Я огляделся, выходя из погружения — чернота оборачивалась кустами, деревьями, тучами, мокрым малинником, углями погасшего костра. Теперь я не боялся колдовать рядом с мальчиком, знать бы ещё, как и от чего его лечить!
Я так и не рискнул задремать. Сидел, баюкал Шелиса, думал, что всё равно ничем не помогу. Было страшно. Умник не пришёл в сознание, лихорадка не спадала (к счастью, и не усиливалась). Утром я влил в него кружку отвара номер тридцать два, а себе приготовил авирную кашу. Что теперь? Оставаться бессмысленно. Вернуться в Рапухин не сумею — дорога наполовину выветрилась из головы, а в обратную сторону эфин я что-нибудь опознаю. Ещё и элаки… Значит, ехать на запад, да надеяться.
Проклятый лес казался бесконечным. Унылые, однообразные кусты. Узкие змеистые тропы, едва подсохшие после вчерашнего дождя. Ёлки, осины, сосны, ольха. Редкие прогалины, заселенные чем-нибудь колючим, обычно малиной. Около полудня подвернулась невзрачная деревушка на семь дворов. Я придержал клубок у колодца, напоил Рысёнка с Лисом, дал Шелису отвара из фляги, сжевал несколько сладких сухарей и отправился дальше. Наверное, сверни я куда-нибудь — нашлись бы другие поселения, и покрупнее, только зачем они мне? В округи Дикого удела магов не распределяют: сочинители государственных программ развития села (о, выговорил!) так далеко не забрались, поскольку предпочли развивать обитаемую местность. Шелис, Шелис, зачем же ты по Рапухину без куртки ходил?
День стал для меня сплошным, неуёмным кошмаром. Бессонная ночь помогла, долгая скачка посодействовала. Когда стемнело, я сообразил, что место для привала надо было искать два часа назад. Становилось всё труднее сидеть, и восприятие начало хулиганить, а вокруг была можжевеловая стена, ни ручьёв, ни родников, ни полян, и Рысёнок шёл не быстрее человека.
Наконец, справа подвернулось маленькое лесное озерцо в обрамлении лопухов. Спешившись, я выяснил, что шатаюсь, а ещё следовало успокоить коней, и соорудить какой-нибудь ужин, а мне было так холодно, а Шелис снова дрожал… И к воде не так-то просто подобраться, уж очень густые заросли. Впрочем, лопухи пригодились: я сделал из листьев подушку для Шелиса и мокрый компресс. Неуклюжие попытки сбить жар казались бы смешными, если бы не желание упасть, уснуть и не видеть эфинского леса.
Спал я дольше, чем собирался. Хотелось встать на рассвете, а удалось часов в восемь. Лес не стал намного уютнее, я замёрз (ибо укрыться было нечем, мне остался только край одеяла), туч не убавилось. Шелис лежал на животе, уткнувшись лицом в листья. Я быстро перевернул его на спину… зря испугался, дышит.
В котелке с вечера настаивался отвар. Я набрал полкружки и только собрался напоить Шелиса, как мальчик открыл глаза и тихо сказал «Учитель?».
Лишь сейчас я сообразил, что жар исчез…
— Ты как?
— Плохо, — удивлённо сказал мальчик, — Знаете, так… пусто, и словно я встать не могу, и ещё… Я заболел?
— Да, Шел. Ты с позавчерашнего вечера был без сознания…
Я описал симптомы болезни (надеясь, что мальчик умеет это лечить) и сказал о проклятии Айны. О собственном погружении говорить не стал, просто сообщил, что перерезал эфинные нити. На этом месте Умник закашлялся, а потом уставился на меня с совершенно обалделым видом:
— Учитель, простуда всегда вот такая?!
— Кого из нас учили целительству?
— А я раньше не болел.
— Но диагноз-то поставить ты можешь?
— Нет, учитель, — мальчик высвободил руку из одеяла и с трудом сел. Слегка пошатался, потом выровнялся и забрал у меня кружку, — Иероглифы есть?
— Нету. Всё-таки попробуй. Иначе… я вообще не представляю, как тебе помочь.
Шелис сделал глоток и поёжился. Наверное, сейчас ему больше подойдёт тёплое питьё, лихорадка-то прошла.
— Вы правильно меня лечили, — он вытащил из-за пазухи лопушиный лист, — Только надо было зелёную «снежинку» на компресс и в зелье. А диагноз… понимаете, тут ведь проклятие. Если оно хорошо зацепилось, то может быть та болезнь, которую в нём навеяли. А если не очень хорошо, то симптомы будут от той болезни, которую навеяли, но болею я чем-то другим, попроще. Ещё бывают такие хитрые обманки, когда сначала появляются ложные признаки, а потом их лечение провоцирует скоротечное развитие настоящей болезни. Вы совсем слов не разобрали?
— Это был не литен, — ответил я, — По звучанию похоже на старорунсонский. Так, а если не «обманка», то у тебя может быть простуда, чахотка или воспаление лёгких, но точно не воспаление печени?
— По сути вы правы, но только не чахотка.
— Ладно. Чем лечат кашель?
Последовал длиннейший список — травы, кустарники, деревья, грибы; листья, цветки, плоды, корни, кора; экзотика вроде полынного дерева и укроп с тысячелистником… Баловаться с иероглифами я не рискнул — неправильное магическое лечение обычно загоняет в гроб быстрее болезни, — но травяной настой (девятнадцать наименований) приготовил. Шелис за это время попытался встать (я с ужасом воскликнул «Сядь немедленно!!!», так его шатало), попытался колдовать (естественно, ничего не вышло: мальчик слишком ослаб), через силу сжевал ломтик сушеной белой дыни и рассказал, как устроить относительно тёплый душ с помощью озера, котелка с кипятком, небольшого количества летунец-травы (можно заменить большим количеством трищетинника) и восьми иероглифов (это после того, как я запретил «окунуться разочек»).
Я заинтересовался. На летунец рука не поднялась: в Стреленске травка идёт по сто золотых за веточку, и всё равно эфин достанешь. Шелис провернул в Канари хитрую операцию, выменяв два прутика на дюжину зачарованных по всем правилам шишек айдольского кипариса (стреленская цена — сорок золотых за шишку, но Умник добыл сырьё бесплатно ещё в дошкольную пору, а заколдовал сам). Зато, трищетинник в Виссе рос на каждом лугу, у практиканта был целый пакет. В совокупности с парой иероглифов трава якобы повышала неопределённость и «летучесть» воды. Я позаимствовал горсть и стал экспериментировать. Действительно, повысила — горячее зелье рвалось вверх с полуниса и с готовностью закручивалось хоть спиралью. Поднять озёрную воду оказалось куда сложнее, в результате потратил около трёхсот пятидесяти.
Вот любопытно, если взять зелье вместо воды в «памятник», удастся ли поставить паутинный щит россыпью? И если да, произойдёт ли изменение эфин-свойств пространства? А если нет, уменьшится ли расход энергии на заклинание?
Ну, это вопрос неактуальный.
Мы тронулись в путь около полудня и ехали до глубокой ночи. Дождь ушёл; подсохли извилистые тропы; сырость затаилась среди особо густых кустов. Шелис, закутанный в синее одеяло, безмятежно спал (я с самого начала усадил мальчика перед собой, опасаясь, что температура подскочит снова). Жёлтый клубок свободно катился по обочине. Лес почти не раздражал.
