«Бла-бла-бла, старейший городской парк, бла-бла-бла, старейший зоопарк, пруд… Понятно, короче», — Я равнодушно отвернулся от таблички. Статуя одного из «трех великих героев» Реставрации Мейдзи привлекала чуть больше, но скорее в плохом смысле.
Начиналось все с унылой чугунной ограды. Толстые столбики с несколькими перекладинами между ними, высота на уровне пояса. Смысла в ней особого не было: вид портит, а защитных функций не выполняет — слишком низкая. У нас бы, как минимум, присобачили сверху чугунные колья. Чтобы зеваки и молодежь не сидели, ага. Хотя это больше к высоким оградам, конечно. И то не везде. А вот в Англии точно обмотали бы колючей проволокой в три ряда. Чтобы гаденыши на ней пиво не пили. Так украшать общественные места особенно любили в Лондоне. Но здесь у нас реакционная отсталая Япония, так что обывателей пожалели.
Но я отвлекся. В центре символичной ограды стоял унылый бежевый постамент, на котором раскорячился низенький мужик с бочкообразной, непропорционально большой головой и одутловатым телом. Медведев один в один, только чуть более пропорциональный. Но больше всего мне понравилось выражение лица: эдакая смесь целеустремленности и растерянности. Как в том анекдоте про Брежнева: «Идея, идея, и де я нахожуся?». Наверное, так выглядели солдаты Урфина Джюса из одноименной детской книжки. Гротескное впечатление, конечно, ну хоть посмеялся.
Время, между тем, перевалило за два часа пополудни. Не могу сказать, что у входа в парк была толпа, но народу определенно хватало. А еще чуть в стороне я заметил с десяток строителей. Двое из них возились с какой-то доской, еще трое что-то кричали им с крыши мелкой пристройки, а остальные бездельники вяло отгоняли зевак.
Тем не менее, за самой крайней дорожкой никто не наблюдал. Видимо, там никакой прохожий получить кирпичом по голове не мог чисто физически. Надо ли говорить, что я пошел именно там? Правильно, не стоит. Поравнявшись с рабочими, которые начали принимать доску снизу, я выкинул недоеденное мороженое в мусорку, а потом внезапно рявкнул:
— ХАНАСЕ! (отпусти)
Похоже, что не только у нас людей на стройке дисциплинируют криками прораба. Оба рабочих поступили совершенно одинаково: резко отпустили веревку и отпрыгнули в сторону. Поднимаемую балку перекосило, она свесилась с веревочного блока, а затем тяжело рухнула обратно на землю под ругательства всех причастных. Я же, под шумок, смылся через вход в парк.
Настроение тут же повысилось с отметки: «жизнь дерьмо, оставьте меня, наконец, в покое» до: «неплохая прогулка». Действительно, что мне еще надо? Солнце светит, вид вокруг радует глаз, цветы и деревья благоухают, а я еще и развлекся за чужой счет. Дважды, если считать избиение тех индюков на детской площадке.
Так как в парке моя персона оказалась впервые, то коллективным решением тараканов в голове решено было немного побродить по местности. Раз уж выдалась такая оказия, грех ей не воспользоваться. Что я и сделал. Походил по тенистым аллеям, понадкусывал сахарную вату у зазевавшегося ребенка в очереди, угостил белку орехами, вымоченными в пиве.
Последнее получилось случайно: просто какой-то дегенерат не донес до мусорки остатки своего пойла. Пришлось пустить их на благое дело. Пушистые крысы оказались не против: сначала стремались, зато потом облепили меня как мухи и еще минуту бегали по одежде, пока не поняли, что аттракцион невиданной щедрости подошел к концу.
Вообще, в парке оказалось интересно: в главном храме с непроизносимым названием подергал в колокольчик для молитвы, положил в ящик для подношений самую крупную денежную купюру… из билета банка приколов, купил на всякий случай амулеты от нечисти. В отличие от моего мира, подобные залепухи должны быть вполне себе действенными. Так что повешу их на окна и двери против всяких гробов на колесиках.
Дошел я и до какого-то мелкого храма с кучей каменных фонарей. Выглядят красиво, но тяжелые заразы. Просто так отнести к себе не получится. А мне так хотелось разнообразить свою прихожую.
Наконец, я чуть подустал и ноги сами вывели меня к пруду Синобадзу. Эдакое маленькое ламповое озеро, с цветущей по берегам зеленью, розовыми лотосами на поверхности и кучей водоплавающих птиц. А еще — несколькими укромными ложбинками.
