— Ты бы его взвесил, поди, на крючке?
— А Вы сомневаетесь, господин Романо? Эта гнида нас постоянно говном поливает. Я бы ему врезал пару раз, да нельзя же… Барина какого нажили. Он нас пидорами называет, а мы слушать это должны. Дайте хоть один раз ему настучать, начальник?
— Нет, — отрезал Романо, а после посмотрел на человек снизу вверх. — Слушай меня внимательно, парень. Вот эта птичка тебя за яйца так может взять, что ты потом жизни не рад будешь. Тебя за это избиение посадят на «мама не горюй» какой срок. Тебе вот это надо?
— Нет. Я понял. Я просто думал, что Вы не собираетесь его отсюда выпускать, ну и… Можно было бы ускорить этот процесс. Его жизнь ускорить. Но… Раз так. Ладно. Не трону, так и быть. Вы, наверное, коменданта ищите? — спросил охранник, глядя на своего второго начальника, после коменданта.
— Да. Именно Калинина я и ищу.
— Он, как обычно, прогуливается по третьему уровню. Наверное, снова над пацанами издевается. Ну… Теми, которых на гауптвахту отправили. Я бы, знаете… Романо… Хотел бы пожаловаться.
— Ну? Слушаю.
— Калинин себя как падла ведет. Вон тот рогариец, который безногий был доставлен, он специально его пинал по культям. Я, конечно, понимаю, что он тоже ветеран, но это ненормальное отношение к заключенным. Вне зависимости от того, что из себя этот заключенный представляет. Тем более… Этот, по сути, военнопленный. Это, мне кажется, неправильное отношение, — проговорил человек с каким-то омерзением.
— Угу. Учту, только ты понимай тоже, что эти рогарийцы были не солдатами, а защитниками работорговцев, наркоторговцев, убийц и так далее, и тому подобное. Плюс… Ты сам хотел побить того же Омониана.
— Так, начальник… Омониан-то ведет себя, как тварь. А этот как молчал, так и молчит, а Калинин его бьет. Причем по обрубкам. Это ж ненормально. Садист, блин.
— Хорошо. Тогда поговорю. Хорошего стояния на посте, — в этот момент из-за двери послышался голос Омониана.
— Эй, педик! Скоро обед будет?
— Вот видите? Он своей неприкосновенностью пользуется, — снова пожаловался охранник, после чего сам Романо открыл дверь по нажатию на сенсор.
— Ну, здравствуй, Омониан, — проговорил человек, заходя внутрь и опираясь на свою трость, а Омониан тут же поднялся.
— Я… Это… Не Вас называл гомосексуалом в грубой форме!
— А я считаю, что ты назвал меня таким образом. Короче, служивый, если эта мразь еще хоть раз тебя назовет таким образом, то ты его бей и не стесняйся, а то морда-то чистенькая, да и совести как не было, так и нет, — Романо в этот момент подошел к самому Омониану, который действительно будто немного пополнел, а после тыкнул пальцем в его грудь, отчего тот присел на нары. — Короче говоря, Омониан, если ты будешь себя вести, как свинья — я посажу тебя на диету. Будешь есть один раз в день в течение недели и вот весь этот жирок, который на тебе успел возникнуть — исчезнет. Кроме того, я ставлю сюда прослушку, ну, чтоб записывать, не злоупотребляет ли мой человек или ты своими новыми правами. То есть бить он тебя просто так права не имеет, но, если ты назовешь его каким-то плохим словом, он имеет права тебя побить или лишить пайки, которую ты сейчас имеешь. Баланду обычную ел? Ну, там, где одно тесто плавает? Даже бульончик дерьмовый, ибо, считай, что одно тесто варилось без мяса. И без соли, кстати. Понял меня? — спросил человек, серьезно смотря на узника, а тот закивал, после чего Романо вызвал на связь Паука и отдал ему указание поставить прослушку в камере и вне нее.
После этого Романо поднялся на третий этаж. Хромал на ногу он довольно сильно, а иногда морщился от того, что как-то неправильно вставал на ногу, и это вело к новой боли. Побаливала и грудь, которая имела на себе несколько гематом от вчерашнего, близкого к ранению, состояния. Сама тюрьма делилась на пять зон: подземную, где содержали «нелегальных» заключенных; первый уровень, представлявший собой в основном изолятор; второй уровень, где содержались граждане, которые были должны каким-то бизнесменам; третий уровень — место, где содержали некоторых бойцов корпорации, которые позволили себе определенные административные нарушения и не только; четвертый уровень — место, где находились различные приспособления для пыток, а также кабинет коменданта.
