Дверь открылась и комнату ворвался холодный воздух. Пришла Ялка с водой. Север подхватил тяжелое ведро и поставил на табурет возле умывальника.
— Да я сама, — охнула женщина. — Ну. Ладно. Спасибо. Ты кушай. Щас Марька придет, будем чай пить, — произнесла она обычным тоном заботливой хозяйки. Она знала, что Севру открылась все правда, но не причитала, не жалела его напоказ, чтобы лишний раз не бередить душевную рану. За это он был ей признателен.
— А где она?
— В соседнем доме. Порядок наводит.
— Зачем?
— Сегодня приедет обоз. Охотники там ночуют.
— Обоз?
— Они привозят нам продукты. Сначала едут в Чертовы Рога, там вроде еще две семьи осталось, а потом через нас возвращаются в город.
— Что, просто так? С чего это князь расщедрился?
— Гарюшка распорядилась. Мы даже не ожидали. Бедная девочка, такое пережила. Совсем одна осталась. Мы ее почти и не видели.
— Она там что, хозяйка продуктового склада?
— Почему? Марька тебе вчера не рассказала? — удивилась женщина.
— Нет, — неуверенно произнес Север, скорбно вспоминая, что после прогулки к «могиле» они с Марийкой особо не разговаривали. — А что?
— Ох, милый. Гарьюшка же за князя выходит. Как знала, что оборотень найдется.
— За князя? Зачем? И причем тут оборотень?
— Как это? Вас же за ним посылали, а зачем не сказали? — удивилась Ялка.
Может и сказали, но только тем, кого за этим оборотнем и отправляли. Север умолчал о том, что он сам в последний момент без приказа вместо другого охотника сунулся. В тонкости задания никто не посвящал. А ему было достаточно знать, что князю нужен живой оборотень, одна штука.
— Да так. Послали и послали, — соврал Север. — Без подробностей.
— А. Ну так вот. Оборотень — это наследник, получается, княжичий, вроде как внук от первой дочери. Потому и дар Змеешний к нему переходит, а не к Ареське. Без него на его светлости Лютомире вся блажь и закончится. Не знаю, почему так вышло, слухи разные, но это уже и неважно. Главное, что как только оборотень свое наследство передаст, жертвы будут не нужны, и мы сможем уехать в город.
Оторопело уставившись на женщину, Север сел на лавку. Он начал понимать почему с ним так поступили. Но Ялка все равно уже начала объяснять.
— Ты прости, что мы так с тобой, — горько сказала она. — Мы ведь почему до сих пор здесь — Змей жертв берет чуть не каждую неделю, чтоб он подавился. И выбирает самых красивых. Марька говорит, что это совпадение, суеверная чепуха. Не боится ехать. Из упрямства даже хотела прижечь себе лицо раскаленной кочергой. Ивар тогда ее этой кочергой чуть не отлупил, да в черта бросил. И пригрозил ей, что отвезет в город одну. Так она и ходит по пустой деревне мрачнее тучи. Подружки да ребята разъехались, а кого птицы прибрали. А ты как приехал, так она засияла вся! Ты не сердись на нее. Она не хотела участвовать в этом. Ивар ее заставил.
Север сглотнул подкативший к горлу ком. Они тут выжить пытаются, а он Марийке вчера такого наговорил.
— Я понимаю, теть Ял, я не сержусь, — дрожащим голосом заговорил он, мотая головой. — Как я могу? Я ведь не знал… И даже не думал. Я сам виноват.
— Что ты! Ни в чем ты не виноват! — Ялка потрясла его за плечо и по-матерински крепко прижала к груди. — Даже не думай! Бедный мальчик. Мне очень жаль Вессу. Не смогли мы ее уберечь. Но это болезнь виновата, а не ты. Не смей думать, что это из-за тебя.
— А… ага, — расплывчато пробормотал Север в колючую теплую кофту.
— Не забывай только, что ты не один. Ты для нас всегда родной. Главное, не опускай руки. Все образуется. Ясно? — Ялка отстранилась и потрепала Севра за щеку. — Хорошо?
— Ага.
На печке снова зашипело. Ялка метнулась ловить убегающий суп. Север не мог оставаться в доме без дела и пообещал наколоть дров. Нужен был свежий воздух, чтобы распутать гирлянду из скопившихся мыслей и новой информации. Он обул огородные ботинки, набросил фуфайку, не застегиваясь, и вышел во двор.
