Я тоже остановился:
— Дальше склады начинаются. А тут да, неплохо. Странно, что народу нет. Похоже, все в корпусах сидят, одни мы шастаем.
Ксения повернулась ко мне, словно желая что-то сказать. Она смотрела на меня своими выразительными зелёными глазами, и её грудь под кителем вздымалась сильнее обычного. Приятное волнение объяло меня. Между нами рушились последние стены, которые Ксения настроила с самого начала. Теперь она была полностью открыта и, казалось, сама хотела сблизиться.
Я приблизил своё лицо к её лицу, девушка потянулась ко мне, и губы наши встретились. Я обнял её за талию, и лёгкое касание губ превратилось в страстный поцелуй.
Длился он недолго. Когда закончился, Ксения снова потупила взгляд.
— Извини, наверное, я зря, — я убрал руки с её талии.
— Нет, что ты, всё нормально. Просто я… — она осеклась и, как будто, смутилась. — Ведь ещё неизвестно, поженимся ли мы. Ведь так?
— А ты бы хотела?
— Наверное, да. Ты мне нравишься больше, чем прежние претенденты.
— Получить от вас столь высокую оценку — многого стоит, — улыбнулся я. — Ты мне тоже очень нравишься, но не всё зависит от меня.
— Но тебе теперь не нужно разрешение рода.
— Это так, да, но есть масса других обстоятельств. Захочет ли твоя семья родниться с таким человеком, как я. Я теперь — отщепенец.
— Отец по-прежнему настроен на сотрудничество. Но ты прав: пока рано говорить о таких вещах.
— Пойдём обратно, — предложил я, и мы, взявшись за руки, побрели в сторону корпусов. — Зачем загадывать на будущее? Может случиться, что угодно. Давай просто жить сегодняшним днём.
— И всё же буду честна, — сказала Ксения. — Иногда твои манеру грубы, и ты не умеешь вести себя в светском обществе. Тебе надо изучать этикет и учиться держаться, как подобает твоему положению. А то порой напоминаешь простолюдина.
Мне стоило больших усилий, чтобы не рассмеяться. Её приверженность благородным манерам меня ужасно забавляла. Нет, ну это надо ж так: только что чуть ли не в любви признавалась, а теперь уже объясняла, каким мне надо быть и что делать.
— Я обязательно научусь вести себя, как полагается, — с шуточной торжественностью обещал я. — А то вдруг зарежешь меня за то, что я вилку взял не той рукой.
— Ты не серьёзен. Издеваешься надо мной, значит? — Ксения улыбнулась, но во взгляде её читался упрёк.
— Такова моя месть, — произнёс я с серьёзным лицом.
— И долго будешь припоминать мне мою ошибку?
— Посмотрим, — пожал я плечами. — Да ладно, шучу же. Так значит, после обеда ты хотела потренироваться?
— Всё равно в город нельзя, а на базе заняться нечем, — ответила Ксения. — Зачем упускать время?
— Тоже вот думаю. Можем вместе потренируемся? — предложил я.
— Я не против. Заодно покажешь всё, что умеешь. Мне было бы очень интересно.
— Вряд ли я умею слишком много, так что не рассчитывай.
— Разве? А я слышала, что ты умеешь управлять разными энергиями.
— Если бы… Только учусь.
Когда дошли до корпусов, Ксения отправилась в своё крыло, где был расквартирован женский взвод, а я — в своё. Время близилось к полудню, а у меня имелись кое-какие дела: позвонить Дмитрию Прокофьевичу, выяснить, что происходит дома, позвонить Ире, спросить, всё ли в порядке, и ещё кое-что по мелочи. Неделю я находился в полнейшей неизвестности и надеялся, что за это время ничего плохого не произошло.
Как только мы с Ксенией расстались, меня одолели сомнения: правильно ли поступил? Может, зря полез целоваться? После столь напряжённой недели хотелось каких-то приятных эмоций, и близость с красивой девушкой вполне могла стать их источником. Но не породит ли это новые проблемы?
Наши отношения имели весьма туманное будущее: я точно не знал, стану ли вести дела с Белозёрскими, а брак и тем более был под вопросом. Но что если Ксения слишком серьёзно воспримет всё происходящее между нами? Не посчитает ли она оскорблением, если нам придётся расстаться? Один раз она уже пыталась убить меня, причём из-за куда большей ерунды. Наверное, всё же следовало прямо сказать, что, возможно, у нас не получиться длительных отношений, чтобы она была к этому готова.
