Следующий подходит мама, забирает меня из объятий отца, чтобы прижать к своей груди. От женщины чувствуется мягкий запах чего-то цветочного, такой тонкий, что едва улавливается, но мой чуткий нос справляется с задачей. Наверно, она очень любит цветы, хотя выращивать их в подобном климате очень тяжело. Женщина отстраняет меня от себя, двумя руками берет за лицо, всматриваясь в глаза. А затем, видимо, увидев то, что хотела, говорит:
– Милая, теперь ты дома, все будет хорошо, и тебе не стоит волноваться. Знаю, последние месяцы для тебя были тяжелыми, но всё это можно преодолеть, главное, что теперь ты со своими родными, которые всегда тебя поддержат, – тихо шепчет ей на ухо, в очередной раз обнимая.
Я бы не была так уверена, ведь Олвен не выглядит как та, кто пришел меня поддерживать, скорее вцепится мне в горло, как дикая собака, при любой удобной возможности. Но это всё мелочи, мама права, главное, что теперь я в своем родном гнезде, а не среди студентов, у каждого из них что-то свое на уме, и разгадать их мысли очень тяжело.
Есть ещё кое-кто, кто меня волнует – Кирен ал'Вула. Он не появлялся передо мной с того самого поцелуя. И я уже начинаю думать о том, а не передумал ли он сопровождать меня на бал в честь праздника солнцецветения, или же все обещания и просьбы были просто разговорами? Мне в это не верится, поэтому вглядываюсь в каждое лицо моих встречающих, но нужного не нахожу. Не знаю, каким образом, но отец понимает, что происходит. Усмехается, а затем поясняет:
– Наследник Востока прибыл к нам ещё несколько дней назад. Он сразу объяснил, что ты можешь быть на него зла, а также рассказал причину. Вначале мне хотелось его прибить, но то, как он правдиво все рассказал, заставило меня взглянуть на проблему иначе. Как я считаю, вам обоим нужно хорошенько поговорить и разобраться с этим самим, без вмешательства родителей, – говорит удивительно правильные вещи, держа меня за руку. – Да и времени искать тебе нового сопровождающего у нас нет, а абы кому я не позволю держать мою любимую дочь за руку на танцах.
Рассуждает, как типичный заботливый отец, рассуждая, что цветочек Нивес цветёт не для всяких проходимцев, а только для того, кто к её ногам целый мир положит. Это проблема многих родителей — до последнего не отпускают от себя чад, ожидая неизвестно чего, а девушки тем временем перестают быть юными и милыми, становясь сварливыми невестами.
Заканчиваем с приветствиями и проходим во дворец. Первая же зала, прихожая, поражает моё воображение своими размерами и в то же время скромностью. Здесь нет золотых статуй и изысканной лепнины, ковры не украшают полы. Скорее это похоже на дом зажиточного дворянина: со вкусом, но не так дорого, чтобы разориться. Самым главным украшением являются цветы, расставленные в вазах и по широким подоконникам, и у дверей, и рядом с мебелью. От них распространяется тонкий запах, превращая северный дворец в оранжерею.
— Ты мне раньше всегда помогала с садом, — уточняет Гвендолин, все также находясь со мной рядом и держа под руку, будто я могу пропасть, стоит ей упустить меня из виду. А напоминает о совместном занятии, наверно, помня о том, что после ухода в себя моя память была потеряна. — Скоро зацветет оримандия, я надеялась, что ты мне подсобишь с пересадкой ростков.
В речи женщины то тут, то там слышатся простецкие словечки, и это неожиданно меня к ней располагает. Она не пытается рисоваться своим статусом королевы северных угодий, как многие поступили бы на её месте, нет, относится к этому с разумным расчетом. Видимо, из моих обоих родителей именно она отвечает за поддержку народа и общение с ним.
— Очень красиво, мама, — хвалю старания женщины.
Та моментально краснеет, смущаясь.
— Зови меня матушкой, как и раньше, — просит, сжимая мою руку сильнее, но незаметно для других. Как будто скрывает факт того, что остальным о моем промахе знать не стоит.
