Странная, ясная картина возникла в мозгу Эшера: изящный белокурый идальго в расшитом жемчугом черном камзоле придворного лежит, уронив голову в белые цепкие мальцы маленького седого старичка, стоящего перед ним на коленях. «Как хрупкий паучок…» — сказала Антея.
— Поэтому вы так ни разу и не сотворили ни одного птенца?
Исидро даже не взглянул на него.
— Si, — прошептал он, впервые перейдя на родной язык. Он встретился взглядом с Эшером, и странная, несколько растерянная улыбка вернулась вновь. — Поэтому и по многому другому. Мастер вечно сомневается в своих птенцах, ибо его превосходство подавляет их и унижает. В некоторых случаях быть вампиром означает беспрекословное подчинение и восторженную, фанатичную преданность одного другому. Вы ведь обратили уже внимание, насколько мы уязвимы и хрупки, и можете представить, какой силой воли следует обладать, чтобы все это выдержать… Да, разумеется, — продолжил он, весьма неожиданно возвращаясь к начальной теме разговора, — я заподозрил, что Гриппен расправляется с собственными птенцами: с Лоттой — за дружбу с мятежником, с Недди — за безволие и уступчивость; Дэнни Кинг, правда, безоговорочно признавал превосходство Гриппена, но ненавидел за то, что Чарльз и Антея тоже от него зависят. Многие детали указывали на то, что убийца — вампир, а Гриппен просто напрашивался на эту роль. Но здесь, как вы сами говорите, действовали двое убийц, да еще и днем.
Он помолчал секунду, искоса разглядывая Эшера. Затем продолжил:
— Мне кажется, то, что вы ищете, вон там.
Холодные пальцы взяли лампу из рук Эшера, и дон Симон шагнул с последней ступеньки в подвал.
То, что Эшер принял сначала за особенно густую тень, оказалось отверстым прямоугольным проемом пяти футов высотой. Толстая дубовая дверь была распахнута. Они вошли, и лампа осветила старую кладку, средневековый крестовый свод, уводящие вниз истертые ступени каменной винтовой лестницы.
— Когда-то на этом фундаменте стоял торговый дом, — сообщил вампир, пересекая помещение. — Позже здесь располагалась гостиница «Глобус и бык». Подлинная надпись, конечно, была «Благослови Бог», но после того, как здание подожгли головорезы Кромвеля, девиз сильно пострадал и был восстановлен неправильно.
Они спустились по винтовой лестнице в еще один подвал — маленький, голый, круглый, с четырьмя кирпичами, на которых раньше, несомненно, стоял гроб.
— В Лондоне множество таких уголков, — продолжил Исидро. — Дома строились на старых фундаментах спустя долгое время после пожаров, и строители не могли знать о монастырских подвалах и винных погребах.
Эшер подошел к кирпичам, задумчиво изучил их расположение, затем вернулся к лестнице и осветил фонарем первый ее виток. Не произнеся ни слова, поднялся по ступенькам, внимательно осматривая стены. Дверь запиралась изнутри. Висячий замок был цел, но петля вырвана из дерева с корнем.
— А снаружи он не запирал подвал, когда уходил?
— Когда он уходил, — сказал Исидро, — чем бы мог поживиться вор в этом подвале? Разве что пустым гробом. — Тихий голос вампира гулко отражался от каменных сводов. — Не сомневаюсь, что это одно из укрытий Кальвара. Дэвис мог знать о нем и прийти сюда, когда убежище потребовалось ему самому.
— Но пользы ему это не принесло. — Эшер почесал ус, выудил из кармана ключи, найденные среди останков Забияки Джо, и начал по очереди примерять к замку. — Просто убийцам прибавилось работы — тащить гроб в кухню, к открытым окнам. — Второй ключ из связки подошел; Эшер отметил его, отправил в карман и снова принялся изучать стены и лестницу. — Кальвар был хозяином Джо и, конечно, использовал его знание района, когда приобретал недвижимость, так что у Дэвиса вполне могли быть дубликаты ключей. — Эшер нахмурился, не найдя того, что искал, даже с помощью лупы. — Дэвис сказал, что Кальвар мертв, и, кажется, был в этом уверен.
— Может быть, он похоронил его, как Антея и я похоронили Дэнни и беднягу Неда Хаммерсмита. Беднягу… — Исидро помолчал, оглядывая узкие ступени. Тонкие брови его чуть сдвинулись. — Но если гроб был вынесен наверх из подвала…
— Совершенно верно. Один человек не мог бы поднять гроб с телом по винтовой лестнице с такой легкостью, что даже не исцарапал стен и косяков. Даже таща его вдвоем, они должны были оставить множество следов. Там, в верхнем подвале, уже достаточно света, чтобы сжечь плоть вампира, так что отдельно они тело и гроб тоже не могли нести. И, наконец, сама дверь.
Дон Симон поднялся к нему по лестнице и осмотрел вырванную с болтами петлю. В охряном свете лампы его глаза, казалось, потемнели — вампир начинал понимать.
— Никаких следов лапки на косяке, — сказал он, и Эшер отметил, что Исидро употребил название гаечного ключа елизаветинских времен.
— Да, — сказал Эшер. — Точно так же, как и следов лома. Петля была вырвана простым рывком. И опять-таки, если не ошибаюсь, это лежит за пределами человеческих возможностей.
В наступившей тишине Эшер слышал отдаленный стук дождинок по стеклам. Затем Исидро сказал:
— Но это не мог быть вампир. Даже если он был в перчатках, чтобы не обжечься об осиновый кол, его бы сожгло дневным светом.
— Вы в этом уверены? — Эшер вернулся в освещенную газовым рожком кухню. Пустой гроб зиял на изношенном грязном линолеуме пола. В свечном ящике у плиты Эшер нашел огарок, зажег от лампы и двинулся к двери, ведущей в жилую половину дома.
— Кальвар рассказывал когда-нибудь о Париже? О причинах отъезда?
— Нет. — Исидро скользнул вслед за ним — бесшумный призрак в сером костюме. Вспыхнул газ. На полу в передней лежал ровный нетронутый слой пыли. — Он никогда не говорил о прошлом, даже об относительно недавнем. Может быть, у него были на то причины, как и у многих из нас.
— Вы говорили, когда он «наносил визиты», то воздерживался от убийства людей, пока не встретился с Гриппеном, не присягнул ему на верность и не получил разрешения охотиться. Но, как выясняется, даже необученный птенец мог какое-то время скрываться от двух старейших вампиров Европы.
Исидро молчал.
— Случалось ли вам когда-либо слышать толки о вампирах старше вас? Скажем, старше на сто лет? На двести?
Странное выражение мелькнуло в глубине бледных глаз дона Симона. Он как раз начал подниматься по лестнице на второй этаж; бесцветные волосы мерцали подобно нимбу в свете лампы.
— Куда вы клоните, Джеймс?
— Я думаю о вампиризме, — тихо сказал Эшер. — О медленном перерождении тела — клетка за клеткой — в нечто иное, нежели смертная плоть. И о росте возможностей вампира. Моя жена медик, и я знаю, что такие болезни, как сифилис, чума, оспа часто ведут к перерождению организма, даже если не убивают его при этом.
