Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара

Наконец он встал ногами на ровную, но не очень твердую и очень сырую почву. Под ногами струилась вода — и, склонившись, Нодаль нашел, что она — ледяная и доходит ему до щиколотки. В поисках сухого места, он быстро пересек ущелье, но тщетно. Зато наткнулся на срубленные свои деревца и попытался зажечь одно из них с помощью простого огнива. Куда там! Все в этом ущелье было насквозь пропитано какой-то удивительной безуханной сыростью. Ничто здесь не гнило, но все было мертво.

В сердцах отшвырнув упрямое деревце, Нодаль в четверть лума решил, что лучше ощупью вскарабкаться на скалу, привязать себя к первому попавшемуся кусту и спокойно уснуть, чем оставаться на этом струящемся льду. Он поднял глаза и попытался припомнить, откуда спустился, чтобы не подниматься вспять на ту же скалу. Как вдруг вдали замерцал огонек, очень похожий на огонек костра, только отчего-то был он синеватым, как звезда Вициял. Храбрый витязь не стал задаваться вопросом, кто это может сидеть у костра в столь неподходящем месте. Да и в самом деле, мало ли храбрецов в Галагаре, подобных ему! «Там сухо, там свет», — только и подумалось Нодалю, и он зашагал вдоль ущелья, выставив посох прямо перед собой.

И на кончике его знаменитого посоха повисает и обрывается седьмой урпран книги «Кровь и свет Галагара».

По мере того, как костер, неведомо кем разведенный среди мрачного ущелья, все приближался, ледяная вода в ногах отважного Нодаля все прибывала и прибывала. Ее мертвый беззвучный поток уже доходил ему до колен и ноги закоченели до бесчувствия, когда славный витязь с изумлением заметил, что до костра-то рукой подать и даже языки пламени различимы. Вот они рвутся кверху и с шипением извиваются, стриклям подобно, и нет в них ни тепла, ни той доброй силы, что влечет и утешает во мраке бредущего путника.

«Вот диво, — подумал Нодаль, — да не в воде же он полыхает!»

Но именно в воде горел себе, не угасая, нехороший костер, прямо из потока восходил, как бы им и питаясь, и синеватые отблески пламени, покачиваясь и дрожа, освещали премерзостную с виду фигуру. Всякий бы ужаснулся, взглянув не нее хоть раз, всякий, кроме того, кто в этот лум с посохом вышел из тьмы.

Храбрый Нодаль не дрогнул и медленным взором окинул стоящего за костром. То был неведомый воин в доспехах из вороненой стали. Шлем в виде черепа кронга укрывал его голову, венчая железную гору пластинчатого панциря. Оплечье, наручи и все остальное изгибом, шипами и гребнями делали его конечности подобными членам громадного индрига, подстерегающего добычу. Руки в кастетных перчатках покоились на длинной железной рукояти, другим концом скрывавшейся в ледяном потоке. Так что нельзя было сразу понять, секира то, палица или что иное.

— Пошел вон, жалкий бродяга! — взревел голос, глухой и бездушный, словно рычание в колодезном срубе. — Я, Страж Костра, говорю тебе: еще шаг — и за твою жизнь я не дам и сплющенной олы!

«Другой бы стал торговаться!» — невесело усмехнулся про себя Нодаль. Конечно, ноги его не слушались, из доспехов была на нем только легкая кольчуга да короткие наручи, скорее напоминавшие широкие браслеты, шлема — и вовсе как не бывало, да и не очень-то был ему нужен этот костер — ни тепла от него, ни душевной радости. Но чтобы Нодальвирхицуглигир Наухтердибуртиаль, которого посылают вон, повернулся и пошел туда, куда его посылают?! Кровь кинулась ему в лицо при этой чудовищной мысли. Никогда!

— Эй ты, мясо в железной бочке! — заорал он изо всех сил и сбросил с плеча свои сумки. — И как ты ее на себе таскаешь? Вылезай-ка, тогда и поговорим.

