— Вот видишь: этот мёд творит чудеса! Может ты этого и не чувствуешь, но я вижу, что тебе становится лучше, так что наш славный «лекарь» брат Форе на верном пути, — де Торнье ненадолго открыл глаза и Робер де Ридфор ободряюще улыбнулся. — Всё будет хорошо — вы все поправитесь, нужно только время.
— Время?.. скажи: а оно у нас есть?.. Может наши враги и не дадут нам этого времени. У меня из головы всё не выходят те летающие демоны. Я опасаюсь, что их появление — это только начало…
— Что с нами будет дальше — никто не знает. Может получиться так, что я действительно буду вынужден применить силу камня, и тогда меня, как и вас, покинут силы. Я, брат Бернар, тоже всё время вспоминаю тех демонов и тоже думаю, что появление их на нашем пути не было случайностью. Поэтому… — де Ридфор на несколько мгновений задумался, но потом всё же решил поделиться с де Торнье своими намерениями:
— Я вот что решил: я скажу Жаку Мотье, что в том случае, если я, также как и вы, потеряю свои силы, он возглавит наш отряд. Других кандидатов я не вижу, а позаботиться об этом стоит заранее. Я скажу ему, что в том случае, если дела пойдут совсем плохо, он любой ценой должен будет доставить в условленное место если не весь груз, то уж обязательно наши тела с мечами, и передать их брату Арно де Боро. Ты можешь спросить: «Почему тела, а е мечи?» Ответ прост — я не хочу, чтобы он догадался, что вся наша сила сокрыта в этих мечах, и они ни при каких обстоятельствах не должны попасть в руки наших врагов.
Как только брат-рыцарь закончил говорить, де Торнье снова открыл глаза, в которых легко читалась сильная тревога. Заметив эту тревогу, де Ридфор тут же попытался его успокоить:
— Не волнуйся, брат Бернар: я помню нашу клятву и не раскрою Жаку секрет камней! Скажу лишь, что мы все четверо знаем мощные заклинания древних старцев, которые первые тамплиеры нашли и смогли прочесть в отрытых нами подземельях под развалинами храма царя Соломона. Я не сомневаюсь в том, что памятуя о тех событиях, каким весь наш отряд недавно стал свидетелем, он поверит в эту легенду и в точности, с надлежащим рвением выполнит мою просьбу.
— Но он… — голос де Торнье был слаб, но тревожные нотки звучали в нём очень явственно, — но ведь Жак Мотье — не рыцарь!.. Можем ли мы доверить ему столь важное дело?!
— У нас просто нет другого выхода. Да, он — не рыцарь, но он — тамплиер, он член нашего братства, притом — ты же помнишь, брат Бернар, что о нём сказал де Моле — при других обстоятельствах, не случись это подлое нападение короля Филиппа, он уже мог занять должность подмаршала! К тому же, в наших традициях нельзя оспаривать то, что каждый тамплиер, в своей душе — уже рыцарь, а цвет его котты — черный он или белый — это всего лишь принятая среди нас условность! В душе — мы все рыцари, воины Господа нашего Иисуса Христа!
— Что ж, Робер, я согласен. Сил нет, мне тяжело даже говорить. Я отдохну, — снова закрыв глаза, Бернар де Торнье некоторое время молчал, но вдруг, когда де Ридфору уже показалось, что рыцарь заснул, тот снова открыл глаза и заговорил:
— Я уже сказал: теперь ты, брат-рыцарь, командуешь нашим отрядом, — голос де Торнье стал почти неслышным, настолько тихим, что де Ридфору, чтобы расслышать его слова, пришлось склониться почти к его губам. — Ты — командир, так что поступай так, как сочтёшь нужным. Прошу тебя лишь об одном: помни о священной для нас воле Жака де Моле!..
— Брат-рыцарь! — откинув в сторону закрывавший вход кусок парусины, под полог опять заглянул сержант Мотье. — Идёмте скорее!.. Там — впереди, на берегу, стоят какие-то люди. По-видимому, они пришли из города и по наши души!..
Робер де Ридфор привычно положил руку на эфес меча и поднялся на ноги:
— Идём!..
* * *
Робер де Ридфор и брат-сержант Жак Мотье стояли у борта шнеккера и с всё возрастающим волнением ждали, когда стоявшие плотной группой у кромки берега люди окажутся достаточно близко, чтобы можно было узнать то, ради чего они ожидают подхода их кораблей.
