Моя исчезнувшая империя! Что она мне? Я создам другую. Довольно того, что я жив.
Я снова рассмеялся. Взял Люр за подбородок, приподнял ее голову, прижал свои губы к ее губам. Она оттолкнула меня, в ее глазах был гнев, но и сомнение.
— Ты просила меня вспомнить. Что ж, я вспомнил. Зачем же ты открыла ворота моей памяти, если отказываешься от того, что следует за этим? Или ты знаешь о Двайану меньше, чем считаешь?
Она отступила на шаг, ответила яростно:
— Я отдаю свои поцелуи. Никто не берет их у меня силой.
Я схватил ее в объятия, прижал ее рот к своему, потом отпустил.
— Я беру их.
Я перехватил ее правую руку. В ней был зажат кинжал. Я забавлялся. Интересно, где она его спрятала. Я вырвал у нее кинжал и сунул себе за пояс.
— И отбираю шипы у тех, кого целую. Так поступал Двайану в прежние дни, так он поступит и сейчас.
Она все отступала, глаза ее расширились. Ай, но я читаю ее мысли. Она считала меня другим, думала, что я опрометчивый самозванец, обманщик. И хотела обмануть меня, подчинить своей воле. Обмануть меня. Меня, Двайану, который знал женщин, как знал войну! И все же…
Она прекрасна… и она все, что у меня есть в этом чуждом мире, где я должен начать заново создавать свою власть. Я подвел итог, пока она стояла, глядя на меня. Я заговорил, и слова мои были так же холодны, как мысли.
— Не играй больше кинжалом — не со мной. Позови своих слуг. Я голоден и жажду. Когда поем и выпью, поговорим.
Она поколебалась, потом хлопнула в ладоши. Вошли женщины с дымящимися блюдами, с кувшинами вина, с фруктами. Я жадно ел. Я много пил. Пил и ел и мало думал о Люр — но много о том колдовстве, которое заставило меня видеть, я сопоставлял все, что помнил из пустынного оазиса, с тем, что увидел. Немного. Я ел и пил молча. Чувствовал на себе ее взгляд. Посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
— Ты хотела сделать меня рабом своей воли, Люр. Никогда не пытайся сделать это.
Она положила голову на руки и смотрела на меня через стол.
— Двайану умер давным-давно. Может ли увядший лист снова зазеленеть?
— Я — он, Люр.
Она не ответила.
— С какой мыслью ты привела меня сюда, Люр?
— Я устала от Тибура, устала от его смеха, устала от его глупости.
— Еще что?
— Я устала от Йодина. Мы с тобой — вдвоем — могли бы править Караком, если…
— В этом «если» самая суть, ведьма. Что это?
Она встала, приблизилась ко мне.
— Если ты можешь вызвать Калкру.
— А если не могу?
Она пожала белыми плечами, снова опустилась в кресло. Я рассмеялся.
— В таком случае Тибур не столь утомителен, и Йодина можно выносить. Теперь послушай меня, Люр. Твой ли голос призывал меня входить в храмы Калкру? Видела ли ты то, что видел я? Можешь не отвечать. Я вижу тебя насквозь, Люр. Ты хотела бы избавиться от Тибура. Что ж, я мог бы его убить. Ты хочешь избавиться от Йодина. Кем бы я ни был, если я сумею вызвать Большего, чем боги, в Йодине нет никакой необходимости. Когда Тибура и Йодина не станет, будем только мы с тобой. И ты решила, что сможешь править мной. Не сможешь, Люр.
Она слушала спокойно, спокойно и ответила.
— Все это правда…
Помолчала; глаза ее сверкнули; розовая краска поползла по груди и щекам.
— Но… есть и другая причина, почему я привела тебя сюда…
Я не спрашивал ее, что это за другая причина: женщины и раньше пытались поймать меня в эту западню. Она отвела взгляд, жестокость ее рта внезапно выступила очень ярко.
— Что ты обещала Йодину, ведьма?
Она встала, протянула ко мне руки, голос ее задрожал…
— Неужели ты не мужчина? Почему ты так говоришь со мной? Разве я не предложила тебе разделить со мной власть? Разве я не прекрасна? Не желанна?
— Прекрасна и очень желанна. Но прежде чем взять город, я всегда изучаю ожидающие меня ловушки.
