— Женщины, тут помогают, немного, — извинялся он. Я написала, чтобы прислали женщин, и вымыли тут всё до блеска. Инга убежала, а я стала осматривать раненых. Попросила принести воды и стала обмывать раны, мазать мазями. Я так увлеклась, что не заметила, как пришли женщины и стали наводить порядок.
Провозилась почти до вечера, но всех обработала. Наказала на утро приготовить ещё воды, и чтобы здесь каждый день убирались.
Когда пришла в комнату, на кровати стояли мои вещи. Я усмехнулась, что побоялись, что убегу? Я вымылась, Инга принесла ужин. И вскоре я уснула мёртвым сном. Проснулась от взгляда, подняла голову, только услышала тихий скрип закрывающейся двери. Вот проходной двор. Было ещё темно, и я уснула.
44
Так потекли мои дни. Одни раненые выздоравливали, другие прибывали. Ярл боролся с разбойниками. Я старалась с ними не видеться, ела в комнате, или в госпитале (назвала так этот барак). Иногда заходил Айварс, смотрел, чем я занята, но не отвлекал меня от дела.
Я также продавала мази и снадобья. На эти деньги купила себе теплые вещи, плащ, теплые сапожки. Потихоньку наступала осень. В свободное время вязала теплые вещи. Инга их отдавала на продажу. С наступлением зимы раненых не стало. Я написала Айварсу о встрече. Меня пригласили в кабинет.
— Мы благодарны тебе, ты вылечила всех моих людей, навела порядок, — усадил меня за стол Герхард. Он был один.
“Я могу уехать?”
— Нет. Ты еще понадобишься. Если хочешь, то можешь проехать по ближним селениям. Вот это тебе за работу, — и он подвинул мешочек. Я покачала головой.
— Но, ты работала, почему отказываешься? Ты не берёшь вещи, которые тебе приносят, не приглашаешь белошвейку, ничего не просишь, — он холодно глядел на меня.
“Вы дали кров, еду. Мне достаточно”.
— Гордая, значит. Что ты хочешь этим доказать?
“ Ничего. Я хочу уехать”. Он смотрел на меня, и о чём-то думал.
— Нет, — прозвучало тихо. Я тогда встала, наклонила голову и вышла. Я прислонилась спиной к закрытой двери и перевела дыхание. Что ему нужно от меня? И где Айварс? И увидела, что он подъезжает к поселению, а там его уже поджидают. Я вздрогнула, быстро открыла дверь и ворвалась, схватила бумагу и написала: “ Айварс в беде, там засада”.
Ошеломлённый взгляд длился не долго, он выскочил из-за стола и убежал. Я тоже вышла на крыльцо, отряд уже ускакал за ворота. Я стояла, не обращая на холод, и шевелила губами. Просила ветер задержать Айварса в пути. Подошла Инга и увела меня, вскоре уснула беспокойным сном. Утром Инга сказала, что Айварс в безопасности.
Пришла зима. Заснеженные деревья до самой макушки окутались снегом, словно белым покрывалом.
Покрытые снегом, они величественно стоят на склонах. Под толстым слоем снега угадываются очертания кустов, камней и упавших деревьев.
Словно дорисованный рукой талантливого художника, снег лежит на каждой ветке. Время от времени прилетал шаловливый ветер, и снег падает вниз, утопая, в никем не тронутом белоснежном покрывале. Воздух свежий, холодный и словно имеет голубой оттенок. Всё стоит неподвижно, будто окунулось в глубокий столетний сон.
Ночью можно услышать, о чём шепчет под окнами метель, а днём приходится невольно прикрывать рукой глаза, чтобы защититься от яркого света, отражающегося от белой пушистой насыпи.
Зиму можно свести к трем словам: холодная, бесчувственная, жестокая. Но она великолепная, в своем искристом безмолвии, которое скрадывает шорохи, звуки, просьбы.
Красота окружающего мира завораживает, пробуждает в душе теплоту и приподнятое настроение. Белый снег, как белый лист. Смотришь на него, и, кажется, что всё можно изменить, исправить, улучшить, достичь. Холодная и неприступная зима сковывает мир, словно пытаясь сказать человеку, чтобы он тоже на миг остановился, посмотрел вокруг и вспомнил о самом важном.
Зимние дни я проводила в основном с Ингой. Мы вязали шали и паутинки. Иногда меня Айварс приглашал на прогулку. Мы садились на лошадь и уезжали из замка. Он показывал мне свои любимые места. Он рассказывал, а я слушала. Как-то раз он зашел ко мне.
