— Отчего же нет? — Доктор поправил на носу пенсне. — С превеликим удовольствием.
— Тогда поедемте вместе, — предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа.
Экипаж стронулся с места.
— Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, — сообщил Пал Палыч.
— И где же? — полюбопытствовал доктор.
— Вы не поверите — в нашей городской канализации! И, что весьма удивительно, их там несколько, не меньше троих.
— Очень оригинально, — протянул Серапионыч. — Мыло, кровь на кресте, канализация...
— О чем это вы? — не понял Пал Палыч.
— Да так, свои мысли, — неопределенно ответил доктор.
— В общем, мы перекрыли канализацию в обоих концах Ново-Спасской улицы, — продолжал глава приказа, — а крышку заперли на замок. Так что возьмем их прямо в логове.
За этими разговорами группа захвата доехала до Ново-Спасской улицы, где собрался, кажется, чуть ли не весь царь-городский сыскной приказ. Несколько стрельцов, вооруженных пиками и секирами, стояли в непосредственной близости от люка. Поодаль толпились многочисленные зеваки.
— Ну все, можем начинать, — сказал Пал Палыч, неспешно вылезая из экипажа. Один из стрельцов, гремя ключами, открыл замок, двое других сдвинули канализационный люк с места.
Пал Палыч наклонился над зияющим отверстием и громко крикнул:
— Вы окружены, сопротивление бесполезно! Выходи по одному, и без глупостей!
Из недр канализации заслышались какие-то неясные звуки, и минуту спустя из отверстия начал появляться перепачканный землей деревянный ящик, оказавшийся гробом. Следом за ним оттуда же вылезли два человека, одетые в лохмотья, от которых разило нечистотами. Оба щурили глаза и что-то бормотали себе под нос. Стрельцы тут же связали им руки и повели в экипаж.
Тем временем с гроба сняли крышку, и под нею оказался уже несколько подпорченный труп некоего богато одетого человека.
— Князь Владимир! — узнал покойника Пал Палыч. — Черт побери, зачем он им понадобился?!
— Вообще-то я догадываюсь, зачем, — пробормотал Серапионыч, — но это долго объяснять.
Глава сыскного приказа вновь склонился над люком и крикнул: — А теперь — хромой!
Из отверстия вылез высокий мрачный тип в дырявой шинели, висевшей на нем, как на вешалке. Он озирался кругом и тоже что-то бормотал.
Стрельцы подвели к Пал Палычу молодого парня в расшитой тесемками синей рубахе.
— Значит, вы и будете тот самый коробейник Петрушка? — спросил Пал Палыч.
— Он самый и есть, — весело тряхнул парень копной черных кудрей.
— Посмотрите внимательно, узнаете ли вы этого, гм, человека?
— А и смотреть нечего, — Петрушка блеснул белозубой улыбкой, — он же и есть тот господин, что купил у меня три куска мыла!
Неожиданно "господин" зарычал, будто дикий зверь, и, отринув от себя двоих дюжих стрельцов, вынул что-то из кармана шинели. Не успели охранники схватиться за свои секиры, как он бросился к Петрушке и попытался это что-то засунуть ему в рот. Но, к счастью, неудачно — стрельцы набросились на него сзади и скрутили руки. На мостовую упал брусок мыла.
— А вот и третий, — удовлетворенно сказал Пал Палыч, поднимая мыло. — Увозите их поскорее в сыскной приказ и проведите дознание по всем правилам, — отдал он распоряжение своим подчиненным. — Ах да, еще не забудьте убрать перекрытия в канализации.
— Все Рыжий виноват со своим дерьмопроводом, — донеслись до Серапионыча слова одного из зевак в толпе. — Раньше никаких притонов под землей не бывало. . .
Серапионыч смотрел, как хромого уводят в черный экипаж. Он тоже опознал человека в рваной шинели, но отнюдь не торопился докладывать об этом главе сыскного приказа. Задержанный в недавнем прошлом был наемником в Придурильской республике и в других "горячих точках", и Серапионыч собственными глазами видел его труп в Кислоярском морге каких-нибудь несколько месяцев назад.
— Значит, и этот тоже из тех, — пробормотал доктор. И, обернувшись к главе приказа, попросил: — Пал Палыч, не позволите ли вы мне поприсутствовать при допросе задержанных?
— Да сколько угодно, — рассеянно махнул рукой Пал Палыч.
* * *
Коренастый мужичок шел по дороге, что-то мурлыкая себе под нос. Время от времени он поправлял лямки рюкзачка и поглядывал по сторонам — не случатся ли еще какие разбойнички. И вдруг он услышал топот копыт у себя за спиной и быстро развернулся. Завидев карету, он даже как-то расслабился и чуть усмехнулся. И поднял руку, будто голосуя такси, хотя такой жест был совершенно чужд этому миру. Но, что еще более странно, карета, чуть обогнав его, остановилась, и в ней открылась дверца, приглашая пешехода вовнутрь. На ходу снимая рюкзачок, путник потрусил к экипажу. И, плюхнувшись на мягкие сиденья, весело осклабился:
— Привет, Херклафф!
Хозяин кареты изобразил на своем лице "улыбку крокодила", которая на путника не произвела никакого впечатления.
— Прифет, Каширский, — ответил хозяин, хитро поблескивая моноклем, и крикнул извозчику: — Челофек! Трогай! Мать тфою...
И снова, обращаясь к своему попутчику, вежливо спросил:
— Я прафильно выразился?
— В общем-то правильно, Эдуард Фридрихыч, — отвечал Каширский, разглядывая пуговицы на камзоле попутчика. — Но пристало ли барону так выражаться?
— Пристало! Пристало! — радостно закивал барон. — Мужик есть тфарь, понимающая лишь грубое слофо.
И, заметив ухмылку Каширского, веско добавил:
— Вот и князь Григорий со мной по этому фопросу фсегда быль софершенно согласен.
Каширский с нескрываемой досадой пожал плечами и отвернулся к окну. Барон же, выдержав паузу, спросил елейным голосом:
— Я слышал, у фас были неприятности?
Каширский резко повернулся, видимо, собираясь и ответить столь же резко, но наткнулся на улыбку барона, как на столб.
— Да, было тут дело... — промямлил он.
Херклафф же, протирая монокль платочком, продолжал тем же невинным тоном:
— Я думать, что наш сфетлейший князь ф честь праздника будет ф хорошем расположении духа.
Каширский навострился:
— Какого праздника?
— А фы не знаете? — ехидно отвечал барон. — Ах, майн гот, я забыл, фы же сидели ф каталашка. Я прафильно фыразился?
— А выразиться по сути вы не можете? — не выдержал Каширский.
— Можно и по сути, — отвечал барон, водружая монокль на место. — Хотя я и не особенно ф курсе сути. Тфести лет от князя Григория не было никаких фестей, и вот он фдруг прислал мне приглашений на праздник. Наферное, опять затефайт какую-нибудь гроссе делишко. Еще кофо-нибуть заколдофать... Я так полагать, что фы, херр Каширский, знайть больше? Хотя если фы сидеть ф каталашка...
