— Арма… Как ты… Какой ты.
Возможно, она хотела сказать, что по-настоящему появилась на свет только сегодня. Может быть, ей хотелось узнать, зачем крылатые существа вообще возвращаются на землю. А может, она попыталась сообщить о том, что стала совсем другим человеком — Арману оставалось только гадать, потому что вместо всего этого с принцессиных губ слетали нечленораздельные, исполненные восторга звуки, а руки бессознательно обнимали воздух, напоминая о рыбаке, который хвастает уловом.
Излив, наконец, свои чувства и немного успокоившись, принцесса оглянулась, пробежав взглядом по зубчатому краю скал, окружавших ложбинку:
— А где… мы? Зачем?
Он без слов протянул ей руку. Привыкшая доверять ему — а может быть, просто очень уставшая — она удержалась от вопросов до того самого момента, когда вдвоем они вскарабкались на средней высоты скалу и снова увидели замок, море и поднимающуюся луну.
— Смотри… — Арман показывал куда-то в сторону. Присмотревшись, она увидела необъятных размеров корзину, полную чего-то белого, ясно различимого в наступающих сумерках.
— Гнездо калидонов, — усмехнулся Арман. — Они вылетели. Я сверху увидел, гнездо теперь пустует… До весны…
Юта стояла, не в состоянии уже удивляться. Ей было холодно, она вздрагивала, обнимая плечи и пытаясь унять дрожь.
Гнездо было размером с небольшую площадь, круглое, с высокими краями, сложенными из целиком выкорчеванных кустов. Дно гнезда неразличимо было под белым покрывалом. Белые груды, подобно огромным сугробам, тут и там разбросаны были в камнях.
Юта разлепила растрескавшиеся губы и слабо спросила:
— Что это… там? Помет?
Арман негодующе фыркнул.
Она едва поспевала за ним, перескакивая с камня на камень. Он подсадил ее на кромку гнезда; сухие ветки затрещали, но выдержали. Вряд ли птенец калидона мог весить больше принцессы Юты.
Еще шаг — и она по колени погрузилась в мягкое, теплое, ослепительно белое.
Калидоний пух!
Юта шагнула еще раз — и упала. Пух обнял ее, обволок, мгновенно согрел; она перевернулась на спину — и увидела, как в темнеющем небе кружатся пушинки, поднятые в воздух ее падением.
— Балуют они птенцов, — сказал где-то рядом невидимый Арман. — Те, правда, вылупливаются совсем слабыми, голенькими… Осеннее гнездо калидонов — что может быть лучше? Потом дожди пойдут, пух намокнет, сваляется…
Юта вспомнила няньку принцессы Май. Та все твердила, что послушные девочки после смерти будут гулять в облаках…
— Может быть, я умерла, Арман? — спросила она озадаченно.
Тот, явно сбитый с толку, переспросил после паузы:
— Что?
— Правда, я не очень-то послушная… — пробормотала Юта, закрывая глаза.
Луна поднималась — Юта уже могла видеть ее, лежа на спине. Высыпали звезды; длинным облаком серебрилась Медовая дорога. Пух в воздухе все держался, все не опадал, и лунный свет делал каждую пушинку подобной звезде.
Юта давно перестала различать, где сон, где явь. Белый пух глушил звуки, каждое движение вызывало к жизни звездную метель… Юта поднялась на локтях, потом встала.
Луна светила ярко, гнездо помещалось на вершине скалистого гребня, и все ущелья вокруг были залиты матовым белым светом. Тем чернее были изломанные тени и далекий, будто из картона вырезанный, замок, тем глубже — темное небо…
Юта повернула голову. В нескольких шагах стоял Арман.
Он был частью этого фантастического ночного мира, силуэт его был подобен силуэту замка вдалеке, и стоял он совершенно неподвижно, подняв лицо, будто заглядывая небу в глаза.
Юта шагнула — взвились в небо невесомые хлопья. Принцесса оробела и остановилась.
— Видишь вон те три звездочки? — спросил Арман у неба. — Это называется — Венец Прадракона… Посмотри, Юта, сегодня особенно ярко…
И он протянул ввысь руку — указал длинным тонким пальцем.
Юта смотрела на звезды — но видела только его руку. Чтобы справиться со смущением, хрипловато ответила невпопад:
— У нас и нет… Таких созвездий… У нас просто — Улитка… Пчела… Хохолок Удода… Белая Кошка…
Арман, кажется, удивился. Обернулся к Юте — и она увидела, как в глазах у него мягко отражается луна. Спросил недоверчиво:
— Улитка? Пчела?
— Еще Утиные Лапки… Сова…
Блеснули белые зубы — Арман улыбнулся:
— Забавно… — и снова обернулся к небу, поднял руку, будто призывая в свидетели:
— Смотри… Вот Поединок Драконов… Вот Горящий Гребень… А там, над морем, поднимается Победитель Юкки… Только его еще не полностью видно. Пять звездочек взошли, а три пока за горизонтом…
— Ты будешь жить долго и счастливо, — сказала Юта ни с того, ни с сего.
Арман вздохнул. Оторвался от неба. Без улыбки заглянул Юте в лицо:
— Ты тоже.
Она попыталась пошутить:
— Но про меня ведь ничего не сказано… В пророчестве…
Он по-прежнему смотрел совершенно серьезно:
— Сказано.
Пух, оседая, опускался им на плечи. На фоне широкого лунного диска возник черный силуэт нетопыря. Взмахнул крыльями, пропал.
— Мы в облаке, — сказала Юта. — Мы без спросу забрались в облака. Хотя нет, в облаке холодно и вовсе не так уютно… По-твоему, калидоны не вернутся?
— В этой жизни, — отозвался Арман немного насмешливо, — ничто просто так не возвращается.
Ее ноги ослабели, и она снова опустилась в белую перину. На луну набежало облачко, звезды вспыхнули ярче. Ютины глаза не видели Армана, но что-то другое, не зрение, точно знало, что он стоит в двух шагах и смотрит на море.
— Арман… Теперь я понимаю… Я по ошибке родилась среди людей… Я должна была… Родиться среди драконов…
Он улыбнулся — насмешливо и вместе с тем печально, Юта не видела его улыбки, но знала, что он улыбается.
— Среди драконов, — сказал он медленно, — уже давно никто не рождается.
Луна не спешила выбираться из тучки. Продолговатая Медовая Дорога казалась вторым гнездом калидона — но на небе.
— У нас эта туманность называется Медовая Дорога, — прошептала Юта. — А у вас?
— У нас… — помолчав, отозвался Арман, — она называется Огненное Дыхание.
Он опустился в пену пуха — Юта не видела, но точно знала. Поднялось почти невидимое без лунного света облачко.
Не ведая, зачем, Юта погрузила в пух свои руки — до плечей. Левая рука, пробираясь сквозь теплое и мягкое, вдруг встретилась с холодными и жесткими пальцами.
Принцесса замерла. От этого прикосновения, ожидаемого и внезапного, забегали по спине полчища мурашек, а сердце, и без того неспокойное, вдруг сорвалось с цепи и заколотилось так, что новые пушинки взвились в воздух без видимой на то причины. Юте показалось почему-то, что это прикосновение важнее, чем прогулка на спине дракона, важнее всех калидоньих гнезд и всех созвездий мира, но рука ее онемела и перестала слушаться.