Пока они стояли, рыцарь коротко, без особых прикрас, так, как это было принято у тамплиеров, рассказал сержанту придуманную им легенду. Он поведал ему о четырёх заклинаниях, которые можно использовать лишь один раз и, соответственно, о том, что после боя с отрядом Конрада фон Штайна у них в резерве осталось только одно такое заклинание — заклинание огня, которым он, при крайней необходимости, воспользуется. Закончил Робер де Ридфор словами:
— Как ты понимаешь, я всё это рассказал тебе не просто так. Я уже обговорил такую возможность с братом-рыцарем Бернаром де Торнье. Как ты понимаешь, использовав доверенное мне заклинание, я, как и он, уже не смогу командовать нашим отрядом. Поэтому брат Бернар согласен с тем, что в случае, если силы покинут и меня, именно ты — Жак Мотье — возглавишь наш отряд, и тогда уже твоей задачей станет доставка доверенного нам груза и нас самих, согласно открытой тебе воле Великого магистра. Ты должен всё сделать в соответствии с ней. Конечный пункт нашего пути и условленное место встречи ты теперь знаешь. Храни их в тайне. Доведи туда наш отряд, а там тебя встретит брат-рыцарь Арно де Боро. Дальше командовать будет уже он.
— Я всё понял, брат-рыцарь. Клянусь нашим братством, Животворящим Крестом, Пресвятой девой Марией и Господом нашим, Иисусом Христом — я выполню всё это в точности, как вы сказали. Только моя собственная смерть сможет помешать мне сделать это!
— Хорошо. Я принимаю твою клятву. И ещё: если враг будет одолевать, ты должен будешь предать наши тела и наши мечи воде — они не должны попасть в грязные руки подельников короля Филиппа, иначе будет большая беда.
— Я понял, брат-рыцарь, но надеюсь, что посредством заступничества нашего святого покровителя Берна́рда Клерво́ского, мы доберёмся до нашей цели благополучно, и вы все будете во здравии…
— На всё — воля Господа нашего Иисуса Христа!
— Аминь!..
— Аминь.
За этим разговором прошло несколько минут, прежде чем Мотье, более зоркий, чем де Ридфор, вдруг напряжённо прищурился и выбросил вперёд руку с вытянутым указательным пальцем:
— Брат-рыцарь! Смотрите: у них над головами чёрный баннер! Вы видите?!
Рыцарь пригляделся внимательней. Через несколько мгновений и он рассмотрел небольшое, черного цвета полотнище, прибитое к древку высокого копья:
— Да! Храни нас всемогущий Господь! У них что там — мор?! Мало нам злоключений, так ещё и мор?! Чем прогневили мы нашего Господа?..
Голос Жака Мотье был наполнен тревогой — он был воин, а не лекарь и как подавляющее большинство физически сильных и смелых людей, немного пасовал перед тем «врагом» природа которого ему была непонятна, и с которым было невозможно справиться копьём и мечем:
— Брат-рыцарь! Если это так, то нам нельзя к ним приближаться — мы же не госпитальеры и не знаем ни трав, ни заговоров, что от нас проку?.. — только сами погибнем и им дадим ложную надежду!..
— На корабль мы их не пустим, это — понятно, но ты же видишь — они не просто так там стоят — они ждут именно нас! Мы должны хотя бы их выслушать, не забывай — впереди город, и они смогут нас задержать там…
Когда головной шнеккер сблизился со сгрудившейся под чёрным баннером группой настолько близко, что тамплиерам стали хорошо различимы лица стоявших на берегу людей, из этой группы тут же отделился один, богато одетый мужчина. На груди этого человека висела толстая серебряная цепь с большим, украшенным самоцветами гербовым медальоном. Внешний край этого медальона был украшен искусно выполненными готическими письменами. По дорогим тканям одежды, а главное — по этому медальону, Роберу де Ридфору стало понятно, что перед ним, по всей видимости, стоит знатный горожанин или, скорее всего — какой-то высший представитель выборной городской власти.
Между тем шнеккер почти остановился и, воспользовавшись этим, человек с медальоном сделал несколько шагов вперёд, так, что его ноги оказались у самой кромки воды, и невысокая речная волна тут же намочила его обувь. Не замечая этого или не обращая на это никакого внимания (невзирая на то, что вода в реке была по-осеннему холодной), он поклонился и, после ответного кивка де Ридфора, почтительно обратился к рыцарю. Голос этого человека прерывался частыми заиканиями, а некоторые из произнесённых им слов казались неоконченными из-за того, что говоривший проглатывал их окончания и даже просто замолкал на полуслове. В общем, как понял де Ридфор, он сказал буквально следующее:
