Она думала, что сумеет спрятаться за многозначными фразами, но при одном воспоминании о Мифе по ногам потянуло холодом. Как можно незаметнее Надя сжала и разжала пальцы — уже поскрипывали каменеющие суставы.
Психолог откинулся на спинку кресла, ещё не замечая, как она изменялась. Аккуратно подстриженная бородка и очки в золотистой оправе — как бы она хотела быть такой. Укладывать волосы и покупать дорогие платья. Но пока волосы шуршат, как сухая степь, и бетонные кости рвут одежду, пока арматурные ногти уродуют её пальцы — это невозможно.
— Что между вами случилось? Позвольте, я угадаю. Мужчина и женщина — это извечная история. Вы были в него влюблены, да? А что потом? Насилие? Он вас бил? Принуждал к чему-то?
Она провела по щеке кончиками пальцев — кожа сделалась сухой, как бумага, и под ней проступили натянутые провода. Надя не испугалась. Пусть он увидит. Так даже лучше.
— Ну что вы. Он был замечательным человеком. Он просто испугался. Вы знаете, как пугаются люди, когда видят не-живых? Это подкожный страх. Впитавшийся в кровь. Это не пугает вас, потому что вы не видели девочку, которая говорит с не-мёртвыми так запросто, как с продавцами в магазине. Понимаете, почему Миф убил меня?
Теперь он увидел — изменился взгляд, и напряглись мышцы на шее. Побелевшие пальцы упёрлись в стол, будто желая опрокинуть его, возвести баррикаду между ним и Надей. Защититься.
Надя ждала — перед ней был профессионал. Пять длинных секунд понадобились ему, чтобы взять себя в руки.
— Теперь вы можете его понять? — улыбнулась она.
Психолог кашлянул и спрятал глаза.
— Да.
— А потом я вернулась и убила его.
Тянулась безвкусная жвачка беседы. Наде было скучно, потому она сказала:
— Это любовь делает из нас чудовищ. Потому что любовь — это проклятье.
Ручка снова запрыгала в его пальцах — по тетрадному листу поползли кривые строчки. Надя снова перевела взгляд на небо. Время шло к вечеру, и проспект за окнами кабинета гудел на все автомобильные голоса.
— Хорошо. Я понял. Знаете, что я вам скажу? Вы уцепились за прошлое, как будто оно — единственно важное в жизни. Вы слишком много думаете про этого вашего Мифа. Отпустите его. То, что случилось, неприятно, но не сме…
Он запнулся. Надя хмыкнула — не удержалась. Психолог смерил её снисходительным взглядом.
— Это можно пережить. Люди переживают гораздо более страшные вещи: изнасилования, смерти близких, войну. Посмотрите: вы красивая умная девушка. Стоит вам просто забыть про ту неудавшуюся любовь, просто отбросить её, и вот увидите, у вас вырастут крылья.
Надя встала. Она встала тихо, так что ножки стула почти не проскребли по паркету. И пошла к дверям.
* * *
Всю ночь выл ветер, и скрежетали металлические суставы конструкций. Кричали птицы, и о набережную бились тяжёлые волны. Город рыдал. Сабрина убеждала себя в том, что не слышит, но всё равно не заснула. Он затих только под утро.
Она раздёрнула шторы и увидела сад в рассветном мареве и неподвижных птиц на ветках яблонь, на проводах, на крыше соседского дома.
Надя нашлась у кухонного окна. Она была в той же куртке, что и вчера, а под курткой — ремни крест-накрест перечёркивали грудь. Амулеты заметно потемнели, и на щеке остался ржавый след. Грязные следы тянулись от двери к её ногам, обутым в уличные кроссовки.
— Ты не ложилась?
Она вздрогнула, оборачиваясь, и щёки потеряли мраморную неживую бледность.
— Ты слышишь, что происходит?
Город молчал, но теперь и в его молчании слышалось что-то жуткое. Все птицы смотрели им в глаза.
— Он растёт, — сказала Надя, поднимаясь. Её тело превращалось в человеческое, но всё ещё похрустывало мраморной кожей. На голых запястьях вместо запястных костей из-под кожи выпирали обломки бетонных блоков. — Я всю ночь слышала, как Скрипач растёт. Провода тянутся под землёй, будто грибной мицелий. Если они прорвутся наружу, они…
«Прорастут сквозь нас», — вспомнила Сабрина. Кажется, именно это снилось ей, стоило только задремать.
Надя вышла из дома и под взглядами птиц присела, касаясь ладонью земли. Под бледной кожей по нервам-проводам всё ещё пробегали голубые искры. Вспыхнула и погасла последняя.
— Слышишь? Ты слышишь? Он там.
— Где ты была ночью? — перебила её Сабрина. — Ты не спала дома, я знаю.
— Я искала его жилище. Я была на старом складе, где Скрипача видели два года назад. Там пусто, только дыра в полу. Такая глубокая, что не видно дна. Понимаешь, что это значит? Когда его пытались уничтожить, Скрипач просто ушёл под землю. И там он рос, ждал подходящего момента. Момент наступил. А то место со стеклянным куполом я всё равно не нашла.
Надя села на крыльцо, прямо на мокрые ступеньки, политые дождём. Уставилась на далёкие высотки, подпирающие небо. Сабрина наблюдала, как последние черты не-жизни сходят с Нади, и она окончательно превращается в человека. Там, где она бродила ночью, нельзя появляться в человеческом обличье.
— Мы же сильнее, — пробормотала Надя, обращаясь к птицам и высоткам. — Мы всё ещё хозяева этого города. Мы, а не он. Почему тогда он побеждает?
Сабрина села рядом и заглянула ей в лицо.
— Слушай, прекрати это. Мы попытались найти Вету, но теперь-то что можем сделать? Усмирение аномалий — не наша работа, пусть ей занимаются поисковики. И я не хочу, чтобы ты…
Надя чуть покачивалась, как будто от ветра. В полуприкрытых глазах отражалось низкое небо.
— Поисковики ничего не делают. Люди ничего не могут ему сделать.
— Я не хочу, чтобы ты ушла к ним навсегда, — закончила Сабрина и встала. — Ты уже забыла, как это, быть не-живой? Ты забыла, как тяжело вернуться обратно? Ты забыла, что обещала мне больше никогда не переходить на ту сторону?
Хмурое утро застыло, как нарисованное. Надя облизнула запёкшиеся губы.
— Нет. Я очень хорошо помню. Милосердное зеркало подсовывает мне другое отражение. В нём я прежняя. В нём я человек, разве что ржавое пятно на щеке. Это пустяки, конечно. Но разве это правда? Внутри меня давно уже сущность. Она не исчезла тогда. Она просто спала всё это время. Теперь её разбудили.
Она обернулась и встретилась с Сабриной глазами — белёсая радужка, изрезанная алыми ниточками сосудов.
По ночам город кричал. Надя давно не могла спать. Она бродила по комнатам, пила остывший чай, пытаясь перебить горький вкус во рту, читала, бессмысленно перебирая страницы одну за другой. Приходила в гостиную и ложилась на пол, в лужицу фонарного света. Она не могла спать и не могла не спать, потому что город кричал, как будто за стеной рыдал ребёнок.
