Человек со шпагой отвесил вежливый поклон. Дескать, слышал и понял.
Гомес еще раз кивнул, хотя его никто не спрашивал. Альгвазилы не любят рисковать здоровьем, да и лишние сложности с родовитыми сеньорами им, простолюдинам, ни к чему. Царапнешь такого, а у него родственники, хлопот не оберешься. Сто раз пожалеешь, что благородного задел, а уж если, не дай боже, увечье нанесешь… Хотя тут увечьями и не пахнет. Как и родственниками.
Вновь надсадно заорал козодой. В отличие от Коломбо, синаитское капище его не пугало. Ну же, дон Диего, решайся. Или ты повинуешься, сбегаешь по дороге и тебя начинают искать как лоасского шпиона, или принимаешь бой. Соперники несерьезные, их можно запросто разогнать, но сбежать с роженицей ты не сможешь.
– Вы отдадите шпагу?
– Увы, нет. – Слова и улыбка были вежливыми и чуть ли не дурашливыми, но вот глаза… – Мое инкогнито и честь дамы… Их следует защищать. Сами понимаете.
Хайме понял, альгвазилы тоже, тем паче дон Диего не собирался вступать в пререкания. Он просто атаковал.
4
Приглушенные голоса, плеск фонтана и звон! Внизу, во дворе…
– Сеньора, не отвлекайтесь. Сложите полотно в четыре раза и процедите настой. Он готов. Какая прохладная ночь…
Врач мог бы и сам процедить свое зелье, но предпочел неторопливо пересечь комнату и захлопнуть окно. Вниз он даже не глянул, словно там не человека убивают, а коты сцепились.
– Да будет вам известно, сеньора, что самое большое количество нужного нам вещества находится в почках дерева, а потом – в коре. Тот порошок, что я заварил, представляет собой растолченную кору.
– Это надо выпить? – с сомнением произнесла Инес, глядя на золотисто-бурую, горько пахнущую жидкость.
– Выпить тоже можно, – безмятежно подтвердил Бенеро, – но лучше ввести внутрь, во влагалище, тампон, пропитанный этой жидкостью. Именно так мы и поступим.
– Диего! – раздалось сзади. Мария пыталась приподняться, бестолково шаря руками по простыням. – Диего…
– Я велел дону Диего выйти. Он вернется позже.
Врач возвышался между окном и кроватью каменной глыбой. Чтобы выглянуть во двор, пришлось бы его оттолкнуть.
– Диего вернется позже, – подхватила Инес, ставя плошку с зельем на стол и бросаясь к постели, – он велел тебе быть умницей и слушаться доктора. Ты ведь будешь умницей?
Мариита кивнула. В прозрачных глазах стояли слезы. Вернее, в одном глазу. Вторая слеза не удержалась и покатилась по щеке.
– Я умру, – негромко объявила дурочка, – зачем все это? Я умру. Приведите ко мне Диего, я хочу с ним проститься… А ты возьми себе мои гребни с изумрудами…
– Глупости! – почти взвизгнула Инес. – Мне твои гребни не нужны, а ты будешь жить!
– Нет, – заупрямилась больная. – Меня сейчас заберут… Муж заберет, он ждет… Он не простит! Тут был монах… Позовите монаха, я хочу покаяться… Моя вина, моя большая вина…
Позвать Хайме? После всего?! Нет, котенку нужен другой священник. Тот, который простит и утешит, а не станет тянуть из несчастной дурочки чужую смерть.
– Мариита, монах ушел.
– Он здесь, – прорыдала роженица. – Он сказал… Позови его… Я не хочу умирать без покаяния! Я не хочу в ад…
– Сеньора, идите сюда! – рявкнул от стола Бенеро. – А вы, маркиза, ложитесь и извольте успокоиться! Дон Диего войдет сюда не раньше, чем я ему позволю, а монаху здесь делать нечего.
– Я умираю, – всхлипнула Мария, – я хочу исповедаться!
– Вы рожаете, – отрезал врач, – хоть вы и этого еще толком не начали. Ложитесь, я сказал!
Мария вздрогнула всем телом и опустилась, почти упала на скомканные подушки. Бенеро громко втянул воздух и как ни в чем не бывало уткнулся в свои инструменты. Инес воровато глянула на уставившуюся в потолок подругу и шмыгнула к столу.
– Возьмите в сундуке платок и завяжите голову так, чтоб не выбивались волосы, – не глядя, велел врач.
Инес повиновалась. Белая ткань пахла странно и приятно. Как давно она не надевала белого… Тоненько звякнул о стекло металл – врач ловко подхватил щипчиками белый комок и опустил в плошку с отваром. Странный инструмент в огромной руке казался игрушечным.
– Сеньор, посмотрите, что там, внизу, – торопливо шепнула Инес, косясь на закрытое окно, – я ее отвлеку.
– Внизу фонтан, украшенный мраморным орлом, – и не подумал прервать свое занятие Бенеро. – У нас больше не будет времени для разговора, сеньора. Схватки начнутся практически сразу и будут сильными и крайне болезненными. Очень быстро – в течение часа-двух – они станут ежеминутными. Вы помните, как рожали?
– Да! – Инес со злостью засунула под косынку очередной завиток.
– Вашей подруге придется хуже, чем вам.
– Ей уже хуже! – Инес непроизвольно шагнула к постели, словно намереваясь заслонить Марию. – Она выживет?
– Никогда не задавайте таких вопросов, – прикрикнул Бенеро, – просто делайте, что нужно. Готовы? Берите плошку. Будете подавать тампоны.
5
Окно наверху замигало. Погасла свеча? Что там? Только бы обошлось. Он согласен на все, только бы с ниньей обошлось!
– Педро, уснул?!
– Справа заходи! Справа!..
Сопящие, белые от луны рожи… Не гончие – трактирные коты, топнешь, разбегутся. Как бы было весело, будь он один, как раньше. Но он не хочет больше одиночества! Его и так было через край.
Крайний слева наудачу ткнул алебардой. Быстро ткнул, то есть для альгвазила быстро, и тут же двое сунулись вперед. По старинке действуют: одни отвлекают, другие пытаются зацепить. За ногу, руку, на худой конец – за шею… Для подвыпивших дебоширов сгодится, но дебоширы не танцуют фламенко, а окошко горит… Мерцает желтым. Звезды и те доступней!
– Сдавайтесь, сеньор!
Как же, сейчас!.. Вежливый поклон, атака, ложный финт… Ловите! Ловят. Двое несутся наперерез, врезаются друг в друга. С грохотом. А вот и сержант. Давно пора! Размахнулся от души и едва не вломил алебардой по шлему соседа.
– Браво, сержант! Браво!
Монах, луна, черные тени, шестеро увальней, бывало и больше! Десять минут, и здесь может быть семь трупов, а что дальше? Куда девать тех, что на улице? Куда нести нинью? Нести… Ее сейчас и тронуть-то нельзя.
Чья-то алебарда суется вперед. На острие – лунный блик. Опять сержант, вот ведь усердие! Остальные прут следом. Это не бой. Это коррида какая-то! Круг дорожки, круг фонтана, круг луны. Круг за кругом по кромке бассейна вместе со звездами. А альгвазилы совсем растерялись. Дрыгаются кто во что горазд, раньше хоть друг на друга смотрели… Если б не Мариита! Не надо было ее слушать, просто взять и увезти… А дверь, вот она, нараспашку, дальше через дом – и на улицу.