— Он безобиден, сэр, — сказал Тернстрем.
Внутри палатки теснились тени в униформе. Бэнкс сидел за стольным столом и печатал.
— Минуту, Морнингсайд!
— Лаури. Морнингсайд погиб.
Бэнкс поднял взгляд. Глаза его были залиты кровью.
— Ясно. Минуту, Лаури.
Лаури посмотрел на стол Бэнкса. Похоже, проводник Бэнкс печатал длинное оправдание своих действий — или своего бездействия. Рассуждая, вероятно, о том, что задуманное Локомотивами свершится в любом случае, какие бы ошибки их подданные ни совершили.
— Достаточно, Бэнкс.
— Минуту, Лаури.
— До всего этого никому нет дела, Бэнкс.
— Это для отчетности, Лаури.
Рядом с пишущей машинкой стояла пустая кружка и лежал пистолет Бэнкса.
— Тернстрем, — сказал Лаури
— Да, сэр?
— Наблюдайте за ним. Пусть закончит. Дайте ему время до вечера.
Несколько часов спустя Бэнкс застрелился за своим столом на глазах у Тернстрема, и Лаури официально принял командование на себя. В душе Лаури благодарил Бэнкса за эти несколько часов. Его уже завалили рапортами, запросами, требованиями, проблемами. Он стоял, гордо выпрямив спину. Внимание Локомотивов — на него.
Первым делом он приказал мобилизовать жителей Клоана. Его раздражали эти жалкие бездельники, слонявшиеся по окрестностям передового лагеря. Некоторые из них уже начали попрошайничать. Лаури велел занять их строительством и другой низкоквалифицированной работой. Освободившихся солдат он мог бы направить в патрульные отряды или поручить им осаду госпиталя. Ожидаемое подкрепление из Кингстона еще не прибыло, и людей не хватало.
— Кроме того, это пойдет им на пользу. Эта земля теперь принадлежит Линии, и пора им к этому привыкать, — сказал он Тернстрему.
После того как Бэнкс застрелился, Лаури приказал группе клоанцев, среди которой, к его удивлению, оказался и бывший мэр, убрать тело из палатки, вычистить ее и уничтожить бессмысленный рапорт Бэнкса. После чего занял палатку сам.
В полночь он телеграфировал в Кингстон:
«И.О. ПРОВОДНИКА ПЕРЕДОВОГО ЛАГЕРЯ В КЛОАНЕ ЛАУРИ ПРИНЯЛ ПОЛНОМОЧИЯ ПОКОЙНОГО БЭНКСА. ПРОБЛЕМА. НЕ ИЗВЕСТНО, ЗАЩИЩЕН ЛИ ГОСПИТАЛЬ. НЕ ИЗВЕСТНО БЕЗОПАСНОЕ РАССТОЯНИЕ ОТ НЕГО. ПОЛОЖЕНИЕ ОСЛОЖНЯЕТСЯ ТЕМ, ЧТО ИЗ-ЗА ХАЛАТНОСТИ БЭНКСА В ГОСПИТАЛЬ ПРОНИК АГЕНТ К...»
Палец Лаури навис над буквой К. Он хотел написать «КАК Я И ПРЕДЧУВСТВОВАЛ», но передумал.
«ПРИСУТСТВИЕ АГЕНТА МОЖЕТ СТАТЬ ПРИЧИНОЙ КОНФЛИКТА И ПРИВЕСТИ К ПОТЕРЕ ЦЕЛИ. СРАЗУ НАЧИНАТЬ ОСАДУ ОПАСНО. РЕКОМЕНДУЮ СОЗДАТЬ ШИРОКУЮ НЕПЛОТНУЮ СЕТЬ НЕ МЕНЕЕ ЧЕМ В ПАРЕ МИЛЬ ОТ ГОСПИТАЛЯ. ПЕРЕКРЫТЬ ДОРОГИ. ОБЫСКИВАТЬ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ. МЫ ОЖИДАЕМ СОДЕЙСТВИЯ СО СТОРОНЫ ГРИНБЭНКА, ГУЗНЭКА, ФЭЙРСМИТА И КРАЙ-СВЕТА. СЕТЬ НЕОБХОДИМО СТЯГИВАТЬ ПО МЕРЕ ПРИБЫТИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ СИЛ. ЖДУ УКАЗАНИЙ».
Устройство заурчало, заискрилось, и сообщение ушло адресату, возмущая эфир. Лаури отпустил телеграфиста, откинулся в кресле и сделал глубокий вдох. Тяжелый телеграф бездействовал. Локомотивы ждали его сообщения. Вскоре они получат его. В ритме работы их пистонов и колес произойдут перемены, незаметные для людей, но реальные — и разум Локомотивов, их Песнь обратится к нему. К Лаури. И тогда они изъявят свою волю, их приказы понесутся по проводам через весь континент, телеграф оживет, и палатку огласит Песнь Линии.
