Аттон встал, кивнул своим собеседникам и быстрыми шагами покинул корчму. Некоторое время после его ухода барон и Москит провели в молчании. Наконец, барон, не поворачивая лица, сказал тихим бесцветным голосом:
– Этот человек изрядно пугает меня, Патта… Он гораздо опаснее, чем я думал. Он намного быстрее и смертоноснее своего отца. И то, что он просит, ни в коем случае не должно попасть к нему в руки.
Москит молча кивнул. Барон также тихо продолжил:
– Нам придется пойти на это, Патта. Я получил, то что хотел, и теперь не могу позволить, чтобы по землям Лаоры разгуливал один из Сорлеев. Мы не можем рисковать своими людьми, а потому – найди бантуйских ловцов. Это будет самая опасная охота в их карьере… И найди мне Таэль. Сколько можно бродить по лесам…
Генерал Эдвард Селин, граф Бисток, хмуря недовольное лицо, быстро поднялся по широкой лестнице, ведущей в южное крыло замка Вивлен и остановился у дверей, за которыми располагались покои королевы. Из тысяч прекрасных комнат замка Вивлен королеве Шелоне выделили самые лучшие – несколько просторных залов, примыкающих непосредственно к покоям императора, и имеющим свой собственный выход в зимний сад дворца. Эти апартаменты принадлежали ранее покойной матери Конрада, императрице Веронике, герцогине Рифлера, графине Армельтии. Вероника, скромная и добрая женщина, любимица двора, после тяжелых родов как-то быстро угасла, теряя жизненные силы буквально по часам, и едва юному Конраду исполнился месяц, как она отправилась к ногам Иллара. Старый император, человек безрассудный и безвольный, после смерти жены, ударился во все тяжкие, и оставив сына на попечение генералу Коррону, а империю на попечение Россенброка, проводил свое время с имперскими егерями в безудержном пьянстве, и закончил свою жизнь захлебнувшись собственной блевотиной, отмечая очередную удачную охоту.
Перед дверью генерала встретил караул – четверо лучших гвардейцев Краста. Рыцари почтительно склонили головы в приветствии. Одни из них, в чине арион-майора, сделал шаг вперед и доложил:
– Господин генерал! Королева в своих покоях. С ней младенец Николай, старуха и новая служанка, госпожа Виктория. А также, господин Долла. Прикажете доложить о вашем визите?
Селин выслушал рапорт и отрицательно покачал головой.
– Не надо, майор. Я не собираюсь беспокоить королеву. Сообщите госпоже Виктории, что я желаю видеть ее у себя в кабинете, как только это ей позволит королева. А сейчас, я хотел бы побеседовать с господином Долой.
Рыцарь четко развернулся и скрылся в дверях. Селин отошел к балюстраде, облокотился о мраморные поручни, и глядя на стенную роспись, задумался.
Рано утром во дворце объявился сам архиепископ Новерганский Гумбольдт. Священник прибыл верхом, в страшной спешке и пребывал в жутком настроении. Он ругался как эркуланский сапожник, богохульствовал и раздавал пинки прислуге. Селин, до этого не встречавшийся архиепископом лицом к лицу, тем не менее был наслышан о тяжелом характере Гумбольдта, но такое поведение старого священника его немного озадачило. Вскоре причина все этого стала известна – на архиепископа напали, и не кто-нибудь, а Истребители Зла, и это означало только одно – раскол в рядах церкви, столько лет тянувшийся тонкой трещинкой в одночасье превратился в бездонную пропасть, которую не перепрыгнуть, и возможно, что и не перелететь. Архиепископа тут же принял сам Император, они беседовали достаточно долго, и за это время Селин постарался как можно подробнее опросить монахов, сопровождавших Гумбольдта на пути из Новергана в Рифлер. Информация, которую ему поведали монахи, не оставляла времени на длительные размышления, и он тут же приступил к действиям. Его люди по всему Вивлену взяли под стражу открытые и тайные убежища инквизиции. Гвардия полковника Краста была поднята по тревоге и окружила императорский дворец, а в город вошел расквартированный рядом арион "Непобедимых". Сам Селин лично посетил неприметное серое здание на краю Мучного Квартала и побеседовал с женщиной по имени Молли, более известную всему Вивлену как Большая Ма или Дочь Мантикоры.
Раскрашенная, как бантуйский лесной шпион, толстуха поведала ему о том, кто заплатил Тихому Дому за защиту архиепископа Новерганского. То, что он услышал, лишь укрепило его самые серьезные подозрения, и по возвращению в замок, он не переставал думать о предстоящем сражении, и какую роль в этой битве можно будет отвести этой странной Виктории, милой женщине, торговке цветами, снабжающей городских красоток омолаживающими кремами, расчленяющей трупы, заказывающей охрану самому архиепископу, и лечащей самую могущественную правительницу Лаоры.
Сзади послышалось хриплое покашливание. Селин повернулся, но вопреки ожиданиям увидел вовсе не Доллу. Перед ним стоял, тяжело опираясь на толстую трость, очень высокий сутулый старик в черном кожаном мундире. Морщинистая кожа его длинного лица отдавала болезненной желтизной, а под неприятными колючими глазками набрякли темные мешки. Старик двинул длинным костистым носом и сипло пробурчал:
– Вас трудно застать на месте, генерал…
Селин почтительно склонил голову и коснулся пальцами переносицы.
– Прошу прощения, граф… Государственные заботы не позволяют мне долго засиживаться в кресле. Вы могли бы отправить мне сообщение курьером, и я бы тут же разыскал вас. Еще раз прошу прощение, за доставленные неудобства.
Граф Саир Патео поморщился, затем аккуратно взял генерала под локоть и указал тростью вдоль коридора.
– Пройдемся, генерал… Наша беседа будет краткой и не займет у вас много времени.
Селин почтительно кивнул. Краем глаза, он заметил, как из дверей покоев королевы вышел Долла, но заметив их, понимающе покачал головой и шагнул в тень массивной колоны. Патео, тем временем, продолжая говорить, все дальше увлекал генерала за собой по коридору.
– Я наконец-то отошел от дел, генерал… И это очень хорошо. Когда-нибудь, и вы познаете это чувство, если доживете, конечно… – Граф негромко засмеялся и продолжил, – Экспедиция в Аведжию подорвала мои физические и душевные силы, возможно, что императору следовало отправить туда кого-нибудь помоложе и покрепче… Впрочем это уже в прошлом, как и многое другое. Вернемся к настоящему. Как видите, генерал, мне осталось недолго… – Селин открыл было рот, но Патео взмахнул тростью, прерывая все возможные возражения, – И не надо лишних любезностей. Это так, я умираю, и скоро присоединюсь к моим друзьям – к брюзгливому Коррону, о, как мне не хватает сейчас его продолжительных сентенций… К хитрому и мудрому Россенброку… И я надеюсь, что Джайллар смилостивится над нами и позволит хотя бы периодически собираться где-нибудь за бокалом вина… Опять я за свое… – Он остановился, высвободил руку и улыбнулся Селину. Улыбка вышла удивительно доброй. Селин ободряюще улыбнулся в ответ.
