— На открытой местности, мы хорошая мишень, — сказал молодой Император, спешившийся с Франца. Конь переминал копытами, тревожился, или, может, ему не терпелось пройтись галопом по степи, ощутить свободу. Все это время Бородач держал Франца в отдельном помещении, кормил его сеном и хорошенько поил. Конь мог нам пригодиться, особенно сейчас.
Бородач шел рядом с Францем и курил сигарету:
— Никто нас ждать не будет. Ловкач и его безумцы, скорее всего, уже достигли края Степи и углубляются в Лес.
— Для чего? Вроде он впустил магию в империю. Что он теперь хочет?
— Геддон, писака, ты же своими ушами слышал, что Ловкач ищет какого-то своего друга, — отозвался Бородач.
— Их может быть двое?
— Может да. А, может, нет. Я не знаю. Но я чувствую, что поблизости Ловкача точно нет. Значит нужно идти.
И он первым зашагал к воротам. Молодой Император бросил на меня вопрошающий взгляд, я же пожал плечами, мол, решайте сами.
Через минуту мы тоже направились следом за Бородачом.
Молодой Император хоть и ехал на лошади, но нас не обгонял. Ворота мы прошли одновременно. Я сделал несколько шагов, прислушиваясь к хрусту свежего снега под сапогами, и остановился. Хруст продолжался, и не хруст даже, а легкое потрескивание, словно что-то лопалось в самом воздухе, игриво, невидимые воздушные нити…
Я испуганно посмотрел на Бородача, но тот лишь засмеялся, прикрывая рот ладонью
— Ох, люди, говорил я, что вы неопытные и пугливые. Ни разу не сталкивался с магией, да, писарь Императора? Так вот она и есть.
— Магия! — шепнул Император, как завороженный разглядывая небо.
— Именно. Здесь серебро витает в воздухе, а не сидит в головах. Поймать магию легко, но гораздо сложнее с нею управиться. За границами Империи существует магия, которую мы называем дикой, необузданной. С ней нужно быть осторожным.
— Но ты же маг, Шиджилл, — обратился Император, — покажи что-нибудь!
— Нет, — покачал головой Бородач, — я не фокусник, просто так фокусы не показываю. Гиблое это дело — раскидываться серебром. Лишнее внимание привлечем, беду накличем.
— Какую?
Бородач пожал плечами:
— Я не знаю. Здесь другой мир, другие правила, другие люди… если они есть.
— Оборотни?
— Я надеюсь, что нет, но во мне растет уверенность, что мы встретим кого-нибудь из их рода. — Бородач вытянул шею, сощурил левый глаз, словно прицеливался, — в ваших легендах, мой господин, говорится о том, что всех существ, обладающих магическими способностями, изгнали за пределы Империи. Как я понимаю, их никто не уничтожал. Значит, всевозможным оборотням ничего не мешает продолжать жить здесь. Верно?
— Верно. — Кивнул молодой Император, который тоже прищурился, вглядываясь в белоснежную степь…
— В любом случае, у нас есть серебряные пули и ружья.
Бородач раздал нам по ружью, но Император отказался брать, мотивируя тем, что считал, будто никакое ружье не сравниться по мощи с его верным мечом. Впрочем, Бородач не настаивал. Зато я взял и истратил два серебряных патрона на пробу. Ружье оказалось хоть и не новым, но стреляло неплохо. Да и я оказался метким стрелком — тренировки в Имперском дворце не прошли даром. Бородач, как мне показалось, был приятно удивлен.
День прошел без приключений. Темная полоска на горизонте немного подросла и теперь походила на неровную гребенку. При желании можно было разглядеть некоторые особенно высокие деревья. Что-то странное было в этих деревьях. Я смотрел на чернеющие макушки и никак не мог взять в толк, что меня так беспокоит…
А ближе к вечеру мы наткнулись на первые трупы. Это были безумцы, без сомнения. Два обнаженных человека лежали чуть в стороне от тропы, скрюченные до невозможности, коленями упираясь в подбородки, руки сложены на животе. Кожа их была темно-синего цвета. Еще один труп обнаружился чуть дальше — его вычислил Бородач по цепочке неровных следов, уходивших от тропы на добрый десяток метров. Третий безумец выглядел совсем здоровым, конечно, с учетом того, что он был несколько дней мертв. Кожа его оставалась желтоватого цвета, глаза, широко распахнутые, смотрели в небо. Бородач присел на корточки, провел ладонью по обнаженному животу. С кожи мертвого безумца посыпалась легкая крошка инея. Обнаженный участок кожи внезапно налился темной синевой, распух, как синяк.
— Странно, — пробормотал Бородач, дотронулся до левого глаза мертвеца.
Глаз с тихим звуком провалился в глазницу, обнажив темный провал с красными и синими прожилками по краям.
— Магия, — тихо сказал Император.
— Он пробовал магию, — согласился Бородач, — распространенное заклинание, называется Кокон. Если стряхнуть иней с тела, то мертвец превратится в один сплошной синяк. Чудовищная смерть, хотя, признаю, весьма эффективна.
— Зачем он это сделал? — спросил молодой Император.
Бородач выпрямился, стряхнул с колен налипший снег:
— Развлекался, а, может, проверял свою силу. Ему не нужны безумцы. Он надеется только на свою силу мига. Думаю, мы еще найдем не один подобный труп.
— А ты тоже можешь… так? — спросил я, кивнув в сторону мертвеца.
— Могу, — коротко ответил Бородач и почему-то улыбнулся.
Только улыбка его была совсем не жизнерадостной. От этой его улыбки у меня по коже пробежали мурашки, и я поспешил вернуться на тропу, где тоже лежали мертвецы, но умерли они от холода, а не от магии… проклятой магии… предки молодого Императора были правы, изгнав магию и магических существ за пределы Империи. Пока ничего хорошего в магии я не видел. Только смерть и разрушение. И людей, становящихся безумными… Даже Бородач и Ловкач без магии, по сути, тоже обычные люди. Но магия свела их с ума, каждого по-своему. И обоих не в лучшую сторону.
Я посмотрел на господина, молодого Императора, который забирался на Франца. А ведь его тоже коснулась магия. И он тоже обезумел, охваченный жаждой мести… и следующая мысль — а я? Я обезумел? Если нет, то почему тогда плетусь следом за Императором на край света, хоть и не верю в успешный исход путешествия? Выходит, в какой-то момент магия коснулась и меня? Забрала частичку моего разума?..
Самый момент безумно расхохотаться…
Первые снежинки упали на щеки, я посмотрел наверх, и увидел набухшее темно-синее небо, напомнившее мне о мертвеце, лежащем в стороне от дороги. Ловкач упражнялся с магией. Он пустил бежать безумца, наблюдал, как тот убегает, проваливаясь в снег, барахтается в этом снегу, оглядывается… а затем заключил его в «кокон». Смеялся ли Ловкач, глядя, как корчится от чудовищной боли безумец? Или стоял и смотрел хмуро, размышляя о чем-то своем, неведомом?..