Глаза ее сверкнули голубым пламенем. Она сделала быстрый шаг к двери. Я был быстрее. Я держал ее, удерживая руку, которой она хотела ударить меня.
— Что ты пообещала верховному жрецу, Люр?
Я поднес кинжал к ее горлу Глаза ее яростно блестели. Люка, поверни свое колесо, чтобы мне не нужно было убивать эту женщину!
Ее тело расслабилось, она рассмеялась.
— Опусти кинжал, я тебе расскажу.
Я выпустил ее и вернулся к своему креслу. Она изучала меня со своего места за столом; с недоверием сказала:
— Ты мог убить меня!
— Да.
— Я тебе верю. Кто бы ты ни был, Желтоволосый, мужчины, подобного тебе, здесь нет.
— А кто бы я мог быть, ведьма?
Она нетерпеливо ответила:
— Незачем больше играть друг с другом. — В голосе ее звучал гнев. — Я покончила с ложью, для нас обоих будет лучше, если ты поступишь так же. Кто бы ты ни был, ты не Двайану. Я снова утверждаю, что увядший лист не может зазеленеть, мертвые не возвращаются.
— Если я не он, откуда же эти воспоминания? Они пришли в мой мозг из твоего, ведьма, или из моего в твой?
Она покачала головой, и вновь я заметил в ее взгляде беглое сомнение.
— Я ничего не говорила. Ты видел… что-то. Ты ушел от меня. Что бы ты ни видел, я не участвовала в этом. И не могла подавить твою волю. Я ничего не видела.
— Я видел древнюю землю, Люр.
Она мрачно сказала:
— Я не могла пройти дальше портала.
— Что ты посылала меня искать для Йодина в земле айжиров, ведьма?
— Калкру, — ровно ответила она.
— Почему?
— Потому что тогда я бы точно, вне всякого сомнения знала, что ты можешь вызвать его. Это я и пообещала Йодину установить.
— А если я могу его вызвать?
— Тогда ты был бы убит раньше, чем тебе представится такая возможность.
— А если не могу?
— Тогда тебя принесли бы ему в жертву в храме.
— Клянусь Зардой! Не так принимали Двайану в старину; вы считаете, что ваше гостеприимство поможет удержать от вас чужеземцев? Разберемся в вопросе об устранении Тибура и жреца. Но почему бы не начать с тебя, ведьма?
Она улыбнулась.
— Во-первых, потому что это не принесет тебе добра, Желтоволосый. Взгляни.
Она поманила меня к одному из окон. Из него я увидел дорогу и гладкий холм, по которому мы вышли из леса. Вдоль всей дороги и на вершине холма стояли солдаты. Я почувствовал, что она права: я не мог бы выбраться отсюда без помех. Во мне начал подниматься старый холодный гнев. Она насмешливо смотрела на меня.
— Во-вторых, — сказала она. — Во-вторых… послушай меня, Желтоволосый.
Я налил вина, поднял кубок и выпил.
Она продолжала:
— Жизнь приятна в этой земле. Приятна по крайней мере для тех из нас, кто правит. У меня нет желания изменять ее — кроме вопроса о Тибуре и Йодине. И других дел, о которых мы сможем поговорить позже. Я знаю, что мир изменился, с тех пор как давным-давно наши предки бежали из земли айжиров. Я знаю, что жизнь существует и помимо этого тайного места, куда Калкру привел наших предков. Это знают и Йодин, и Тибур, и кое-кто еще. Остальные догадываются. Но никто из нас не хочет покинуть это приятное место… и мы не хотим пришельцев. Особенно мы не хотим, чтобы отсюда уходили наши люди. А это может случиться, если они узнают; и это случится, если они узнают о зеленых полях, лесах, быстрых реках и мире, кишащем людьми. Бесчисленные годы их учили, что нигде в мире нет жизни, только здесь. Что Калкру, разгневанный великим святотатством, когда земля айжиров поднялась против него и уничтожила его храмы, уничтожил жизнь повсюду, кроме этого места, и что здесь жизнь существует только благодаря молчаливой покорности Калкру; и так будет только до тех пор, пока ему приносят жертвы. Ты следишь за мной, Желтоволосый?