В одной такой я и примостился. Какой-то доброхот оставил на траве свою клеенку, на которую я с усталым вздохом припарковал свой зад. Стало совсем хорошо: огромное дерево надо мной давало тень, звучали переливчатые трели местных птиц, а вид игрушечного от своей ухоженности пруда настраивал на медитативный лад.
— Эх, все же хорошо иногда выбраться на природу, — Совершенно по-стариковски закряхтел я себе под нос, — А ведь раньше же любил почитать книгу в парке или покормить уток… Что произошло?
Я вдруг вспомнил свои увлечения, долгие прогулки у Чистых или Патриаршего пруда. Куда все ушло? Как я мог забыть? Снова накатила грусть. А потом я вспомнил, почему от них отказался. Семейный быт, чтоб его. Алла-Алла, какой же ты была расчетливой сволочью. Так поломала мне жизнь, что до сих пор круги по воде расходятся. Хотя сам виноват, надо было сразу уходить… Ками бы побрал эти токсичные отношения.
Мои мысли внезапно оказались прерваны самым бесцеремонным образом. А именно — детьми. Эти маленькие чудовища выкатились на мой укромный пятачок всей своей галдящей ватагой, да еще имели наглость не заметить главного участника. Бывает. Но мне от этого не легче.
— Я говорю, что не надо, Ко-тян…
— Да заткнись ты уже, Сота, — Робкий голос одного малолетки быстро оказался заглушен его более крикливым товарищем, — Старый козел Теучи-сенсей никак не хочет ставить мне А или В. Говорит, что даже С для меня слишком жирно. Урод! Грозится, что оставит на второй год. А с этой лапкой у меня будет столько удачи, что я еще и круглым отличником выйду. Лапок много, вам тоже хватит!
— Но… — Снова попытался маленький Сота, но теперь его прервали все остальные.
— Я тогда себе перья возьму!
— А мне, чур, вторую лапку.
— Да фиг тебе, она моя! Теучи-сенсей мне тоже D-шку влепит. А потом мать меня все на все лето гулять запретит! И отец наорет! И брат подзатыльник даст! Хотя он в любом случае даст… Дылда озабоченная.
— А я…
— Да подождите вы! — Совсем уж громко выкрикнул Ко-тян. Крепкий ребенок лет десяти не стал ждать, пока остальные заткнуться. Видимо имелся опыт. Вместо бесполезных криков он жестом старого павиана из «Короля-льва» вздел над собой зажатую в руках тушку какой-то белой птицы. Гусь, наверное. С моего места породу не разглядеть.
Птица трепыхалась в захвате, конвульсивно дергала лапками, вертела головой на гибкой шее, но выскользнуть из хватки мальчугана не могла. Хотя уж грызануть за пальцы малолетнего охотника ей ничего не мешало. Впрочем, по снежно-белым перьям змеилась, впиваясь в тело, толстая храмовая веревка. Возможно дело именно в ней.
— Надо сначала убить его! — Сказал малолетний живодер, и орава мальчишек тут же притихла. Видимо, этот момент любители трофеев продумать забыли. Ну еще бы. Что ни говори о детской жестокости, а большинство из них вот так, на фу-фу, оборвать чужую жизнь явно не готовы. Особенно, если росли в городе. Их максимум — привязывать к хвостам бездомных кошаков жестяные банки да ловить жуков-вонючек в банку.
— У кого есть нож? — Вопрошал, между тем, заводила. Стайка нарушителей тишины снова загалдела, но ничего существенного пацаны не выдали. Ножа, очевидно, не было ни у кого: через какое-то время ребята замолчали. лишь переглядывались с растерянным видом, да косились по сторонам. У парочки самых младших на лице тут же появилась обида и какой-то тяжелый, почти вселенский облом. Ну и рожи!
А потом ватага японских младшеклассников бросилась шуровать по прибрежным зарослям. Без всякого результата. Забавно, что ко мне никто так и не приблизился. Вот и славно. А то прижухнутся и уйдут, а меня их метания только-только начали забавлять.
«М-да. Что вы вообще пытаетесь найти на пустом бережку? Мачете? Топорик для рубки мяса?» — Я хохотнул про себя. Все же наблюдать за тупящими людьми одно удовольствие. Особенно с такой экспрессией.
