Виллеза наклонился вперед и добавил:
— В любом случае, мы не собираемся оставаться тут долго. Либо мы скоро сумеем забить тантизиумийского зверя в его логове, либо оставим вашу землю и пойдем искать счастья где-нибудь в другом месте.
Вождь с плоским носом потянул себя за косицы, постучал по закованной в золото груди, обдумывая услышанное.
— Итак, вы уже скоро собираетесь напасть на него? И куда же мы ударим?
Поскольку остальные предводители наемников мешкали, заговорил Конан:
— Долина к востоку от Тантизиума. Богатый край. Кофиты могут позволить себе держать там, в Варете, только среднего размера гарнизон. Большая часть их отрядов отозвана для того, чтобы усилить гарнизон столицы.
В течение минуты харангийцы напряженно думали, и это было очень заметно. Затем они стали кивать друг другу.
— Да, богатый край, большая добыча, — сказал наконец сидящий посередине вождь. Он повернулся к капитанам с очень довольным видом: — Чужеземные друзья! Союз между нами может принести немало выгод и вам, и нам. Теперь касательно вашего укрепленного лагеря…
— Мы знаем, где хотели бы разбить лагерь, — прервал его Конан. — На холме Заманас.
Соратники Конана казались такими же испуганными этим неожиданным заявлением, как и вожди. С обеих сторон донесся ропот голосов. На горячий протест Виллезы Конан прошипел:
— Подумай как следует, мужик. Если они так боятся этого места, то, по крайней мере, там можно не опасаться харангийских воров или убийц, которые залезут к нам ночью в палатку и перережут нам глотки. Страх удержит их от соблазна.
Затем плосконосый повернулся к Конану:
— Вы чужие в этих горах. Вы действительно хотите разбить лагерь там… там, где издавна бродит злая сила?
Конан выпрямился и серьезно, мрачно посмотрел сквозь пламя очага на своего собеседника:
— Вожди, мы — армия, мы не так беспомощны, как банды ваших разбойников. Кроме того, мы должны быть готовы быстро наносить удары. Мы утомились от одного дневного перехода по вашим горам. Каково же это будет для кофитов? — Киммериец обхватил себя за плечи и поглядел на всех вождей по очереди. — Заманас лежит куда ближе к границе, эта местность великолепно укреплена. Сама природа позаботилась создать там хороший лагерь для нас
Главный вождь коротко посовещался со своим соседом, а затем заговорил:
— Этот выбор затрагивает интересы духов.
Только шаман может знать их волю. Идемте.
Он велел всем присутствующим встать, после чего и сам с трудом поднялся на ноги. Двое слуг поспешили помочь ему, поддерживая его с обеих сторон. Все пошли к двери и вышли из дома. Вооруженные харангийцы шли справа и слева от них.
Было еще светло, хотя нависшему небу, казалось, не терпелось смыть с себя свет зари. Харангийские женщины и дети смотрели без всякого любопытства на проходящих. Хромой старый вождь не стал садиться на коня. Он повел всю процессию по боковой улице, завернул за угол и двинулся по узенькому переулочку. Там, где заканчивалась скала, находилась одинокая деревянная хижина — единственное деревянное строение из всех, что солдаты видели здесь, в этой деревне. Это была маленькая избушка, сложенная из грубых бревен. Сквозь щели пробивался свет пылающего внутри огня. Снаружи строение было украшено черепами животных, идолищами из кости и кожи, связками корешков. Все это свисало с колышков, воткнутых в щели между бревнами. Пространство перед хижиной почернело от кострищ, которые пылали здесь когда-то, но сейчас здесь лежали только остывшие угли.
К удивлению наемников, старый вождь с седыми косицами пал на, колени перед закопченным порогом и возопил:
— Отец, о отец! О, выйди, мы умоляем тебя! Одари нас своим благословением!
При первом вопле ничто не шелохнулось внутри хижины. Но вождь продолжал взывать. При повторной просьбе в доме зашевелилась какая-то фигура, заметная на фоне пламени. Затем рваная тряпка, заменявшая дверь, отдернулась в сторону, и на пороге показался полуобнаженный человек. Нижняя часть его тела вся была закутана в темные меха. Хотя он был высохшим от старости, согнутым и морщинистым, он казался моложе того, кто именовал его «отцом». У него был только один глаз. На месте другого зияла пустая глазница. Он выступил вперед и мгновение не шевелился, внимательно разглядывая пришельцев. Воцарилось гробовое молчание. Тишину нарушали только перекаты грома над дальними холмами. Аки Вадсай прошептал Конану:
— Будь осторожен с этими харангийскими шаманами. Вот этот вынул свой правый глаз и устроил ему настоящие похороны по высшему разряду, чтобы тот мог глядеть на потусторонний мир. Он попросту отправил свой глаз жить в мире духов, вот что он сделал.