Подозрительно. Тут есть о чем подумать. Но я сразу же откладываю это на потом, потому что меня с помпой и чуть ли не с фанфарами доводят толпой до дверей спальни, которая вроде как принадлежит Нивес. Надеясь, что это не очередная проверка, толкаю тяжелую дверь и останавливаюсь на пороге, мягко говоря, обалдевая от размеров опочивальни. Она скорее напоминает полноценные апартаменты: прихожая, три спальни, учебная комната, гардеробная, ванная, комната с непонятным синим шаром на столе, помещение с цветами — все это я узнаю, отделавшись от всеобщего гостеприимства и переходя из одного помещения в другое. Тут так много всего, что даже не успеваю все рассмотреть, когда в дверь раздаётся стук. Приходится повторить путь до неё в обратном порядке, иначе рисковала бы заблудиться в собственных покоях, но все-таки нахожу нужное место. Открыть сразу не решаюсь, прислоняю ухо к резной деревянной поверхности и спрашиваю:
— Кто там?
И чуть не глохну, когда вновь стучат. Садизм какой-то. Отскакиваю, спотыкаюсь о столик с цветами. Ваза с него падает, разбивается, а сверху уже приземляюсь я. Чувствую, как осколки входят в ладонь и, уже вне себя от злости, кричу:
— Заходите, черт вас дери!
Глава 36
Дверь со скрипом приоткрывается и в образовавшуюся щель показывается голова Кирена. Приходится закрыть глаза и глубоко вдохнуть-выдохнуть, дабы расслабиться хотя бы на минуту, прежде чем наброситься на этого глупого мальчишку со всей злостью, на какую только способна. Неужели он не мог подобрать другой момент, чтобы зайти ко мне? Нет, надо было вот так напугать, что я даже поранилась. С разочарованием смотрю на ладонь, из которой так и сочится кровь, капая на пол и расцвечивая давно поблекшее дерево алыми цветами. Фарфор же от вазы впился в кожу, но осколок такой маленький, что даже и не знаю, смогу ли его достать мальцами. Считаю, что кое-кто должен ответить за произошедшее, протягиваю руку ал'Вуле, требуя:
— Вытащи, — повелительным тоном, чтобы он даже не вздумал пререкаться.
Но, видимо, мыслей таких парень не имеет, потому что сразу оказывается рядом, берет мою кисть осторожно своими руками, поворачивает пораненную ладонь к скудному свету из окна -- не смотря на ясный зимний день, комната моя находит с противоположной стороны от солнца, вот сюда и не попадают пока его лучи. Нежно проходится пальцами вокруг, а затем, без всякого предупреждения, выдергивает острый кусок. Выдергивает из кармана своего пиджака платок и заматывает им рану. Белоснежная тонкая ткань сразу же окрашивается красным.
— Надо сходить к лекарю, он наложит заживляющую мазь, — скорее просит, чем утверждает, продолжая держать меня за руку. Приходится её чуть ли не с боем вырывать, так меня смущают чужие прикосновения, наполненные заботой. Кирен с сожалением провожает ладонь взглядом, но никак не препятствует движению. Очухивается, лишь когда я пальцами здоровой руки щелкаю у него перед глазами, возвращая в реальный мир. — Прости, я не думал, что мое появление может привести к таким последствиям.
Извиняется, но меня снова охватывает злость на него.
— А ты вообще никогда ни о чем не думаешь, когда делаешь, — вспоминаю о злосчастном поцелуе, вот его-то засранец продумал от и до, как и то, что после этого будет. Академия буквально утонула в слухах обо мне. Он же, гаденыш такой, как ни в чем не бывало, стоит теперь в моем доме, в моей комнате, довольный, что не сорвалось его сопровождение меня на бал. Еще и отца на свою сторону привлек, как будто тот имеет власть над такими решениями. Ну уж нет, если я захочу, то скорее перестану дышать и умру, чем позволю всему закончиться так, как мечтается Кирену. Не знаю, как они тут привыкли обращаться с девушками, но я заставлю всех считаться с моим мнением, как бы трудно это ни было.
Парень недовольно щурится.
— Все еще злишься за тот случай? — спрашивает, садясь в резное кресло прямо напротив. Теперь он больше похож на нерадивого ученика под яростным взглядом недовольной учительницы, чем на наследника целого королевства. Конечно же тушуется, тоже это понимая. Ну хоть какими-то зачатками совести обладает, значит, не все еще потеряно для мальчишки. — Я бы мог пообещать, что сделаю все, что угодно, лишь бы ты меня простила, но это будут просто слова. Настоящие мужчины делом доказывают, а не пустой болтовнёй.