В лифте не было никакой музыки, но, в принципе, это позволяло погрузиться в мысли не хуже, чем присутствие какой-то спокойной мелодии. Тишина — одна из лучших мелодий, когда стоит поразмыслить над чем-либо. Впрочем, размышления были прерваны открывающейся дверью на третий этаж. Действительно, комендант, крепкий мужчина под метр восемьдесят, ходил рядом с камерами и время от времени постукивал по металлическим дверям.
— Вот в наше время, в военное, то есть, таким, как вы, граждане, выдавали по несколько грамм в «мозжечок». Почему в мозжечок? А потому что иначе ваш мозг назвать сложно, — говорил человек, но когда услышал сзади открывающуюся дверь лифта, повернулся и улыбнулся вошедшему на третий этаж директору. — О! Здравствуйте, господин Романо, а я тут лекции ребятишкам читаю, на тему того, что происходило с ним подобными, когда война шла. А то парнишки думают, что беспредел — это вещь нормальная и вот творят всякое. Кто до девчонки какойдомогался, кто еще что-нибудь. Ну, вот я и произвожу лекции на тему того, что случается, когда занимаешься подобным.
— Я пришел по другому вопросу, комендант, — Романо шел спокойно в направлении своего подчиненного.
Сам этаж представлял собой прямоугольник с большим количеством дверей на магнитных замках. Стены и пол были выложены плиткой серого цвета, поэтому внутренности этого этажа имели довольно мрачный вид, впрочем, как и почти вся тюрьма.
— Слушаю Вас, господин Романо, — проговорил Калинин, смотря директору прямо в глаза.
— Слушай, Калинин… Скоро прилетит купец рогарийский, если быть точнее — прилетит завтра. Мне бы сделать подарочек ему. Сам понимаешь, какая охрана нужна «подарку». Выдели двух людей завтра, а также машину для перевозки, и чтоб к космопорту подвезли нашего «друга».
— О… Хорошо. Это все? — спросил Калинин, добродушно смотря на директора.
— Еще две вещи. Я, конечно, знаю, что ты рогарийцев не любишь, но все же Квон’Орд — это наш пленник. Не стоит бить ему по обрубкам ног, полагаю, что он еще в себя не пришел, после снаряда Жабодава, а ты его бьешь.
— Да не бью я, командир, — серьезно проговорил мужчина, с довольно редкими седыми волосами и честными голубыми глазами. — Я просто проверяю, жив ли он. Крови-то много потерял. Вот я его раны и трогаю, чтоб проверить, жив он или нет. Как известно, рана дает наилучший импульс в мозг, особенно если ты ее немного пошурудишь.
— Это негуманные методы.
— Ну, так он и не человек, чтобы с ним в гуманизмы играть. Они с нами гуманно обращались? Нет. Поэтому это лишь ответ на их «гуманность» по отношению к людям.
— Ладно, неважно. Тебя не переубедить. Другая вещь. Мне нужно организовать разговор с квороном по имени Хратер. У него еще имплант глаза с красным окуляром. Нужно кое-что из него выудить, но я подумываю о том, чтобы завести себе «ручных» кворонов. Как оценишь такую инициативу? — спросил директор, хитро улыбнувшись.
— Хм… — комендант задумался, постоял с минуту, глядя на одну из световых панелей, а после начал мысль. — Собственно, квороны — контингент не сильно надежный. Сам понимаешь. Преступники с рождения, но вот если их «перемолоть», а дальше слепить нового вида мясные продукты — может получиться интересный инструмент, — Калинин в этот момент держал ладони на груди так, что указательные пальцы смыкались, а вот остальные были согнуты, он облизал губы, а после продолжил. — Сами квороны — это интересные преступники. Я не помню ни единого, которого бы получилось сломать, даже через самые изощренные пытки, но… Есть одна интересная вещь, — в этот момент он поднял указательный палец руки вверх. — Я бы даже сказал, замечательная. Они очень привязаны к своей большой семье, то есть к клану. Есть у меня опыт работы с теми, которые полноценными кворонами не считались, ну то есть… Те, которые клана не имели. Так они ломались, а ты, считай, клан уничтожил. Есть у меня идейка интересная. Вот смотри… Если клан для кворона столь важен, что ему стоит предложить? — человек в этот момент очень хитро улыбнулся и даже подмигнул.
