О том, что из этого вышло
Много позже, когда царь, отужинав с сотрапезниками, пришел в ночной покой, он позвал к себе Хойре. Тот, как всегда, оказался поблизости.
— Что угодно повелителю?
Царь сказал:
— Ты обещал сегодня, что приведешь сюда мужчину, если я того пожелаю. Ты можешь это сделать незаметно?
— Я обучен предотвращать подобное, я знаю все хитрости и уловки, которые способствуют достижению этой цели.
— Ты смог бы и сегодня?
— Одно слово повелителя…
— Сделай это.
И сказал, кого он ждет.
И Хойре вышел из дворца и искал в городе, и нашел дом Арьяна ан-Реддиля, и передал повеление царя явиться во дворец, пройдя путями тайными, каковыми проведет его посланный от царя.
Арьян ан-Реддиль, хмурясь, завернулся в плащ и отправился с Хойре. Ночь уже перевалила за половину, когда евнух оставил тайного гостя в крайнем покое, а сам поспешил доложить царю. Не сразу нашел его — в библиотеке.
— Что же ты, — упрекнул Акамие. — Обещал сделать тайно, а оставил его ждать там, где его могут увидеть.
— Все спят, повелитель, — успокоил Хойре.
— Все равно. Надо было вести его сразу сюда.
— Уже веду, — поклонился Хойре. — Но разве повелитель не распорядился приготовить для себя наряды и умащение?..
— Я жду! — оборвал его царь. И, когда Хойре вышел, прижал ладони ко рту и сидел так, а потом принялся торопливо вытирать глаза и щеки, сначала пальцами, а после краями рукавов. Как раз успел.
Встал навстречу Арьяну, радушно улыбаясь, пряча в пальцах мокрые края рукавов, торопливо сказал:
— Нет нужды кланяться, сейчас не сидение в совете, и нет никого, перед кем надо… — сбился, перевел дыхание. — Перед кем надо соблюдать видимость…
Опять остановился, покачал головой. Посмотрел в напряженное лицо Арьяна.
— Ты знаешь, зачем я позвал тебя?
— Да, я знаю, — с тяжелой усмешкой ответил ан-Реддиль. — И я пришел, чтобы сказать тебе… Не хотел идти, решил: не пойду, — но этого мало. Я скажу тебе: не надейся, что можешь склонить меня… А я тебе поверил, что ты — царь. Я тебе поверил…
Арьян с отвращением махнул рукой.
— Я сказал, а теперь ухожу.
— Постой, — потянулся к нему Акамие.
Арьян отшатнулся брезгливо.
— Ты одним можешь удержать меня, сын рабыни: зови стражу. Но никто не заставит меня прикоснуться к тебе.
— Стой! — срывая голос, крикнул Акамие ему в спину, когда он уже откинул завесу на двери.
— Стой же, — получилосьхрипло и зло, так он и продолжил. — И слушай теперь меня, ради справедливости. Ведь я выслушал тебя, не перебивая.
Арьян обернулся через плечо, смерил его надменным взглядом. Акамие улыбнулся, ответил таким же.
— Да, ты храбрец из храбрецов, ан-Реддиль. Но твоя храбрость настолько же больше твоей мудрости, насколько ты сам больше меня. Зачем, ты говоришь, я позвал тебя? Ничего забавнее ты не придумал? Поверил, говоришь, что я — царь? А при первом случае придумал гадость, как все вокруг? Только этого и ждете. Я проводил тебя как друга — и встретил как друга. А ты… Иди, я не стану тебя удерживать. К дружбе не принуждают. Ну! Уходи!
— Отчего же ты не послал за мной днем, открыто? — возмутился ан-Реддиль, забыв о том, что с царем говорит.
— О разумнейший ан-Реддиль! — засмеялся Акамие. — И что бы тогда о тебе сказали? Разве ты вельможа или царедворец, чтобы царь мог послать за тобой, и никто бы не удивился? Да на всех базарах Хайра стали бы распевать о тебе песенки ничуть не хуже, чем ты сам умеешь сочинять. Как это?
Но раз уж он здесь,
раз он здесь перед нами,
открытый, как дешевый
мальчишка у сводника,
нечего делать, давайте…
— И что дальше, ан-Реддиль?
Темная краска залила лицо ан-Реддиля.
— Прогони меня скорее. Скажешь идти в Башню заточения — я сам туда пойду, там мне и место…
— Ан-Реддиль, утешение мое, не узником ты мне нужен — другом. Разве мы не говорили весь день и не расстались, довольные? Ты напомнил мне брата моего Эртхиа, хоть велика между вами разница. Так ли я страшен, что ты ни за что ко мне не прикоснешься? Так велико твое отвращение? — и протянул ему обе руки.
Арьян стоял, набычившись, пряча глаза.
— Не дашь рук?
— Стыдно мне теперь.
— Тогда я сам тебя за руки возьму — не убежишь?
Тут пришлось Арьяну подать царю руки.
— Друзья?
— Друзья, — вздохнул Арьян.
— Ну вот и все, — улыбнулся Акамие. — Можешь идти. Мой евнух тебя проводит.
— Это и все, для чего ты позвал меня? — опешил Арьян ан-Реддиль.
— Если пребывание здесь так тебе невыносимо…
— Нет, повелитель, нет.
— Я хотел поговорить с тобой. С кем же мне еще? Сам подумай… Думал, ты мне еще расскажешь про твою Ассаниду, а она дорога моему сердцу из-за упоминания ее в одном свитке, который не сохранился от времени, но каждое слово его записано лучшим почерком в свитке моей памяти… Присядь здесь. Разве не видишь: я ждал тебя в библиотеке, не в опочивальне. Так всегда со мной: что перед глазами — того не видят, но уж измыслят такое, что и мне вчуже стыдно.
— Прости меня, — снова помрачнел ан-Реддиль. Акамие вскинулся, замотал головой:
— Уже простил и забыл. Знаешь, о чем я больше всего жалею?
— О чем же?
— Что нельзя мне послушать твоих песен.
— Отчего же нельзя, повелитель? Сейчас же я пойду и принесу Око ночи, и буду петь тебе хоть до утра. Честь для меня какая, что ты хочешь слушать меня, после того, как для тебя пел сам Эртхиа Сладкоголосый!
— Утешение мое, ан-Реддиль! Лучше было бы послать к тебе в дом драгоценные одежды и всадников с факелами, чтобы проводили тебя во дворец с почетом. Что скажут, если среди ночи услышат твой голос из моих покоев?
— Клянусь, ты узник здесь! Как же ты живешь, повелитель?
— Как повелитель, — Акамие передернул плечами. — Но и то радость, что ты здесь, и мы можем поговорить. Не будешь ли ты против, если я приглашу к нам третьего? Он давний и верный свидетель моей бессонницы и моих трудов, весьма разумен и на зависть образован.
— Как тебе угодно.
— Хойре, иди к нам, — позвал Акамие, и Хойре тотчас приблизился. — Давайте перенесем сюда светильники.
Оказалось, что в тени скрывался круглый столик. Между грудами белой халвы, между бугристыми гроздьями винограда, между редкостными красночревыми дынями нашелся и кувшин вина, и колотый лед подтаивал в глубокой толстостенной вазе. Пока переносили светильники, Арьян хмурился и неодобрительно косился на евнуха, с которым предстояло сидеть за столом как с равным. Акамие вроде бы не замечал, только вдруг, потянувшись за светильником, сказал ан-Реддилю почти в самое ухо:
