Так что, можно сказать, что один лишь Адольф Алоизыч впросак попался, но это скорее исключение из правила. И все потому, что у него не было своего Динста. Вместо этого был у него Вагнер и прочие бредоносцы.
Ну, теперь ты убедился, насколько убийства, особенно массовые, (назовем их аккуратно "прополкой") играют положительную роль в истории человечества? Кому в самом деле-то лебеду жалко?
Вот ты, чувствую, хочешь спросить меня, кто я таков, на чей я стороне? Национальность моя не играет никакого значения, хотя по маме я карачаевец, есть такое гордое племя в горах, но по папе – воронежец, то есть исконний жлоб земли русской. И я горжусь своим жлобством.
Я на той стороне, которая приходит на смену гибнущей цивилизации. Приходят варвары: степняки, горцы, лесовики, жлобы и прочая шпана. Ты, паренек, надо полагать начитанный, так что в курсе того, как в пятом веке Рим накрылся, в пятнадцатом Византия, в двадцатом Российская Империя, ну и так далее. Варвары – они ведь не дураки, у них нет готовых схем и придурочных кодексов чести, но у них воля к победе, Серега. Поэтому они обманом захватывают города, жгут районные библиотеки и запихивают порядочным женщин сзади. А цивилизация не шибко-то и защищается, интеллигенты чувствуют вину, извращенцы смазывают попу вазелином, чиновники ищут новые интересные в материальном плане контакты, а такие тонкие исследователи как Энгельманн еще и хорошо оплачивают варварство.
И я когда-то подумал, зачем мне стоять на стороне побежденных, я не хочу быть врачом в нищей больничке, я не хочу быть офицериком, которого сдает собственный генерал, я не хочу быть торгашем, который трясет мудями перед всякими там отморозками.
Я хочу выигрывать. Поэтому я, извини уж меня за треп, и стал варваром.
Нарколептический укол обездвижил Сережу снаружи, а эта выставка и особенно треп распоясавшегося "варвара" – изнутри. Внутри образовалась яма, пустота, гармонирующая с онемением мышц. Тьма на бездной, день восьмой, творение закончилось.
Но экскурсия продолжалась...
Пластинаты, мумии и просто кости мы уже посмотрели, и вот теперь, Шрагин, начинается самое интересное, поскольку мы плавно переходим в отдел Светлого Будущего...
Сергей с некоторым опозданием заметил, что у него стынут конечности. Значит, они добрались до холодильных мощностей Музея Человека.
Кураев аккуратно повернул голову экскурсанта, чтобы тот мог встретился взглядом с Глазами. Это были не какие-нибудь заформалиненные органы, а настоящие, живые, реагирующие на свет глаза. И не просто реагирующие на свет – они натурально следили за ним!
Вот, Серега, первый удачный опыт Энгельманна и Динста. Очи черные, очи страстные были разморожены, вставлены в контейнеры жизнеобеспечения, подсединены через биоинтерфейс к управляющему процессору.
Вот тема вторая. Что сделало из обезьяны человека? Ручной труд. Поэтому на этой подставке мы видим отдельно взятую руку, которая способна трудиться. По крайней мере она непрочь схватить вас за горло. И на укол иголкой реагирует правильной моторикой – дергается.
Помпа закачивает и выкачивает из нее кровезаменитель – на нынешний взгляд, пожалуй, немножко громоздко выглядит. А нервы Энгельманн с товарищем подсоединяли к биоконтроллеру целую неделю. Сейчас у них уже автоматика на этой операции работает.
А на правом столе танцы-шманцы. Что нам особенно интересно в танцах? Дамские ножки, и притом красивые. Энгельманн с Динстом взяли все остальное, оторвали и выбросили. Но, конечно, пришлось им помучится с кровеносными сосудами, если точнее с тромбами. Как верно выразился анатом Оппен – человек это цветок из кровеносных сосудов. Кучу времени наши немецкие друзья убили на то, чтобы отрегулировать кровяное давление, состав крови, конфигурацию сосудов. Нервы замыкаются на биоадаптеры, это такие органические чипы, а далее, через шину на гигагерцные интеловские подпроцессоры, а те уже подключены на центральный процессор с терабайтной оперативной памятью.
А теперь следующий вопрос, что самое главное в любом красном уголке? Правильный ответ: бюст вождя.
И в красном уголке нашего музея бюст тоже имеется. Точнее голова и верхняя часть туловища. Где-то ниже кадыка тянется шрам, цвет кожи у головы и туловища заметно отличаются, не правда ли?
Изначально Энгельманн с Динстом хотели одной говорящей головой обойтись в стиле наших сказок, но та никак не хотела функционировать сама по себе. Думали, что это органические повреждения виноваты. Стали выращивать нейроны из зародышевых клеток, и закатывать внутрь. Однако, опять не клеится. Только когда пришпандорили позвоночник, что-то забрезжило. Ну и тут масса проблем. Головной мозг отказался вдруг от сотрудничества со спинным мозгом, взятым от другого донора, поэтому пришлось отклонировать и вырастить так сказать родной спинной мозг. Впрочем, все остальные ткани, что от европейского, что от африканского донора отлично сработались.
Интересно, а если будет голова мужика, а бюст, так сказать, женщины? Что окажется первичным?
– Ты – мачо, сексист и просто дремучий тип,– зазвучал немножко смешной, как будто даже из мультика, голос Энгельманна.– Если не считать гениталии, то количество отличий между средним мужском и средним женском телом куда меньше, чем количество отличий между однополыми индивидами.
– А если посчитать гениталии, то я бабе могу вставить, а она мне нет, господин Энгельманн. И это существенно,– пытался оспорить Кураев.
– Ну, давай учтем гениталии. Я тебе перешиваю пенис на вагину, а ей делаю наоборот. Плюс колю гормоны, прогестерон и все такое, что заставляет расти твои молочные железы – у тебя они тоже есть – ты покрываешься жирком и теряешь волосы на лице. Курс лечения двадцать дней и ты просто большая неуклюжая баба, как ты выражаешься.
– Тьфу. Чур меня, чур верю, верю, двадцать дней не надо тратить,– забормотал Руслан под игривый почти девичий смех Энгельманна.
– Он, действительно, может,– вновь обратился Руслан к Сереже.– Он же не только богатый, но, блин, и умный. А не просто хитрожопый как наши. А еще ему достаточно подмигнуть и нас с тобой тиранозавр бешеный поимеет. Не в Люксембурге, конечно, здесь он максимум может полицию позвать, а где-нибудь подальше Одера... Господин Энгельманн, а чего ж эта голова сегодня не говорит?
– Сегодня она не в духе. Мы там немного напутали с водно-солевым балансом, и сейчас она себя чувствует, ну, скажем, как человек, погулявший по пустыне дня три.
– А я все равно попробую. Привет, голова! Если точнее, привет, Колян. У тебя ведь тоже имечко есть.
Голова разлепила синие губы и испустила стон. Боль и мука словно вылилась из прорези рта тяжелой густой жидкостью.
