Цинфелин бросился к ней и схватил ее за руку. Она закрыла глаза и прижалась к стене.
– Ты боишься? – тихо спросил Цинфелин. – Но чего? Я с тобой! Я здесь, я пришел, чтобы спасти тебя!
Она тихо покачала головой.
– Исчезни… Он нашел новый способ мучить меня. Я не знаю, как он это сделал… и никогда не узнаю. Но у него ничего не получится. Я не стану радостно бросаться тебе на шею только ради того, чтобы ты растаял в полумраке и оказался иллюзией… как многое другое до тебя.
– Нет, нет! – в отчаянии закричал Цинфелин. – Нет, я настоящий! Я пришел освободить тебя!
– Я не верю, – сказала пленница.
– Ну вот что, – вмешался Конан, – нежности, благодарности, поцелуи и прочие приятные штуки – это потом, а пока, Цинфелин, отойди от нее. Как бы мне вас обоих не покалечить.
Он показал тяжелый молот, который неведомо как очутился у него в руках. Заметив удивленный взгляд Цинфелина, киммериец хмыкнул:
– Лежал у входа. А ты, конечно, не заметил. Что ты вообще можешь заметить, когда здесь – она…
Цинфелин повиновался своему старшему другу и отошел в сторону. Конан оглядел девушку с головы до ног.
– Он тебя совсем не кормил, – проворчал киммериец. – Кожа да кости. Не понимаю, что нашел в тебе Цинфелин. Наверное, он провидец и может угадать, какой ты станешь, если тебя хорошенько откормить. Полагаю, ты любишь свинину, нашпигованную чесноком… впрочем, это не мое дело. Держи руки неподвижно. Подними их над головой, прижми к стене и не шевелись, даже если тебе покажется, что я вот-вот размозжу тебе голову. Ты все поняла?
– Я привыкла повиноваться, – тихо отозвалась пленница.
– Заметь, Цинфелин, – обратился Конан к юноше, – меня она иллюзией не считает.
– Ты слишком похож на палача, чтобы казаться иллюзией, – огрызнулся Цинфелин.
– Неблагодарный, как, впрочем, и все знатные юнцы, – вздохнул Конан и принялся сбивать железные «браслеты» с рук пленницы. Затем настал черед ее щиколоток, а после – и ошейника. Наконец, освобожденная, она рухнула в объятия киммерийца, и он обхватил ее своими могучими ручищами.
– Так это все происходит на самом деле! – заплакала она.
– Ну конечно на самом деле, – утешительно произнес Конан и положил ладонь ей на голову. – Надеюсь, сейчас за нами никто не следит.
– Нет, – отозвалась девушка. – В комнате никого нет. Я всегда чувствую, когда ОН смотрит в зеркало.
– ОН? – нахмурился Конан.
– Мой мучитель…
– Кто ты? – спросил Конан. – Ты помнишь свое имя?
– Лизерана… Так называла меня мать. И еще кормилица. У меня была добрая кормилица… Наверное, она сейчас уже умерла.
Цинфелин решительно отстранил Конана от девушки и заговорил с ней сам.
– Ты можешь идти?
– Идти? – вмешался Конан. – Нам придется скакать верхом!
– Она такая легкая! – откликнулся Цинфелин. – Я возьму ее в седло, конь даже не заметит, что всадников двое.
– Я бы на твоем месте не строил иллюзий, – проворчал Конан. – Некоторые дамы только выглядят хрупкими, а как усадишь их на лошадь – бедная скотина аж приседает от тяжести.
Цинфелин не без удивления понял, что киммериец немало растроган случившимся и под напускной грубостью пытается скрыть свои чувства. Что ж, еще один признак цивилизованного человека. О чем самому Конану, разумеется, лучше не говорить.
Цинфелин взял девушку за руку и повел из комнаты, где она провела столько горьких зим.
– Как я выгляжу? – шепнула она на ухо своему спасителю.
– Ты прекрасна, – ответил он.
«Стало быть, с нею все в порядке, – отметил Конан, слышавший этот краткий диалог. – Только умирающая женщина не интересуется своей внешностью… Впрочем, знавал я и нескольких, которые беспокоились об этом даже на краю могилы…»
– Я не видела своего отражения с детских лет, – призналась Лизерана. – Все, что показывали мне зеркала, были другие люди. И… и еще ты. Я видела, как ты хворал, как ты был болен, как ты умирал… Всеми силами я пыталась помочь тебе.
– Помочь? О великий Митра! – удивленно воскликнул Цинфелин. – Ты, беспомощная, измученная пленница – пыталась помочь мне, избалованному графскому сынку?
Они начали медленно спускаться по лестнице. Лизерана спотыкалась на каждой ступеньке.
Цинфелин боялся даже думать о том, что может ожидать их внизу. Однако весь путь они проделали, не встретив никаких препятствий. Башня была пуста.
Они выбрались наружу и оглянулись. Ничего зловещего теперь не ощущалось в этой местности. Просто пролив, чайки в небесах, серые волны – и пустая башня с зияющим входом на том месте, где когда-то стояли ворота.
Кони паслись над обрывом, пощипывая траву, что росла на склоне холма.
– Едем, – бросил киммериец, устремляясь туда…
* * *
– Это он, он! – вне себя кричала Лизерана. Она сидела на коне в седле перед Цинфелином. Ее длинное платье развевалось, ветер трепал ее волосы. Цинфелин крепко удерживал ее за талию, а девушка протягивала руку к Керниву в обвиняющем жесте.
Всадники ворвались на Поля Правосудия и двинулись прямо к заграждению. Граф Гарлот повернулся к ним и застыл, неподвижно глядя на своего сына, на незнакомую девушку в седле и на рослого варвара с мечом за плечами.
– Расступитесь! Дорогу Цинфелину! – кричал Конан, орудуя кулаками, чтобы вразумить наименее сообразительных.
Люди шарахались в стороны, позволяя всадникам проехать. Гарлот не проронил ни слова, не сделал ни жеста. Он просто позволил своему сыну действовать – и молча ждал, желая увидеть, что же тот намерен предпринять.
Возле заграждения всадники спешились, и Цинфелин вместе с девушкой перебрался внутрь, туда, куда допускались только избранные. Конан следовал за ним шаг в шаг. Он ни на мгновение не отрывал глаз от Кернива.
«Хвала всем богам! – подумал Югонна. – Но как же вовремя они приехали! Можно подумать, они нарочно подгадали миг своего появления!»
Лизерана остановилась перед Кернивом и еще раз указала на него рукой, а затем повернулась к Гарлоту и громко, отчетливо произнесла:
– Это он! Он – тот человек, который похитил меня, который держал меня в плену, мучил ради собственных низких прихотей – человек, который задумал погубить вашего сына!
– Это правда, отец, – вмешался Цинфелин.
– Но каким образом? – спросил граф.
– Я видел ее в зеркалах… в тех самых зеркалах, которые держит у себя Кернив. Вот зачем эти двое фокусников забрались в спальню к вашему советнику, отец! Они искали доказательства – и они нашли его!
– Да! – вдруг «ожила» Далесари. – Все было именно так, как говорит графский сын! Мы видели следы амальгамы, которую Кернив наносил на стены спальни Цинфелина, мы видели, куда ведет этот след, мы нашли второе волшебное зеркале. Все именно так! Вот почему Кернив так яростно добивается нашей смерти!