Вождь, оставаясь коленопреклоненным перед святым мужем, разразился быстрым потоком слов на местном диалекте. Вероятно, рассказывал о желании Конана. Дважды вождь поднимал руку и указывал в сторону светлого утеса, который маячил вдали над крышами деревенских домов. Конан был уверен, что он указывает в сторону того самого плато, которого здесь так боятся. Затем в середине повествования вождя шаман по-птичьи повернул голову и метнул взгляд на киммерийца. Его единственный светло-голубой глаз буквально пронзил Конана взором.
Когда вождь завершил свою речь, он с трудом поднялся на ноги и отступил назад, опустив голову, с видом величайшего почтения.
Святой человек подошел к Конану вплотную и уставился на него снизу вверх.
— Это ты тот, кто собрался приклонить ночью свою усталую голову на груди Заманаса? — Он говорил на превосходном кофийском. — Варвар с далекого севера. Неужто большие варвары боятся сверхъестественных сил меньше, чем маленькие варвары?
Конану пришлось хорошенько держать себя в руках, чтобы не шарахнуться от жутковатой близости святого человека и исходящего от него запаха.
— Я осторожно отношусь к магическим силам, старик. Не раз уже они подводили меня вплотную к смерти.
— И действительно. Твой враг, принц Тантизиума, имеет на службе могущественного волшебника, который сейчас, в это самое мгновение, подготавливает твою гибель.
Конан кивнул:
— Да, этот кхитаец Агохоф. У него власть над неживыми предметами и стихиями, из которых он лепит черт знает что. И он использует свою власть исключительно для грязных дел.
— Опасный человек. — Святой муж сощурил свой единственный голубой глаз. — Однако колдуны и раньше зачумляли Тантизиум. Отец этого принца Ивора сам был довольно способным чародеем. Должно быть, из тех, кто умел изменять форму. И гулем. До тех пор, пока его брат Страбонус не замуровал его в подземелье, ведь нужно же было как-то спасать Коф от такого позорища.
— Я знал отца Ивора, — кивнул Конан. — Несколько дней тому назад я сам уничтожил его. Это было под королевским дворцом.
Спутники Конана разразились удивленными возгласами. Но старый шаман только коротко кивнул, как будто Конан лишь подтвердил то, что и так было ему известно. Он тихонько захихикал.
— А теперь где-то там, в твоем варварском уме, бродит мыслишка, небось, что Агохофу было бы куда труднее напускать на тебя свои наваждения, если бы ты забрался куда-нибудь в священное место Харанги. Сидя в логове зверя, можно не опасаться другого зверя, так ты думаешь, а?
Конан только молча пожал плечами под циклопическим взором старца.
Долгое и задумчивое молчание тянулось, пока шаман, отвернувшись, созерцал высящийся вдалеке хребет. Затем он обратил свое спокойное, просветленное лицо к Конану:
— Я предостерегаю тебя, Конан, Дробитель Черепов и прочая и прочая, подумай хорошенько, прежде чем решаться на такой шаг. — Старец собрал свое чело в складки. — Много видов различной магии затрагивают наш мир. И многие из этих видов — злы и смертельно опасны. Вряд ли магия захочет служить твоим жалким планам.
Но Конан из Киммерии стоял перед ним неподвижно.
— Что ж, раз ты такой отважный, что не боишься опасности и готов отвечать за последствия, то иди. — Шаман пожал плечами и отпустил его, обратившись к плосконосому вождю, сказав тому два-три слова, после чего скрылся в хижине. Грязная занавеска упала, и шаман исчез из виду.
— Идемте, — сказал верховный вождь Конану, — мои люди проводят тебя к Заманасу. Пусть все духи гор защитят тебя в твоем юношеском безумии.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ПЛАТО ЗАМАНАС
Несколько дней спустя Конан вышел из восьмиугольной палатки и закрыл за собой полог. Сонные женские голоса были еле слышны у него за спиной. Стояло раннее утро. Только несколько наемников были на ногах. Конан кивнул Сидре, женщине из рода гундеров, с каштановыми волосами, которая стояла на страже у восьмиугольной палатки женского лагеря. Она одарила его солнечной улыбкой, после чего вновь ее лицо приняло настороженное выражение. Ее руки крепко сжимали щит и меч.