Младший офицер Драм принес Лаури холодного кофе в жестяной кружке, и он с благодарностью пригубил. Работать предстояло до утра.
18. ПРИЯТНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ
Кридмур стоял у вершины второй лестницы восточного крыла. Его окружали ведра голубой краски, а белую спецовку покрывали голубые пятна. Весело и широко размахивая кистью, Кридмур красил стену, насвистывая и улыбаясь каждому, кто проходил мимо.
— Этой ночью, — сказал он себе, — я общался с премиленькой медсестричкой.
— Мы знаем, Кридмур. Мы были рядом.
— Она много чего рассказывает. После всего стала такой разговорчивой!
— Мы знаем все, что известно тебе.
— Жаль, что не наоборот. Так что за человека вы ищете?
— Генерала. Враг лишил его разума.
— Это я знаю. Вы уже говорили. Теперь имя скажите. Здешние врачи с полдюжины пациентов «генералами» кличут. А тех, у кого вообще имен нет, — во много раз больше. Давайте начистоту. Мы ищем черного или белого? Толстого или худого?
— Кожа темнее, чем у тебя. Старый. Для нас все люди на одно лицо, Кридмур.
— Очень помогли, ничего не скажешь. Да тут темнокожих стариков пруд пруди!
— Кридмур, искать старика пока бессмысленно. Сперва нужно найти способ устранить Духа, который его стережет.
— Убийство подождет. А медсестричка тем временем рассказывает, что эта Альверхайзен, докторша с севера, взяла под опеку смуглого бородатого старика. А сама владеет какими-то жуткими северными премудростями — гипнозом, целебным электричеством, лекарствами... Может, это он нам нужен?
— Возможно. Если это он и ей удастся выведать тайны, которые хранит его память, ее придется убить.
— Посмотрим. Но с моим везением, чую, мы этого генерала найдем только в самый последний момент.
— Неправда. Тебе всегда везло, Кридмур. Поэтому мы тебя так долго терпим.
Кридмур сделал последний широкий взмах кистью, покрывая стену свежей голубой краской:
— Ладно. По-моему, мне стоит передохнуть.
Он присоединился к компании игроков в карты. Не только из желания отдохнуть — игравшие были важными людьми в госпитале.
Сичел — главный повар, Ренато пятнадцать лет бродил по северо-западу континента в поисках пациентов для госпиталя, а теперь охраняет южный забор. Хамза — доктор, один из немногих с медицинским образованием, закончил университет Варситтарта в Джаспере. Заведение, насколько известно Кридмуру, довольно престижное.
Спускаясь вниз, он остановился у дверей палаты на втором этаже:
— Я кое-что придумал.
На кровати у окна лежал одноногий юноша. Правая сторона его лица была ослепительно красива, а левая оплыла, как мороженое. Единственным оставшимся глазом он буравил трубу на крыше — так, словно хотел, чтобы она лопнула от его взгляда.
Кридмур прислонился к окну:
— Эй, Малыш!
— Пошел ты...
Все в госпитале звали его Малыш, так было записано в книге учета, и никто не знал, было ли у него другое имя, — откликался он только на Малыша. Он вообще редко на что-либо откликался. Прибыл он с последней группой пациентов, через три дня после Кридмура. Малыш был чем-то жутко недоволен — видимо, полученными увечьями. Вставал с постели редко, а встав, принимался ковылять по коридорам, кричать, огрызаться и угрожать медсестрам. Всем казалось, что он вот-вот натворит нечто такое, отчего Дух уничтожит его раз и навсегда, и будет ему поделом.
— Эй, Малыш. В карты играешь?
— Как тебя звать, придурок? Какль, так ведь?
— Кокль. Но лучше зови меня Джон. Так играешь в карты или нет?
— А какой в этом толк?
— А какой вообще в жизни толк?
Малыш повернул голову и уставился на Кридмура.
Кридмур пожал плечами:
— Можно было бы распотрошить карманы местных придурков. Но если ты занят...
— Зачем, Кридмур?
— Он мне нравится. Напоминает меня в его годы.
— Он увечный. Бесполезный. Мы его не примем.
— Не бесполезный. Вовсе нет. Мы просто еще не знаем, когда он нам пригодится.
Играли они в пустой операционной в подвале восточного крыла. Вечером там было прохладно. На влажных стенах быстро появлялась плесень, которую приходилось отскабливать. Сичел принес из кухни виски. Они сидели на жестких деревянных стульях, расставленных вокруг операционного стола
— Из Клоана дурные вести, — сказал Сичел.
— Трагедия, — кивнул Кридмур. — По мне, виновата Линия. Немотивированная агрессия. Но не будем менять тему. Сичел, друг мой, что у тебя?
