, чувствую только печаль, свойственную смертным людям.
— Вот как это звучит на общем языке, — сказал Арагорн, насколько я могу перевести.
Где теперь лошадь и всадник?
Где рог, который трубил когда-то?
Где теперь пламя пылает?
Где волосы, яркие, словно золото?
Где теперь песни арфы?
Где луки, стрелы, шлем и кольчуга?
Где же весна и где жатва?
Где поле, изборожденное плугом?
Они ушли, словно ветер,
Прошедший по полю густой волной.
Они ушли, словно песня,
Как дождь далекий в степи пустой.
Кто может собрать легкий пепел
Давно сгоревшей сосны лесной?
Кто может услышать песню,
За море ушедшую давней весной?
Так говорил давным-давно забытый поэт в Рохане, вспоминая как высок и прекрасен был Эорл Юный, ехавший с севера. Его конь Фолароф, отец лошадей, был крылатый. Так поют люди по вечерам.
С этими словами путники миновали молчаливые могилы. Поднимаясь по извилистой дороге на зеленый склон холма, они подъехали наконец к широкой обветренной стене и воротам Эдораса.
Здесь сидело много воинов в ярких кольчугах. Они вскочили и преградили им путь копьями.
— Стойте, чужеземцы! — воскликнули они на языке Риддермарка, потребовав, чтобы путники сказали им свои имена и дело, которое привело их сюда. В глазах их было удивление, но не было дружелюбия; и они мрачно поглядывали на Гэндальфа.
— Я хорошо понимаю вашу речь, — ответил он им, — но мало кто из чужеземцев умеет это. Почему вы не говорите на общем языке, как это принято на западе, если хотите, чтобы вам ответили?
— Такова воля короля Теодена: никто не должен пройти через эти ворота, если он не знает наш язык и если он не друг нам, — ответил один из стражников. — Мы никого не пропускаем, кроме наших людей и тех, кто пришел из Гондора. Кто вы, одетые так странно и едущие верхом на лошадях, подобных нашим? Никогда не видели мы столь необычных всадников, не видели такого гордого коня, как один из тех, что несут вас. Это один из мааров, если только на наши глаза не наложено заклятие. Говорите, может вы колдуны, шпионы Сарумана, привидения, посланные им? Говорите, и побыстрее!