Вместо ответа раздался страшный рев, и тот, кто называл себя Стражем Костра, двинулся Нодалю навстречь, выдернув свое оружие из потока. И Нодаль увидел, что это гладкая шарообразная булава величиной с хорошую голову и противник его, поигрывая ею, шагает легко, будто и не навешено на нем дюжины-другой циалов железа.

С криком «Помогай, моя саора!» подняв над головой свой посох, витязь тоже подался вперед и сразу понял, что придется ему несладко. Передвигаться по колено в воде, да еще когда ног от холода не чуешь — это тебе не на ярмарке в Сарфо с девчонками динлиганту отплясывать!

Меж тем его противник, обманным движением заведя булаву влево, неожиданно крутанул ею над головой и ударил сверху. Прием этот в Тсаарнии называют «От сердца по уму». Нодаль едва успел отклониться — и гладкий шар булавы, не причинив вреда, скользнул по его бедру и ушел в воду, подняв сноп ледяных брызг, окативший витязя с головы до пят. Впрочем, пятки его до того уж были мокры. Отскочив шага на три и не выпуская Стража из виду, Нодаль с изумлением уставился на его булаву, выпорхнувшую из воды с прибавлением: только что бывший гладким шар густо оброс довольно длинными острыми шипами. И не давая Нодалю опомниться, снова взлетел и опустился способом «Култан падает с ветки». Нодаль присел и увернулся. Слева поднялся новый фонтан брызг. Резкая боль обожгла ему плечо. «Ничего себе шипы, — пронеслось в голове, — кольчугу рвут как тряпку цинволевую! Пора с этим кончать!» Он перехватил посох, собираясь ударить вперед способом «Гром на рассвете», но, кинув взгляд на булаву, глазам своим не поверил. Вынырнув из воды во второй раз, она превратилась в громадный шестопер с острыми как видрабовые листья лопастями. «Да что ж это у него за буздыхан окаянный!» — подумал витязь и из-за этого запоздал с ударом на четверть лума. Страж Костра атаковал способом «Скользящее веретено». Выставив защиту «Весло рассекает волну», Нодаль уже знал, что ему делать. Он мгновенно рассчитал направление, откинул вражий шестопер кверху влево от себя и нырнул под воду, прижимая посох к груди. Теперь настал черед растеряться для его противника. В жалких отсветах холодного пламени, да еще через прорези забрала и не имея возможности наклониться пониже, он не в силах был разглядеть какое-либо движение под темной водой и принялся бить куда попало, вздымая своим шестопером фонтаны ледяных брызг. Но этим он только помог своему недругу. Отчаянно работая локтями, Нодаль прополз по дну и, выскочив за спиной у Стража Костра, способом «Стальная пощечина» нанес ему такой сокрушительный удар, что у кого другого — голова бы вместе со шлемом на три керпита отскочила. А этот — просто зашатался и навзничь бухнулся в воду.

— То-то! — сказал Нодаль, отфыркиваясь. — Вдвоем купаться веселее!

Схватив поверженного за выгнутые крылья оплечья, он приподнял его над потоком и оттащил под скалу, туда, где в свете поганого костра можно было разглядеть его получше. Усадив и прислонив стальную громаду к скале, Нодаль выдернул из ножен свой волнистый кинжал, откинул уродливое забрало и вздрогнул. В мертвящем свете его изумленному взору открылось болезненно красивое лицо: нежная кожа, тонкие черные брови, прямой, чуть приплюснутый нос с изящно очерченными крупными ноздрями и губы, красные как кровь на снегу. Нодаль торопливо отщелкнул застежки и осторожно снял шлем. По вороненому оплечью рассыпались золотистые волны. Сомнения быть не могло. Сам того не ведая, он поднял свой посох на женщину, и она повержена в прах, а если быть точным — в воду.