Обида постепенно растворилась. И хотя нервная дрожь никуда не делась, я немного успокоился. В этот раунд мне бояться нечего. Я ни разу не прервал цепочку правильных ответов. Оставалось выбрать козла. Серёга в финале меня никак не устраивал. Ведь я собирался выиграть. А такой никогда не забудет поражения. Превращать смену в ежедневные драчки не хотелось. Значит, для финала оставался единственный достойный кандидат — Петро.
Мой палец уставился в запарившегося Серёгу. Два чужих резко показали на меня. Я оцепенел. От такой вопиющей несправедливости мой рот открывался, как у рыбы, выброшенной на берег.
— Почему Камский? — спросила Электричка у Петро.
— Если знал ответ, зачем тормозил? — пожал плечами Петро.
— И возбухал много, — прошлёпал Серёга. — Кстати, не только здесь, а и ваще… па-а жизни.
Ладно-ладно. Гиревичок, значит? Рожу наел, как у кабана, и самый крутой, значит? Так что ли? Ты приди на дискотеку, и я приложу там тебе по полной программе. С Эрикой не потанцевать, так подраться всласть.
— На твоём фоне многие выглядят просто беспомощными, — улыбнулась мне Электричка, но улыбка её была холодна, словно белое безмолвие из рассказов Джека Лондона. — Тем не менее, финал пройдёт без твоего участия. Постарайся не цепляться рогами за провода и не проломи копытами сцену. Гнать козла!
— А-а-а! О-о-о! А-а-а! — донёсся из зала рёв по силе равный торнадо.
Кипя от возмущения, я поплёлся к ступенькам. Господи, как мне не хотелось возвращаться. Ведь каждый теперь мог обличительно ткнуть в меня пальцем за то, что отряд так и не дождался награды. А теперь мне предстояло последнее слово. Ну, я им скажу. Я сейчас так скажу! Пусть меня выгоняют из лагеря, пусть. Но я скажу…
И тут, проходя мимо левой колонки, я заметил Иринушку, поманившую меня пальцем. Пришлось юркнуть за колонку и приземлиться рядом с прежней директрисой. Трудно поверить, но в этом уютном закутке даже горечь поражения не казалась чем-то значимым. Тем не менее, несправедливое изгнание давило не хуже пятитонки.
А на сцене начинался финал.
— В банке двадцать тысяч двести условных единиц. Они достанутся тому отряду, чей представитель уцелеет в грандиозном сражении по олимпийской системе. Ответил — уцелел. Провалился — покидаешь сцену ни с чем. Каждый правильный ответ добавляет в банк пятьсот условных единиц. Так что решайте сами, как долго будет продолжаться ваше сражение.
Я тоскливо посмотрел на место, где только что давал правильные ответы, а потом откинулся назад, прислонив усталую спину к колонке.
— На сколько часов время по Гринвичу отличается от среднеевропейского?
— На один, — сказал Серёга. И угадал. Струны уже не вспыхивали. Но серебряные светлячки над сценой сложились в число «20700».
— Две главные звезды созвездия Близнецов?
— Кастор и Поллукс, — не медля, выкрикнул Петро.
Левый ноль сменился единицей, а семёрка вновь обернулась двойкой.
— Если в полдень встать лицом по направлению полуденной тени, то впереди будет?..
— Север, — твёрдо сказал Серёга, словно был юным следопытом с детсадовского возраста.
Снова на всеобщее обозрение явилась семёрка. В зале восхищённо засвистали.
— Главный в иерархии древнегреческих богов?
— Зевс, — несколько неуверенно сказал Петро, но счастливо рассмеялся, когда сумма банка перевалила за 22 тысячи.
— Место выхода подземных вод на поверхность земли?
— Родник, — ответил Серёга и напрягся.
Вновь состоялось таинственное превращение двойки в семёрку. Зал радостно гудел. А я всматривался под потолок. Как высвечиваются цифры? Никаких лазеров-фазеров в клубе отродясь не водилось. Что за силы вытащила Электричка из укромных закутков своего особнячка, куда нет хода простым людям?
— В каком веке жил Джордано Бруно?
— В шестнадцатом, — даже это знал пронырливый Петро.
Двадцать три тысячи с хвостиком! На такие деньжищи, наверное, можно скупить весь киоск.
— Самое крупное животное суши?
— Слон, — заржал Серёга, увеличив банк ещё на пять сотен.
— Бурый железняк — это руда чёрных или цветных металлов?
Петро призадумался. Я даже зубами скрипнул от досады. Если бурый, то цветной, однозначно!
— Чёрных, — медленно выдал Петро.
Я чуть не поседел, но тут увидел четвёрку на месте, где только что красовалась тройка.
— Путь, по которому планета движется вокруг солнца?
— Орбита, — выпалил Серёга. Глаза его выпучились от натуги. Лицо раскраснелось и блестело от пота.
— На сколько созвездий поделено звёздное небо?
— На восемьдесят восемь, — отрапортовал Петро.
И я снова порадовался, что этот вопрос достался не мне. Ох, и срезался бы я. И всё же провалиться в финале — это куда почётнее, чем вылететь в последнем отборочном раунде.
— Самая северная территория России? Земля Франца-Иосифа или Новая Земля?
Серёга задумался. Полоски пота отсвечивали на его лице серебряными блёстками. Петро тёр виски и переживал. Я аж подпрыгивал на месте, так мне хотелось ответить вместо Серёги.
— Земля Франца-Иосифа, — ответил финалист, и в банке уже лежало двадцать пять тысяч с копейками.
— Самая высокая часть холма?
— Вершина, — не раздумывая, выдал Петро.
— В каком году была сфотографирована невидимая сторона Луны?
Наступила зловещая тишина. Любому дурачку-младшекласснику было ясно, что ответа Серёга не знал. Глаза героя-гиревика шарились по залу в поисках подсказки. Лицо вытянулась к скрытому мраком народу. Серёга страстно хотел, чтобы кто-то выкрикнул ответ и спас его шаткое положение.
Пауза затянулась.
— Ну, Пыткин, долго мы будем ждать? — холодно осведомилась Электричка.
— В шестьдесят седьмом, — тихо прошептал Серёга, но невидимые микрофоны расплескали чуть слышные слова по залу.
— Правильный ответ: в 1959, - отчётливо произнесла директриса и подвела итоги. — Игра окончена. Сумма в двадцать шесть тысяч двести условных единиц переходит в распоряжение седьмого отряда.
Серёгин взор зыркнул глазами льва на тропе войны, но тут же скрылся во мгле. А круг, на котором переминался Петро, окрасился нежными оттенками цвета морской волны.
Возле моего носа мелькнула рука Иринушки, щёлкнув тумблером. Заиграла бравурная музыка. Вспыхнул свет. Разморившийся народ нехотя поднимался и медленно перетекал к дверям.
— А почему именно верхняя струна — красная? — спросил я. За спиной мягко вибрировала колонка. Дрожь огромной махины убаюкивала.
— Наверное, их обозначили цветами радуги, — пожала плечами Иринушка.
