Stashe - Судите и судимы будете

— Значит так, Лингова. Вас пока ни в чем страшнее сокрытия информации не обвиняют. Несколько месяцев спустя с Эзаруса прибудут сопровождающие инспектора и доследователи. Тогда в этом деле будут расставлены точки. До тех пор следствие продолжается, и вам стоит подумать о сотрудничестве, а не способах чинить препятствия или того хуже откровенно вредить нам. Будьте паинькой. А сейчас возвращайтесь в свою каюту и устраивайте театральные представления там.

Дана поднялась, шагнула, было к Богдану, но тот почти инстинктивно подался назад. Она всхлипнула и, заплакав уже искренне, почти бегом покинула каюту.

Пелев расползся в кресле, снимая маску бодрого и жесткого следователя. Дан медленно отлепился от стены и сел в кресло.

— Жалеешь ее?

Шептунов отрицательно покачал головой. Казалось, что на плечи опустили мешок с камнями. Если ему так, каково другу?

— Тебе передохнуть бы.

— Успею, — отмахнулся Митька и потер руками лицо, — уфф… Да. Врушка профессиональная. Я уточню детали. В одном твоя, надеюсь, экс-подруга права — наши доказательства пока косвенные, к сожалению. Факты есть, но без добровольного признания почти нереально собрать их в базу. Да и случись так, что докажем мы это все, ответа на главный вопрос не получим. Что случилось на треклятом корабле?

— Думаешь, Кристиана нет в живых?

— Слишком просто. Всю станцию не подкупишь, Дан. Я думаю, он на Янусе.

Шептунов подобрался и вытаращился на Пелева.

— Что?!

— Ага. Все сходится идеально. Корабль, челноки, аппарат Джерски, генотип шантийцев. Он наверняка остался, потому что собирался налаживать поставки. Ты ведь знаешь, шантийцы не самая популярная на Янусе раса? Успел ознакомиться с наблюдениями? Ступенями, кланами? Тебе придется сделать и многое другое.

— Погоди, Мить… Если Кристиан на Янусе, это прямое нарушение закона.

— Кроме прочего. Я думаю, Вайдера решили 'забыть' на планете, в надежде, что он там погибнет. После того, как корабль пиратов был обнаружен с мертвецами на борту, организаторы — а я уверен, что это Лингова и Калевский — решили слить 'главного свидетеля'. Без показаний Кристиана доказать что-либо почти невозможно. Как думаешь, в благодарность за спасение он будет сотрудничать с нами?

— Ты имеешь в виду…

— Надо выяснить, можно ли каким-то образом связываться с планетой со станции. Придется испытать аппарат Джерски еще раз. Я собираюсь отправить тебя на Янус, Богдан.

Теперь Дан начал хорошо понимать умотанного донельзя Митьку. Тот, правда заметно посвежел за прошедшую неделю и выглядел не таким угрюмым, но по-прежнему настороженным, словно лис, охотящийся за полевкой.

Дела шли, хотя не так быстро и гладко, как рассчитывал Пелев.

Однако чудо-машинка Джерски действительно оправдала все применяемые в ее адрес хвалебные эпитеты. Когда неожиданно для себя Богдан резво залопотал на неизвестном Митьке наречии, совершенно искренне считая, что жалуется ему на роль подопытного кролика, то сам поверил в то, что невозможное возможно.

Несколько дней и на станции многое поменялось. После разговора с Даной Линговой Митька вызвал к себе Шаурова и устроил потрясающе красивый скандал. Богдан был покорен талантом напарника и признал справедливость завышенной самооценки друга. То, что Пелеву удавалось провернуть, иначе, чем бешеной трудоспособностью, высоким интеллектом и редкой удачей не назовешь. Он, конечно, пахал как проклятый, не вылезая из командного пункта и жестко контролируя события на станции. Тащить такую ношу один не мог бы и сверхчеловек. Пелев, что опять таки говорило в его пользу, и не пытался объять необъятное. Для начала он посадил под домашний арест всех лиц замешанных в той или иной степени в махинациях происходящих на станции последние несколько лет. Оставшиеся разделились на два лагеря. Довольных и недовольных. Из числа первых инспектор набрал помощников и задействовал как дополнительные руки, нагружая заданиями, полномочиями и, таким образом, давая им возможность спасти станцию.

Дан был вынужден заниматься кучей дел сразу, при этом держать язык за зубами и вообще вести довольно странный, полукочевой образ жизни. Хорошо еще, что ему как лицу с высоким и официальным статусом не нужно ничего и никому объяснять. Кстати, Лингову с того самого спектакля в каюте, он не видел. Что интересно, и желания такого не испытывал. За что подвергся безжалостной анафеме у Мякишева, наотрез отказавшегося сотрудничать, делится сведениями и вообще замечать. На угрозу в несодействии доктор отреагировал бурной речью, без ненормативной лексики, правда, но по смыслу с крайне к ней близкими выражениями. Суть же его речи свелась к — 'не могу ничем помочь'. В наиболее гневном варианте — 'Да хоть ружье к голове приставьте — нет!'

Богдан, в конце концов, плюнул, и продолжать самоистязание не стал. Он вполне мог обойтись без лекций доктора. Тем более что среди людей, с большим энтузиазмом отозвавшихся на просьбу о помощи, находились Яша и Лео.

Да, мелькнула тогда у Шептунова одна нехорошая мыслишка. Конечно, благородно это — не идти на преступление, не потакать нехорошим замыслам и не нарушать законы. Но с удовольствием, тем не менее, пользоваться плодами результатов той самой подрывной деятельности. А ведь ни один, ни второй не отказывались от нового оборудования, в том числе и стоящего безумных денег супер-бупер микроскопа. Гаденький такой, малюсенький червячок грыз Дана изнутри. Нет, понятно, идеализировать кого-либо глупо, но все же… С другой стороны, его старые знакомые не пытались использовать кого-либо масштабно, на перспективу, как милая Дана. Общаться с ними тоже оказалось куда приятнее и полезнее, чем с истериком Мякишевым. Да, уж.

Возмущенная безжалостными мерами Пелева вторая группа — недовольных, устроила поначалу демонстрацию протеста, но была поставлена на место в два щелчка. После чего они тихо ворчали, но на рожон уже не лезли. Изменить ситуацию не имели возможностей, а оценить объективно не могли из-за острого дефицита информации.

Пелев же совершил акт доброй воли. После оглушительного скандала с Альбертом, когда тот обнаружил, что является тем самым 'козлом отпущения' возник начальственный вакуум. У Митьки на все не хватало ни сил, ни желания. Шауров был раздавлен, растерян, либо виртуозно прикидывался обманутым телком. В любом случае речи не шло о том, чтобы он остался на посту. Тем не менее, через три дня Пелев снова вызвал Шаурова на ковер. Когда тот, красный как рак, но со светившейся в глазах робкой надеждой выполз из каюты, стало понятно, им удалось договориться о чем-то важном. С этого момента для Дана всегда и везде горел зеленый свет. Недовольные ругались едва слышным шепотом, а довольные, надеясь на маленькое чудо, стремились оказать содействие.