Эльфы готовятся к ней прямо сейчас. По-видимому, Айяра из года в год тайно участвует в этих охотах.
— Зачем ей это?
— Они сказали, что это древняя традиция их клана. Они вместе едят убитую добычу. Что-то вроде колдовского ритуала, чтобы связать воедино землю и небо. А вдруг те крестьяне были правы, и это в самом деле жертвоприношение?
Если старина Уилл что и умел, так это скрывать своё изумление. Он всего лишь кивнул. — Мы тоже охотимся и устраиваем пиры. Общая кровь связывает. Так говорят сказители. Это бы объяснило, почему Айяра пропадает каждое зимнее солнцестояние. Но почему она держит это в тайне? Неужели ей стыдно за это?
— Насколько я поняла, никому в Королевстве не дозволено принимать участие в зимней охоте, как будто на этот счёт существует древнее соглашение.
— Нарушенный договор! Это лишь усиливает мои подозрения. Вдруг она просто ждала удобного случая, чтобы погубить Королевство?
— Все эти годы? Уилл, она живёт на свете очень-очень долго.
— Если не она, тогда кто виновен во всех этих несчастьях?
— Они говорили о каком-то чужаке. Кто-то странствует в Дебрях, стараясь убедить эльфов напасть на Королевство сейчас, когда Отец пропал. Королева Айяра хочет, чтобы совет начал переговоры с Матушкой, но этого не случится. Королевство и Дебри всегда будут противниками.
Уилл покачал головой. — Ну не знаю. Что, если всё не обязательно должно быть так, как сейчас?
— Теперь ты говоришь прямо как сказительница Эловен. Но вот тебе ещё одна странность. За мной всё время следил хохлатый орёл, похожий на ястреба Алоны. Так что теперь нам нужно быть вдвойне осторожными. И есть кое-что похуже! Зимняя охота должна начаться совсем рядом. Поэтому нам следует поскорее найти оленя и убираться отсюда, пока портал не закрылся на закате.
— Тссс! — предупредил её Уилл, когда путь впереди озарился светом.
Они миновали россыпь приземистых грибов и очутились на круглой поляне в окружении статных дубов, ясеней и акаций. Стройная башенка, врытая посреди поляны, давным-давно опрокинулась набок. Пространство вокруг неё устилали мраморные плиты. Её коническая крыша разбилась на осколки, которые рассыпались точно по направлению к тропе. Прямо из земли торчал флюгер в виде зубастого херувима.
Солнечные блики играли на бледных каменных останках павшей башни. Стёкла покачивались от лёгкого ветерка. На увитом лозами сидении, сооружённом из обломков мрамора в подражание трону, расслабленно полулежал человек. Он внимательно изучал череп в вытянутой руке, печально, но беззлобно нахмурив брови. Когда близнецы натянули поводья, приказывая лошадям остановиться, он поднял взгляд, и его глаза расширились.
— Роуэн и Уилл Кенриты! — воскликнул он с наигранным удивлением. — Какими судьбами?
Остриё невыносимой боли глубоко вонзилось в мозг Роуэн позади глаз. Она прижала ладонь к лицу, опасаясь, что из глазниц сейчас хлынет кровь, но боль внезапно утихла. Открыв глаза, она несколько раз моргнула и обомлела. Челюсть стоящего рядом Уилла отвисла, как у слабоумного. Наконец он заговорил:
— Лорд Око? — неуверенно произнёс он имя.
— Око! — эхом отозвалась Роуэн, когда на неё нахлынули воспоминания о том самом дне.
— Что стряслось с вами у Бекборо? — спросил Уилл.
— Да, верно. Мы потеряли вас из виду, — Роуэн потёрла глаза, когда её лоб пронзил последний всплеск мигрени. И всё же в том, что они с Уиллом начисто позабыли о встрече, не было ничего такого уж странного, не правда ли? Тогда в Бекборо всё произошло слишком стремительно, и последствия оказались слишком ужасными. — Вы тоже разыскиваете Верховного короля? Это ведь вашего спутника мы видели у моста? Охотника?
— Как много вопросов! И у меня найдётся много ответов.
— Чей это череп? — Роуэн уставилась на зияющие провалы глазниц, чувствуя, как миазмы ужаса просачиваются в её сердце.
— Этот вопрос я задавал себе всё утро, рассуждая о важности смерти и превратностях жизни. Что на самом деле таится в наших сердцах? Есть ли скрытый смысл в том, что эта потерянная душа встретила свой конец на прекрасной поляне, среди благоухающих цветов, под необъятным небом? Разве подобная участь не заставляет задуматься, почему миры устроены именно так, а не иначе? Неужели вы никогда не задавались вопросом, почему сильные добиваются процветания жестокостью? И как их ложь маскируется под искренность? И как облечённые властью всё время твердят, что причиняют тебе боль для твоего же блага, сковывая тебя цепями, которые сами же и создают?
— Вот потому-то мы и стараемся быть добродетельными, — твёрдо сказала Роуэн.
Он привстал на своём троне, напряжённый и взвинченный. — Но что, если одной добродетели недостаточно? Что, если добродетель — ложь?
— Добродетель не может быть ложью!
— И кто вам это говорит? Те же, кто бросает вас за решётку и истязает вас. Люди не любят, когда их критикуют или заставляют отвечать за свои поступки. Я знаю это по собственному скромному опыту. Мне несказанно повезло, что я вообще жив и свободен, юная Роуэн. Каждый день, вдыхая бодрящий воздух свободы, я возношу хвалу своему везению. И я надеюсь помочь другим — несчастным, невежественным, слабым, но целеустремлённым отрокам вроде вас — вкусить свободу вместе со мной.
От этих слов в её ушах наперебой зазвенели все когда-либо заданные ею вопросы, оставшиеся без ответа. Своим угрюмым взглядом он проник в самую потаённую часть её души, ту, которую вечно раздражали наложенные на неё ограничения, все эти требования и запреты, тихие препирательства родителей, смолкающие всякий раз, когда кто-либо из детей входил в комнату.
— Вас и вправду истязали? — спросила она.
Уилл коснулся её руки. — Ро, о таком невежливо спрашивать.
— Никогда не извиняйся за то, что задаёшь искренний вопрос. Я уважаю тех, кто ищет ответы, — Око опустил череп. — Но я не стану осквернять ваш невинный слух грубой и печальной историей о моих ранних годах и о том, как я их пережил. Скажу лишь, что за решётку меня бросили те люди, которым я больше всего доверял. И всё то время, пока они измывались надо мной, они продолжали твердить, что делают это из любви ко мне. Они называли меня никчёмным и опасным, когда я отказывался подчиняться их прихотям и командам.
Уилл помотал головой, словно стряхивая паутину. — Я сожалею о ваших злоключениях, лорд Око, и мне не хотелось бы показаться пренебрежительным, но мы очень торопимся догнать оленя.
— Олень! — он вскочил на ноги. —