Когда вернулся в свою «конуру», первым делом позвонил Ире. Только сейчас понял, как соскучился за это время по ней. В настоящий момент она была единственным близким мне человеком на всём белом свете. Остальные пытались либо навредить мне, либо использовать меня в корыстных целях, а Ира, я надеялся, не хотела ни того, ни другого.
В последнее время я сильно отдалился от матери и моего сводного брата. Теперь у них была своя жизнь, у меня — своя, мои проблемы их не касались, о многом я просто не мог им рассказывать. Впрочем, я и раньше с родителями по душам почти не общался. Большую часть времени они жили отдельно от нас, а при встречах мама и папа только и говорили, что о службе, втирая мне, как важно учиться, чтобы князь заметил и оценил мои таланты. Ага, оценил…
С Ирой мы общались более тесно. И если в детстве в основном дурачились, я её часто подкалывал, как делает, наверное, любой старший брат, то когда повзрослели, разговоры наши порой стали касаться серьёзных тем. Сколько помнил, Ира всегда переживала о том, как и где будет служить роду, на какую работу её устроят, сможет ли она заниматься тем, чем нравится, и прочее в таком духе. И грузила она своими проблемами в первую очередь меня, как человека, который часто оказывался под боком. Я не особо её понимал, до армии меня волновали совсем другие вопросы, а о будущем почти не думал, и всё же с определённого момента стало казаться, что для Иры важно, чтобы я выслушивал её, и я делал это, порой пересиливая себя.
Наверное, с той поры у меня и родилось желание позаботиться о ней. А теперь, когда оказалось, что мы никакие не брат с сестрой, мы внезапно стали, как будто, ещё ближе и роднее.
— О, привет! — даже по голосу чувствовалось, как Ира обрадовалась моему звонку. — Ты уже вернулся с фронта? Слава Богу! Хорошо, что так быстро. Я в интернете читала, там какие-то ужасы творятся.
— Ужасы не ужасы, но армию СРК немного потрепало, — сказал я. — Но мы же в боях не участвуем. Я тебе говорил, что спецотряд в самую мясорубку никогда не посылают.
— Да? А я читала про какое-то окружение. Якобы две роты особой дружины попали в кольцо. Ты ничего про это не знаешь?
— Поверь, всё не так страшно, как малюет пресса. Им лишь бы драмы нагнать — ты же знаешь. Не окружение это было, а так… ерунда, — постарался я успокоить Иру.
— А про серую зону что-то слышал? Там же у вас новая образовалась. Всё мировое сообщество на ушах стоит.
— Это да, слышал. Не повезло тем, кто там оказался, когда склады рванули. А что в новостях пишут?
— Много чего… Иран осудил действия правительства СРК, Турция присоединилась, УСФ — тоже. Так всё серьёзно там. Надеюсь, обойдётся.
— Что ты имеешь ввиду?
— Мало ли. УСФ только дай повод, чтобы войну с нами развязать.
— Тоже надеюсь, что обойдётся. Хотя если учесть, какие люди в правительстве сидят… — я осёкся, поняв, что сейчас меня опять понесёт и что опять начну ругать всех подряд. А я ведь не для этого позвонил.
— Так ты больше не будешь воевать? — в голосе Иры всё ещё чувствовалась тревога.
— Посмотрим. Через неделю нас опять передислоцируют ближе к фронту.
— Эх, опять… Жду не дождусь, когда ты уедешь оттуда.
— А ты как там? Камеру-то хотя бы включи. А то давно не виделись.
— Ой, забыла, — Ира включила камеру и помахала мне рукой, её милое личико озарилось улыбкой. — Да вот, сижу тут взаперти. Даже пойти никуда не могу. Подруги приглашали в кино, а я отказалась.
— Ну и правильно. Это ради твоей же безопасности, — напомнил я.
— Понимаю. Но тут тоже страшно. Алексей вернулся. Он второй день с друзьями тусит, пьют, шашлыки жарят, на яхте катаются. Я даже выйти боюсь.
— Он к тебе приставал?
— Нет, — помотала она, как будто чего-то испугавшись.