— Елена, я предлагаю стать моей frillu. У тебя будет всё, подумай. Ты мне очень нравишься. Когда я тебя впервые увидел, ты покорила меня. Ты умная, добрая. Я не видел таких женщин, в которых уживается и доброта и строгость, а твой взгляд завораживает и не отпускает. Я хочу, чтобы у тебя было всё, и дом, и наряды, и защита, — предложил он мне.
“ Я не хочу. Этот статус не мой”.
— Прости, большего я тебе не могу обещать, — он ушел. Эх, Айварс. Я, по статусу, такая же, как ты, но это вам необязательно знать. Для вас, я простая знахарка.
Я старалась поменьше с ними встречаться. Находила любые предлоги, чтобы не обедать с ними, находя разные занятия, То я в госпитале, то готовлю травы, то я уезжала деревню. Хорошо, что на лошади меня Гордей научил ездить. В такие поездки, мне казалось, что он со мной, и мы наперегонки летим вперёд. Когда приходила в себя, то замечала, что моя охрана отстала. Одну меня не отпускали.
— Елена, я прошу тебя присутствовать на завтраке и ужине. Это не обсуждается, — как-то раз прозвучало от Герхарда. Он зашел утром и объявил мне это. Да…, утро добрым не бывает.
Вот, что им надо от меня? Осталась, помогаю, нет, ещё присутствуй на трапезе, без мамочки покушать не могут. Так я накручивала себя, шагая на завтрак. Когда зашла, в зале было их двое. Айсварс подошел, подал руку и подвел к столу.
— Нам сказали, что ты плохо питаешься. Мы решили, что здесь ты будешь кушать больше, — произнес он. Я удивленно на него посмотрела, и беззвучно засмеялась.
“ Что с ложки кормить будите, или насильно в рот толкать?”
— Ну, у тебя и фантазия, Елена, — с укором ответил он на мою записку.
— Просто, я тебе буду подкладывать вкусные кусочки.
“А жевать тоже будешь?”, шалить, так, шалить. Он смотрел обескуражено на меня, а я смеялась. По-моему, у меня истерика сейчас начнётся. Но взяла себя в руки и потрепала его по голове. От такой шалости, он сам засмеялся.
Позавтракала я в приподнятом настроении, даже взгляд Герхарда, который меня буравил, не испортил его. Так что наши трапезы с тех пор проходили в дружественной обстановке.
В такие минуты, я вспоминала, как мы все завтракали, делись новостями, планами на день. Я стала часто вспоминать детей, как они там? Может и прав Айсвар, мне нужна передышка?
Наступала весна. На Севере, весна представляет собой восхитительное зрелище. На этой земле, которую зима усыпляет на долгие месяцы, внезапность, стремительность, даже буйство весеннего обновления кажутся пропорциональными жестокости пурги и снега. При первом же луче солнца, при первом хрусте льда на озерах, при первом же журчании на холмах талой воды кажется, что какая-то лихорадка охватывает растения. Все естество живёт ускоренным темпом, зная, что время роста будет коротким.
Этот внезапный прилив силы и жизненных соков увлекает в свой поток всё живое. Вот почему так стремительно раскроются почки, и расцветут цветы.
Когда весна вступила в свои права, я уехала в лес на несколько дней. Я бродила по лесу, и не могла насладиться этим запахом и тишиной. Приехала под вечер, с полными корзинами трав. Когда вышла из душа, в комнате был Герхард. Взгляд его был злой. Он подошел и взял меня за плечи.
— Больше на такое длительное время, не смей уезжать!
Я повела плечами и хотела снять его руки, но он заключил меня в крепкие объятия.
— Я, так соскучился! — шептал он. — Каждый раз, идя в зал, я надеялся увидеть тебя. Когда брат рассказал о тебе, я был удивлен. Он никогда так не относился к женщинам. А тут он сказал, что хочет, чтобы ты была его. Ты же знаешь, что мы, наряду с законной женой, можем иметь несколько наложниц. Если женщина низкого происхождения становились наложницей, то повышается её социальный статус, обычно им даже выделяется собственный двор. Такие дети бывают незаконнорожденными и не имеют прав на наследство, но отец может провести обряд введения в семью — ættleiðing — и наделить его имуществом. Ты и твои дети ни в чём бы не нуждались.