Свинцовое небо обещало ранний снег, либо сильный ливень. Холодный воздух леденил чуть влажную футболку под распахнутой фуфайкой, вызывая легкий озноб. Но когда охотник начал работать топором, ему быстро стало жарко. Увлекшись, он рубил с таким остервенением, как будто это деревяшки виноваты во всех его бедах.
Разговор с Ялкой немного его успокоил. Но этот покой был поверхностный и ненадежный, как лед на реке весной. Подо льдом таилась бурная река — гнев и непонимание. Злился он отнюдь не на обман с оборотнем. Разве он вправе осуждать людей за то, что они просто ухватились за единственный шанс выбраться из умирающей деревни? А Влад не так уж и пострадает, если все, что Лютомир от него хочет это передача наследства.
Север злился на свою жизнь. Он хотел только лучшего. Старался изо всех сил, чтобы закончить обучение и попасть в охотничью дружину в городе. Хоть его и не взяли на миссию по поиску оборотня — что тоже было странно, учитывая его дар, — он не сдался и занял место одного из охотников. Пусть и обманным путем. Но этот обман стоил ему невероятных душевных мук и смекалки. А в итоге, двенадцать лет обучения и два месяца погони за оборотнем — черту под хвост.
Что еще хуже — даже здесь его Гарья обскакала. Всем успела помочь. "Бедная девочка", ага, как бы не так, — обиженно сопя, думал Север. — Так "переживала", что сразу умотала и не абы куда, а во дворец и под венец. Быстро устроилась. Наверняка она и не ухаживала особо за мамой. И дом сожгла ему назло, в этом он даже не сомневался.
Он рубанул с такой злостью, что четвертинка головешки развалилась еще на четыре щепки. Это уже не дрова, а хворост какой-то. Еще и топор застрял в чурбане. Пришлось упереться в него ногой и расшатывать увязшее лезвие. Скрип, издаваемый при этом, напоминал ехидное хихиканье.
"Даже топор не научился держать" — прозвучала в голове ядовитая усмешка сестры.
Разозлившись, Север рванул рукоять. Высвободившийся топор чуть не угодил ему по зубам. Натолкнувшись спиной на стенку дома, он только теперь заметил боковым зрением фигуру у калитки и резко обернулся.
— Доброе утро, — сказала Марийка.
Голос ее был, как всегда, мягким и ровным, но сейчас казался холодным, отрепетированным, словно был скопирован пересмешником.
Зайдя во двор, она закрыла калитку. Они с Ялкой до сих пор так делали. Наверное, по привычке. От кого здесь закрываться? Соседей-то давно нет. Если только от обглода* — наглой твари, разоряющей огороды. Так ему-то двери не нужны, захочет — забор сломает да и возьмет что приглянется. Скорее всего, закрытая калитка сохраняла иллюзию, что в деревне кроме них есть еще люди.
— Доброе утро, — ответил запыхавшийся Север куда менее теплым тоном, чем рассчитывал.
Девушка опустила взгляд и пошла в дом.
— Ну, молодец, — сказал охотник сам себе с безнадежным вздохом.
Вот кого ему было жаль — Марийку, единственную подругу. Она винила себя за то, что не рассказала взрослым о его побеге, что не уберегла его мать, и за то, что ее собственные родители вынуждены были жить в этой дыре. Вот она и умолчала о том, почему на самом деле они "украли" оборотня. С таким грузом загонов она еще умудрялась держаться непринужденно и доброжелательно. Позавчера, конечно, она действительно была веселее, звонко смеялась и была искренне рада его видеть. Глаза ее по-настоящему блестели. А потом, после разговора об оборотне и похода к Севкиному дому девушка словно осадила себя. И нельзя сказать, что они поссорились — она не избегала его взгляда, — но и особой теплоты в глазах уже не было.
Стук упавшего полена, заставил Севра обернуться и испуганно замереть.
На чурбане сидел черт. В тени дровника на кучке поленьев — еще один, поменьше и потому не такой смелый. Тот, что сидел на пне, глядел на охотника прямо и нагло, без всякого страха. А вот Севру жутко стало. Так близко они подходить не должны.
Домовые черти — те же крысы, — почуют наживу и приведут с собой десятки собратьев. Только в отличие от грызунов, которые разносят только блох да заразу, черти в большом количестве навлекают на жителей дома апатию, тревожность и страх, превращая их жизнь в кошмар и доводя их до помутнения рассудка — "чертовой болезни". Последнюю стадию можно было заработать еще быстрее, просто по неосторожности дав черту себя укусить.
