— Серега, ты чего, в коммунисты записался? Советская власть — это того… Ясно дело, тогда же порядок был, какие, на хрен, нищие с бомжами… И пенсюки получали ништяк, сами жили да еще детям откладывали, я помню…
— Не пенсюки, Володя, а пенсионеры. Наши с тобой родители, между прочим.
— Ну, это ты загнул! — толстый Володя ухмыльнулся: — Наши-то с тобой мамашки не голодуют, братан! Я никак не пойму, к чему ты клонишь-то? Айда опять коммуняк вернем, границы закроем, работяг загоним в стойло, жрачку попилим и по талонам отстегивать будем, так, что ли?
— Работяги во времена нашего детства могли машины покупать и на юга ездить, на зарплату, на честно заработанные деньги, Володенька, заметь это! И жрачки, как ты говоришь, было достаточно, талоны-шмалоны уже к концу появились, когда правители-дуболомы сломали систему, о своих прыщавых чадах заботясь больше, чем о вверенной им державе. Да и не в этом суть, не собираюсь я назад, в страну Советов… В другом дело… Думал я тут на досуге про страну нашу, про народ, про нас с тобой, грешных…
Оно ведь как: представляется мне наша держава в виде огромного амбара… Или нет, скорее некой базы, райпотребкооперация такая, помнишь? И чего только на этой базе нету! И живут на территории базы всякие личности, от муравьев и мышей с хомяками до овчарок сторожевых.
Вот когда базой хомяки да муравьи заправляют — хорошо, они все в дом тащат, запасы приумножают, богатеет база, амбары и склады от товаров ломятся. И всем хорошо. Но хомяки с муравьями — они трудяги беззащитные, дохлые и чахлые в плане когтей там, зубов и мышцев… А чтобы мародеров отваживать, овчарки по периметру бегают, гавкают. Но вот задумались как-то овчарки — а чего это хомяки всем заправляют, если мы тут самые сильные? А ну-ка всех хомяков к ногтю и порядок наведем такой, что ого-го!
И навели. Хомяков частично поели, частично зарабынили по полной и зажили овчарки кумовьями королям. Зажирели, сайгачить по периметру перестали… Тут и полезли изо всех щелей всякие охотники до чужого добра, и внешние, и внутренние, — ну, хорьки там, зайцы, мыши и крысы.
Постепенно разворовываться начало то, что поколениями хомяков было в амбарах и ангарах скоплено. А жирные овчарки одряхлели к тому моменту и спали крепко в теплых будках.
Когда заборы, подточенные бобрами, падать начали и амбары пустеть, попробовали овчарки было порядок навести, полаять и покусаться, да не тут-то было… Вышли мародеры на свет божий и схарчили толпой всех псов одряхлевших. В 1991 году это было, ты помнишь, хе-хе… И начался на базе полный, полнейший беспредел, какие уж тут хомяки и муравьи, тут слоны с голодухи дохнуть начали.
А впереди всех знаешь кто был, Володя? Крысы, самые ненасытные, самые жадные, самые зубастые. Мы с тобой, Володя, впереди были. Мы все и растащили, хапнули — и по норам.
— И опять я не понял, Серега… — Голос толстяка стал серьезным. — Ты чего? Ты кого крысой назвал? Базар, в натуре, фильтруй! Ты теперь предлагаешь что, отдать все? Кому, хомякам? Тьфу, мля, сочинил херомантию какую-то…
— Помолчи — за умного сойдешь, так, кажется, в босотовых кругах базарят? Я не закончил еще… — В голосе Сергея послышалась сталь. — Дальше слушай — все поймешь…
Ты помнишь, как мы начинали? После армии, самое начало 90-х, кооператоры, цеховики, подпольщики-фирмачи всякие, рэкет… Первые разборы с братвой, первые бабки шальные. Ты тачку свою первую помнишь? «Додж» секонд-хендный, кажется синий, да? Здоровенный такой, сто литров на сто километров ел… Зато понтов было…
— Я и твою тачилу помню первую, — широко улыбнулся толстый Володя: — Мерсюк битый, зелененький такой… Машина-зверь, ревела, как лось!
— Во-во! — кивнул головой Сергей. — И работенку нашу пыльную вспомни, и особливо кликухи наши среди братвы: ты — Утюг, я — Паяльник!
Толстяк захохотал, заколыхался всем телом:
— Да ланна тебе, братан! Мы ж никого не замочили тогда, так, пугали только…
— Никого? — Сергей налил себе еще, отхлебнул. — А Резвана с компаньоном его?
— Не, ну это ж потом уже было, в 93-м, в конце…
— Да, ты прав, это было уже в другую эпоху, и дела мы тогда делали другие… Из бандитов мы стали брокерами, хе-хе. Или диллерами? Помнишь состав с «КамАЗами»?
— Серега, ты еще это алжирское повидло вспомни! Если бы не Бабай, земля ему пухом, так шустриками бы и бегали…
— Да уж, Бабай нам тему подкинул, царствие ему небесное. И понеслось — ваучеры, аукционы, банкротства, основные фонды, офшоры… Как там раньше-то было — хочешь жить: чемодан — вокзал — Израиль? А у нас с тобой другая схема работала: кредит — офшор — Багамы. Этапы большого пути, мля!
Владимир встал, налил себе полстакана из хозяйской бутылки, изобразил пухлой ручкой жест типа «в горле пересохло», шумно проглотил янтарную жидкость, усмехнулся:
— Тока на фига тебя в Думу понесло, до сих пор не пойму… Ну сделали деньги, уважаемыми людьми стали, теперь трешь-мнешь со всякими там политиками, культурниками…
— Я, Володя, тут как раз паузу хотел сделать. Когда в 1996 году ощутил я себя вдруг, как теперь говорят, олигархом, очень мне стало вдруг грустно. Ну деньги, ну немерено денег… И что? Счастье где? Удовольствия? С Веркой развелся, ее и детей обеспечил на сто лет вперед, женил ее на этом Джероме, и живут они сейчас в своей Майямине, как у Христа за пазухой.
Я — свободен, балдей — не хочу! Ты тогда с урюками мутил что-то, проект этот каспийский…
— Между прочим, двести тридцать процентов прибыли! Вместе хапнули тогда! — Володя налил себе еще, подмигнул хозяину кабинета: — Твоя доля пополамная была…
— Но я и вложился по чесняку! — кивнул Сергей и досадливо поморщился: — Да не в этом дело! Я хотел кайф от своих денег получать! Понимаешь? И начал пробовать — ну, чтобы не зря все, чтобы потом, на свалке, не обидно было за них… За эти… За бесцельно прожитые…
Рассвет встречал двадцать четыре часа в сутки — перелетал на вертушке следом за солнышком, жрал и пил все, что только придумать можно — соловьиные язычки, турлэ в соусе из глазниц осьминога, парные мозги откормленных гранатами обезьян… В книге какой-то вычитал про мороженое из женского молока — и даже его заказал!
— Б-э-э… — Толстяк потыкал растопыренными пальцами в три своих подбородка, изображая отвращение.
— Не «бэкай», мне в кайф было! Потом посетил все чудеса света, потом в гонках Париж — Даккар участвовал втихую, на львов охотился с масаями, на касаток с алеутами… Пил по-черному, девок трахал… Вот втемяшилось мне тогда в голову — трахнуть всех мисс каждой страны…
— Че-го? — Владимир вытянул губы трубочкой: — Ну-ка, ну-ка, ты мне и не говорил ничего такого…
