По боковой аллее через парк шел молодой светловолосый мужчина. По лицу он очень напоминал аранта, из тех, что живут в густых лесах на северо-востоке империи. В последние годы многие аранты покинули родные места — лесов становилось все меньше, и хотя аранты старались защитить свой дом, потому что не представляли себе, как смогут жить без густого сплетения ветвей над головами, без таинственного журчания чистых ручейков, запаха росы, которым пропитан влажный подлесок… империи требовалась древесина. Вырастали новые постройки, открывались фабрики, заводы, а кромка леса постепенно отодвигалась все дальше и дальше, угрожающе приближаясь к границе страны. Взамен — покрытые невысокими пенечками холмы и равнины, на которых вскоре появлялись поселки переселенцев из центральных областей, где слишком много народу ютилось на небольших клаптиках земли, да и налоги были непомерно велики для бедного крестьянина.
У аранта и глаза были очень светлые, неяркие, словно едва подкрашенные отражением неба льдинки, бледное, ничего не выражающее лицо. Одет он был просто, но не дешево: высокие сапоги, бежевые, заправленные под голенище брюки, того же цвета куртка на светло-сером меху саомитской кошки. Представители правящих династий и аристократии так не одевались, предпочитая просторные многослойные одежды, блещущие золотом, пурпуром, драгоценными камнями, шуршащие парчой и шелком. Но арант не принадлежал к коренному народу тамойцев и аристократом не был — просто слугой, пусть и обеспеченным, и даже получившим право носить у пояса меч — недлинный, около двух локтей, с изогнутой гардой. Бледным пальцам молодого человека нравилось касаться рукояти, чувствовать ее приятную прохладу. Однако не меч у пояса являлся запорукой той спокойной уверенности в собственных силах, что чувствовалась в молодом человеке: арант по имени Стиг был лучшим учеником господина Шана, начальника тайной полиции императора.
Великолепие, встречавшее гостей дворца просторным холлом с гербами правителя империи, анфиладой золоченых проемов — все это было не для слуг. К тронному залу, к господским комнатам они пробирались боковыми лестницами и коридорами, которые словно бы прятались в широких дворцовых стенах, находясь отдельно от роскоши, окружающей правителя.
Стиг быстро прошел коридором и, нырнув в узкий дверной проем, оказался в холле не самого богатого убранства. Двое солдат в пурпурно-фиолетовом стояли на карауле. Молодой человек беспрепятственно прошел мимо, и в следующем помещении его встретили двое пареньков, одетых просто, добротно, хоть и не так дорого, как сам арант — младшие ученики господина Шана. Этот караул тоже узнал Стига и пропустил дальше.
Еще один коридор, тяжелая дверь с позолоченной резьбой, за ней — скромное помещение. Книжные шкафы, полки, секретер, широкий письменный стол. Тяжелый бронзовый подсвечник, пламя свечей слабо покачивается. На стене картина: среди расцвеченных закатным солнцем волн — военный бриг с неубранными еще парусами.
В массивном деревянном кресле, обитом темной тканью, сидел человек — немолодой, далеко за сорок. Темные волосы собраны на затылке, уложены «шишечкой», как это принято у тамойских мужчин, небольшая аккуратная бородка скрывает широкий волевой подбородок, глаза черные, как маслины, смотрят пристально и кажутся больше, чем есть на самом деле.
Молодой человек вышел на середину комнаты и, поклонившись, замер. Казалось, даже губы его не шевельнулись, когда Стиг произнес:
— Здравствуйте, Учитель.
— Здравствуй, — Самрит Шан, начальник тайной полиции императора, чуть наклонил голову, внимательно вглядываясь в лицо своего ученика. — Новости?
— Слухи о том, что беглец направляется к западным границам, ложны. После того случая с господином Лином, его видели в Блаире. Это восточнее.
— Стало быть, он не собирается сбежать? — на бородатом лице появилась усмешка, выражавшая скорее разочарование. — А слухи, скорее всего, распространяют волошцы. Стоит показать им, что игры в партизанщину могут быть небезопасны.
Он поднялся с кресла, послышался шорох ткани, золотая оторочка дорогого фиолетового кафтана ярко вспыхнула в пламенных отсветах. Самрит Шан медленно прошелся по кабинету и остановился напротив картины, задумчиво глядя, как в остановившемся по мановению кисти художника мгновении борется с волнами парусник. Команда успеет свернуть паруса до того, как начнется настоящий шторм, а пока военный бриг под знаменем империи победно несется сквозь бушующее море.
— Даен Вонг, — медленно и очень четко произнес Шан. — Наведайся к нему. Возможно, наш беглец захочет узнать, чью фамилию дал ему Учитель Эрхат.
* * *
Мы еще долго сидели у Саймора. Его невестка готовила очень вкусно, и ей как будто доставляло радость потчевать ватагу проголодавшихся ребят, да и нас заодно. Дети смотрели на Ярата, как на героя-воина из сказки — знали, наверное, что их деда не так-то легко повалить. Но потом соседские позвали их на улицу играть, и в горнице остались мы вчетвером, да Саймор с Фраеном и Агнетой. Невестка кузнеца быстро нашла общий язык с Нэлией, они негромко переговаривались, потом женщина принесла из комнаты мандолу, вручила ее мужу.
— Я пытаюсь уговорить Нэлию спеть, — сообщила Агнета всей честной компании. Щеки Нэли смущенно заалели.
— А правда, Нэли, спой! — поддержал просьбу Айлан. Ярат молчал. Почему-то мне казалось, что перспективой слушать пение сестры Айлана он смущен больше, чем сама девушка. Но в итоге Нэлия сдалась на уговоры, Фраен заиграл…
Если б у меня был такой голос, как у Нэли, я бы не стала отказываться, даже из скромности. Она пела негромко, словно все еще стесняясь, но так мелодично, чисто! Песня была грустной, про любовь… Я сейчас не припомню ни слов, ни сюжета, но, слушая Нэлию, хотелось то плакать, то улыбаться сквозь слезы. И почему-то вспомнилась сестра Вилена… Нет, ее история, так и не окончившаяся замужеством, не имела ничего общего с любовью, да и я сама никогда не испытывала тех чувств, о которых говорилось в песне, но мне стало нестерпимо жаль, что это нечто, называемое любовью, прошло стороной, не зацепив, не заставив обернуться ни разу за все мои двадцать лет. Двадцать… кто-то скажет, что это всего лишь самое начало жизни, расцвет юности, но я почему-то чувствовала себя старой. Казалось, что жизнь окончена, и что теперь впереди только месть, а после… возможно, что-то и будет после, но только не жизнь. И, наверное, не любовь.
Нэлия умолкла. Саймор, шумно вздохнув, словно отгоняя печальный осадок, оставленный песней, хлопнул в ладоши несколько раз. Нэли смущенно улыбнулась, и тогда Фраен заиграл снова, но на этот раз музыка была веселой, и к Нэли присоединилась Агнета.
