Те, другие, конюшни были современными. Без кошек, ласточек и старых животных.
Для меня тоже не нашлось места.
– Там держали скаковых лошадей. Очень дорогих. Породистых. От них ждали хороших результатов, а результаты были не всегда. И тогда маме предложили давать лошадям лекарство. Такое, которое бы сделало их сильнее и быстрее. Лекарство было новым. У лошадей всегда берут пробу на допинг, но это средство не обнаружили бы. Никакого риска, так ей сказали.
Кайя кивнул.
– Мама отказалась. Это незаконно. И неправильно. Лошади сгорали. Год или два, а потом все.
– Ее заставили?
– Нет. Наоборот, сказали, что все понимают и, наверное, она права. Только лекарство все равно давали. А когда все вскрылось, то сделали виноватой ее.
Был громкий скандал. Я не понимала, почему мама молчит. Почему не расскажет правду всем, ведь это же правда. А правда всегда побеждает. Особенно в сказках. В жизни решали деньги.
Состоялся суд, торопливый, стыдливый какой-то. И судья проявил снисхождение. Те, кто играл на скачках, желал поскорее забыть неприятный инцидент. Конюшня сменила хозяев.
Мама потеряла лицензию, репутацию и душу.
А я решила, что не хочу быть ветеринаром.
– Мама продержалась год. Ей было тяжело. Она сама считала себя виноватой, хотя никакой вины не было! – Я сорвалась на крик, как всегда, как раньше, когда искала справедливости в чужих кабинетах.
Когда же мама умерла, то смысла в поисках не стало.
Кому и что доказывать?
Наверное, мне повезло, что я была слишком незначительна, чтобы на меня обращали внимание. А могли бы избить, изуродовать или просто раздавить. Как там говорил Урфин? Мир от меня избавлялся.
– Поступить я не поступила. Сначала нашла работу на рынке… меня бы взяли на конюшни по старой памяти, только я не хотела иметь ничего общего с лошадьми. Хотя лошади тут ни при чем.
Кайя пришлось обойти стол. И чем ближе он подходил, тем сильнее становилось желание убежать. Спрятаться и поплакать. Но я не плакала тогда и сейчас не стану.
Разговор этот затеян не слез ради.
– Потом был магазин. И одна контора, где торговали лесом. Другая контора. Третья. Я нигде особо не задерживалась. Из последнего – курсы… счетоводов. Так что, ваша светлость, вы себе совсем не ту жену выбрали.
Его руки легли мне на плечи, и тяжесть их, тепло, которое ощущалось сквозь плотную ткань платья, успокоили. Разве может случиться что-то плохое, когда он рядом?
– Об этом позвольте судить мне.
Кайя просто стоял, и меня отпускало. Давняя боль как гной из старой раны. Теперь, если повезет, рана зарубцуется. Шрам – это просто отметка, он уже не причиняет боли.
– Ваша мать – отважная женщина. И мне кажется, что вы похожи на нее.
– Не в том, что касается отваги.
Кайя хмыкнул.
Он просто не знает… и не узнает. Моя вторая тайна останется в прошлом мире.
– А… вы… – Я судорожно искала что-то, что продолжило бы разговор. Молчание затягивалось и с каждой минутой становилось все более двусмысленным. – Вы… действительно на тигров охотились?
Подозреваю, что и эта история имеет двойное дно. Тихий вздох Кайя был лучшим подтверждением.
– Откровенность за откровенность!
Я уцепилась за эту историю. Соломинка для тонущей меня. И Кайя согласился, что так будет честно.
– Мне было восемь. Урфину – семь. Он много читал. Он всегда любил книги, а дядя охотно их подсовывал.
Я не представляю Кайя ребенком. Или нет? Рыжий. Яркий, как Антошка из мультика.{31} Лопоухий. И сосредоточенный. Забавный, наверное.
Жаль, что не получится увидеть фотографии.
– В очередной книге Урфин прочел про Самаллу. Остров, где всегда лето. Там деревья вырастают до самого неба. Выше замковых башен. И дома строят прямо между ветвей. Храм тамошний вырублен в стволе огромного каменного дуба. Разве могли мы устоять?
– Вы сбежали?
Смешок. И большие пальцы движутся по шее, к затылку и назад. Медленно, осторожно, словно Кайя еще не уверен, что я не буду против.
Я не буду.
– Попытались. Нам удалось добраться до порта, счастье, что не дальше. Отец был очень зол. Мы долго не могли сидеть, а когда наконец смогли, то отец сказал, что если мы доберемся до границ протектората, то он устроит нам поездку в Самаллу.
– И вы?
– Мы довольно быстро спланировали поход. Нам он не казался сложным. Запаслись сухарями. И еще нож взяли. И топор тоже. Урфин – бумагу для заметок. Про карту вот забыли.
Он мурлычет, как его чертов рыжий Кот.
– На третий день у нас увели лошадей вместе со всем, что было в сумках. На четвертый – пошел дождь, и мы вымокли. Дело было к осени, и по ночам здорово холодало. А наши шалаши из еловых лап что-то не грели совсем. Спустя неделю мы захотели повернуть домой, но тут оказалось, что это невозможно.
– Вы же могли погибнуть!
– За нами присматривали, но охране был дан приказ не вмешиваться и не помогать. А приказы отца не нарушались.
Альтернативные у них здесь методы воспитания.
– Потом мы и вовсе заблудились. Спасали нас грибы и лягушки. Грибы ел я, мне-то отравление не грозило. Лягушек уступал Урфину. Иногда получалось поймать рыбу. Как-то мы раскопали муравейник. Личинки довольно сытные.
Ну да, по нему заметно. На личинках муравьиных вырос. Определенно.
Пальцы Кайя забрались в волосы. Он мягко и очень нежно перебирал пряди, иногда, словно невзначай, касаясь уха или соскальзывая по шее к плечу. И я сама уже готова была замурлыкать.
– Я бы продержался долго. Меня сложно убить. А вот Урфину доставалось за двоих. Но однажды вдруг появился дядя, забрал нас и отвез в ближайшую деревню. Там нас отмыли. Дали чистую одежду. Еду нормальную. Это было замечательно. Я в жизни не ел настолько вкусной вареной морковки. Я с тех пор очень морковку полюбил. А вот грибы терпеть не могу. Дядя тогда крепко поругался с отцом.
– Почему?
Я запрокинула голову, пытаясь заглянуть в глаза Кайя. Но добилась лишь того, что руки его легли на горло и опустились ниже, замерев на линии ключиц.
– Я должен был понять, что фантазии и реальность отличаются. И что за свои фантазии нужно нести ответственность. Как и за тех, кого в них вовлекаю. Если бы Урфин погиб, то по моей вине.
Жестокий урок. И мне еще более симпатичен дядюшка Магнус, который вытащил восьмилетнего мальчишку из совсем недетской передряги.
Наклонив голову, я потерлась подбородком о горячую ладонь.
– Отец был прав. Второй урок обошелся дороже первого.
Кайя убрал руки. И это было несколько обидно. Я уже с ними почти сроднилась, если не сказать больше.
