Еще один поворот, и Тайрон, который стоял у штурвала, с удивлением указал вперед. Мы повернулись в ту сторону и увидели в дымке дуб Бригги, возвышающийся над ивами, он был обвешан поношенными плащами, ржавым железом, старыми мечами, сломанными щитами, развешенными там в качестве подношений реке. Здесь начинался лес. Вглубь него вела дорога. Почерневшие от огня остатки пристани спускались к воде, на берегу у обгоревших бревен стояли два великолепных мастифа и наблюдали за нами. Один из них залаял, второй присоединился, жуткое зрелище — оскаленные зубы, выпученные глаза.
— Маглерд! Гелард! — крикнул Урта. — Это мои собаки. Мои красавцы! Что у вас случилось?
Мы вытащили весла и бросили якорь, а Тайрон мастерски повернул корабль к берегу так, что Арго мягко ткнулся носом в гальку у воды. Спустили трап, и Урта сошел на сушу. Собаки бросились к нему, злобно рыча, тот, что побольше, сбил его с ног и пытался вцепиться в шею. Урта снова и снова звал собаку по имени: «Маглерд! Маглерд!» Собачья пасть отодвинулась, но зверь продолжал стоять над распростертым человеком и смотрел на него в упор. Второй пес рычал, приседал на передних лапах, прижимая голову к земле, и подбирался к Урте сбоку.
И снова Урта ласково звал собаку, он потянулся, чтобы почесать взбесившегося пса под шеей. Животное отпрыгнуло и присело, как второй пес. Урта медленно поднялся, на левой руке остались следы зубов. Он наклонился, протянул руку, и оба пса снова словно взбесились, бросаясь на него и отскакивая. Они прижимали головы к земле, а лай начал напоминать скуление. Через некоторое время большой пес подошел к хозяину и позволил себя погладить.
Урта нашептывал собакам:
— В чем дело? Гелард… Маглерд… Что вы наделали? Почему так себя ведете? Откуда у вас эти шрамы? Где остальные собаки?
Потом он позвал Манандуна с Катабахом и меня. Мы сошли на берег. Один из них бросил Урте его вещи, и оба начали надевать боевое облачение.
Урта кивнул мне, приглашая подойти, я осторожно приблизился к сердитым псам.
— Посмотри сюда. — Он поднял шерсть на спине Маглерда, и я увидел жуткие шрамы.
— Это след от меча, и это тоже. А это стрела. А посмотри сюда… — Он дотронулся до обломка стрелы, торчащего в задней ноге пса. — Второй пес в таком же состоянии. Они выдержали жестокий бой. Но с кем же они бились? — Он выпрямился и посмотрел на меня, я читал на его лице ужас, он боялся того, что может обнаружить. — И чего же я лишился?
— Нам лучше пойти и посмотреть.
— Возьми оружие, Мерлин. Лучше копье.
Я заметил, что его руки трясутся. Губы под густыми усами пересохли, в голосе угадывался страх.
Сам он снял рубашку, накинул плащ на одно голое плечо, давая свободу руке с мечом. Он вытащил из мешка бронзовый обруч и надел его на шею, на нем были изображены две собачьи морды, смотрящие друг на друга. Он привесил к нему ножны с остро заточенным мечом. Его люди оделись так же. Потом они по очереди ходили к реке, зачерпывали из нее грязь и намазывали ею половину лица. Совершая этот обряд, они что-то бормотали воде.
Когда приготовления были закончены, мы оставили Рубобоста, Тайрона, Миховара с его людьми и кимбра охранять Арго, потому что корабль мог стать отличным трофеем, а Ясон не доверял обманчивой тишине вокруг. Остальные вооружились и двинулись по широкой тропе через лес, пока не вышли на открытое пространство и не увидели в отдалении на вершине голого холма укрепление — дом Урты, резиденцию царя племени.
Вокруг холма шел высоченный вал, затем частокол из дубовых бревен, сложенных одно на другое, а сторожевые башни, казалось, упираются прямо в облака. Пять ворот выходили на эту сторону: на первых были вырезаны два бычьих черепа, вторые украшали сцепленные рога пятнадцатилетних оленей, на третьих скалились волчьи морды, с четвертых из углубления в деревянных колоннах ухмылялись два человеческих черепа, а на пятых висели кости двух лошадей, связанные вместе и завернутые в шкуры, над ними два лошадиных черепа, выкрашенные красной краской, — любимые кони Урты. Эти кони когда-то возили колесницу Урты во время набегов, а в мирное время катали троих его детей. Когда они погибли во время набега нервийцев, прибывших из-за моря, Урта сделал их главным тотемом своего клана.
Задолго до того, как мы подошли к воротам, стало ясно, что крепость разграблена и покинута. Полная тишина говорила об отсутствии живых существ, две башни при воротах были сожжены. Между валом и частоколом не паслись овцы, не бегали собаки. В самом воздухе ощущался запах разлагающейся плоти. Ветер, который гулял у стен, когда мы подходили к воротам, казался дыханием могилы.
И вот Урта и его утэны стоят у развалин своей жизни.
Манандун закричал от ярости, выходя из длинного здания для утэнов, где жили неженатые мужчины, такие как он и Катабах:
— Ни оружия, ни тел! А были ли тела?
И все-таки кровопролитие было. Обходя улицы и дома, конюшни и кузницы, мы находили зловещие следы. Мы находили останки повсюду, даже во рву у западных ворот, откуда тянулись глубокие лесистые долины, ведущие к запретным землям.
Мы обнаружили трупы нескольких собак, все в запекшейся крови, хотя убиты они были копьем. Среди них две принадлежали Урте. Крайне неприятное зрелище.
Но самое ужасное ожидало нас впереди. Урта наконец решился войти в царский дворец, свой дом. Прошло некоторое время, прежде чем он позвал меня. Я вошел в длинное мрачное здание. Его тоже разграбили, почти все, что осталось, было испорчено: драпировки на стенах искромсаны, посуда разбита. В воздухе стоял запах гнили.
Через пролом в стене падал поток света, он освещал Урту, склонившегося над телом мастифа.
— Это, конечно, не Ульгерд, — заговорил Урта. — Но и он был мне неплохим помощником. Уриен любил его. Они вдвоем гонялись за зайцами, просто для забавы. И мой сын убил собаку, а собака убила моего сына.
Он протянул руку и вытащил из бока собаки небольшой кинжал с костяной ручкой — детское оружие, красивая, изысканная вещь, чье бронзовое лезвие было сделано для игры, а не для убийства. Урта положил маленький кинжал на землю и оттащил мертвую собаку в сторону, под ней оказалось полуистлевшее тело. Урта тяжело дышал, голос его срывался на крик. Со своего места я видел сжатый кулачок, сломанные руки и ноги, жестоко покусанные собакой лицо и шею.
— Что ж, Уриен, похоже, ты со своей задачей справился. Молодец. Клянусь богом, мне будет не хватать тебя, несмотря на твой несносный характер. Я бы все простил тебе десять раз, если бы мог этим вернуть.
Урта замолчал, склонив голову на грудь, затем снял свой плащ, завернул в него сына и поднялся на ноги, прижимая тело к груди. Он посмотрел на меня блестевшими от слез глазами и прошептал:
