Теперь она глядела на него через толстое стекло окна, видя, как он галопом удаляется и исчезает. Весь вечер она ждала, свет дня тянулся долго, в ночь. Но затем солнце снова взошло. Было позднее утро. Олега не было видно на тропе, ведущей в горы. Оборвалось у нее в животе, и она постанывала про себя.
Прошел день, и с каждым часом сон усиливался в душе. Пришел вечер, а Олега все не было, и Тита заползла за шкаф и там свернулась.
Спустя несколько часов послышался стук в дверь, но Тита не открыла двери и не сдвинулась с места, а еще более уткнулась в круглые ножки шкафа.
Это была служанка. Она чуть открыла дверь и заглянула внутрь. На лице ее стыло выражение страха и беспокойства. В руках она держала поднос с едой и питьем. Не увидев Титы, она еще больше испугалась, вышла с подносом и прикрыла дверь за собой.
Тита все ждала, засыпала, просыпалась, все ждала голоса Олега. Ночью выползла из комнаты и добралась до подвала, где хранились продукты. Там спряталась.
Утром ее обнаружили поварихи, пришедшие за продуктами для завтрака.
«Что ты тут делаешь?» – спросили они испуганно.
«Я маленькая новая служанка», – завыла Тита.
«О, нет», – затряслись поварихи.
Но Тита тупо повторяла эти слова, и глаза ее глядели по-собачьи, как у всех служанок. Привели ее в кухню и дали ей натирать до блеска оловянные стаканы, заставив ее поклясться, что она сама заставила их это сделать. И она, присев в углу, натирала и натирала.
Олег вернулся спустя четыре дня, за которые Тита стала выглядеть тусклой и грязной, словно покрытой плесенью. Она не бросилась к нему, а спряталась за бочку с селедкой, обнимая ее влажные, пропахшие рыбой, бока.
От поварих она узнала, что произошло. Олег отправился к королю и там получил разрешение казнить жену за ее преступление. Казнили, обливая кипятком. За то, что она хотела утопить Титу в ледяном озере, отдаст она Богу душу в кипящей сауне. Тита лишь представила эту казнь, и у нее от ужаса подкосились ноги. Она не в силах была издать звук.
На следующий день силой ее потащили купаться, и она болталась в руках служанок как кукла, грудь ее, начинающая расти, покраснела от горячей воды и мочалки, волосы промыты, высушены и расчесаны. В шесть вечера ее вывели из дворца к сауне, над которой вставал пар. Там Тита стояла со всеми обитателями дворца.
Олег, чей подбородок дрожал от гнева, посмотрел на нее с легкой нервной улыбкой, несмотря на мгновенную к ней приязнь. Он был одет по полной форме, со всеми знаками отличия. На голове его была каска «смерти» с позолоченными рогами.
И тут, из тумана, который внезапно опустился и скрыл все вокруг, вывели из дворца жену Олега, простоволосую и вопящую. Ее рвало. Она пыталась вырваться из рук стражей.
Олег приказал сжать ей руки. Она обнажила зубы и плюнула: тьфу.
Увидев Титу, повелительно крикнула: «Минуту!», и стражи остановились.
Тита была белее мела.
Жена Олега рычала негромко, подобно зверю, и внезапно, это рычание превратилось в рёв.
Тита еле держалась на ногах: «Что вы хотите от меня, госпожа?»
«Она тебе не госпожа, – вскипел Олег и закричал стражникам, – хватит, чего вы дали ей остановиться?»
Но стражники продолжали стоять.
«Лолита! – кричала жена Олега, – Тита! Ты не будешь здесь спокойно жить, Лолита. «Что вы хотите от меня, госпожа», – зло передразнила она Титу, все еще демонстрируя повелительную силу, – Только послушайте, – и она повысила голос, который раскатился по всем берегам и долинам, – Я иду на смерть, а Олег остается со своей Титой. Так. Но Олег умрет, он умрет, потому что болен. Жена Олега знает вещи, которые неизвестны маленьким, плененным, глупым и несчастным Титам. Даже если румянец красит их гладкие щеки. В тот момент, когда Олег умрет, я заклинаю моего брата и моих двоюродных братьев, дядю и тебя, отец: убейте эту девку, ибо я её ненавижу».
Олег подскочил и начал бить плеткой стражников и свою уже бывшую жену. «Быстрей, – кричал он, – уведите ее отсюда. Преступница еще открывает рот? Быстро, в сауну!»
Жену Олега волокли. Больше она не сопротивлялась. Только зубы ее стучали от страха. «Нет, нет», – вырывалось из ее рта.
Тита плакала, сидя на земле, внутри у нее стоял сплошной вой: «Что она хочет от меня?»
Олег был во гневе, ибо все эти задержки, перепалки портили церемонию казни.
К Тите приблизилась одна из служанок, похожая на мышь, из тех, которые никогда не открывают рта, особенно, в присутствии госпожи. Но Тите, с тех пор, как она была затиснута позади кастрюль и очищала мясо от лишней требухи, эта мышь осмелилась сказать:
«Йо, как он тебя любит. Хоть бы кто казнил свою жену из-за меня».
Тита слышала это, и слова эти вторглись в нечто, называемое сердцем. Но мы-то знаем, согласно анатомии и биологии, что сердце – просто насос. И всё же, местом, куда скользнули эти слова, является душа. И не поможет нам то, что мы знаем: нет в человеческом теле, исходя из знания анатомии и медицины, места, называемого душой.
Слова скользнули в сжавшуюся и сморщившуюся душу Титы, и душа ее внезапно распрямилась, как сухие меха, куда вливают воду.
Кончилось безразличие, распрямилась и возвысилась душа ее, и Тита вытерла слезы, подняла голову и одарила благодарным взглядом свою служанку, украденную и привезенную из дальней страны.
Ахаву снился сон. Проститутка писала ему письмо. Мне восемнадцать с половиной, начала она это письмо на иврите словами, полными сексуального соблазна, длинное, на простой расползающейся бумаге, из листьев, но написанное красиво.
Ахав показал это письмо окружающим его людям, пожимая плечами, но и, в общем-то, с некой долей хвастовства. Внезапно он оказался с ней в одной комнате, холодной, с огромной кроватью, покрытой тонкими простынями. Это было в гостином доме, невероятно простом и запущенном, в самой низкопробной части города, до того, что он стеснялся, что привел ее сюда.
Мы здесь, вместе в комнате, сказала она победительным тоном. Два часа ему было отпущено с ней, он это знал, и они разговаривали.
Разговаривали.
Сколько ты болтаешь, Ахав? Ты не пришел сюда болтать, сказала она ему без голоса, как бы всем своим женским существом проститутки, и добавила – Ну!
Он в конце концов выполнил мужские функции. Во сне не осталось памяти того, что он сделал, но было ясно, что нечто сделано.
Затем у них была еще встреча, подобная первой, в той же комнате.
И вот, третья встреча. Всего полчаса, непонятно, по какой причине. Вероятно, у Ахава не было достаточно времени, или он не хотел продлевать встречу. И она сказала ему: все же приходи, я хочу с тобой поговорить.
И тут Ахав ей говорит: ладно, приду, но я хочу чтобы ты мне показала твое желание меня увидеть: отказалась взять у меня деньги.
