выносить. – Послушайте, вы не могли бы повременить с этим на время нашего разговора? А то как-то трудновато сосредоточиться на теме.
Она сжала края раны, выдохнув при этом ругательство на незнакомом мне языке.
– Вам известно, – произнесла она, – что этот клей изначально создавался для оказания первой помощи на поле боя?
– А вам известно, что вы вот-вот узнаете, что я ел на завтрак? – парировал я.
– Не знаю только, правда ли это, – продолжала она. – Я это в кино видела. Про – черт возьми… – про оборотней. – Она перевела дух и медленно отняла руки от раны.
Еще два или три дюйма опухшей плоти сошлись, стянутые клеем. Вид она, правда, имела кошмарный: серое лицо, застывшее от боли.
– Зачем, Дрезден? Зачем вы ищете Марконе?
– Вкратце? Если я не сделаю этого, пострадает моя задница.
Прищурившись, она покосилась на меня.
– Значит, это личное дело?
– Еще какое личное. Могу дать вам свое слово, если хотите.
Она покачала головой:
– В вашем слове я не сомневаюсь. Оно… Вы всегда говорили правду. – Она зажмурилась от боли и несколько секунд тяжело дышала. – Но мне от вас кое-что нужно.
– Что?
– Белый Совет, – хрипло выдохнула она. – Я хочу, чтобы вы попросили Белый Совет помочь вернуть Марконе.
Я изумленно уставился на нее:
– Эм… Чего?
Она поморщилась и принялась запихивать в брюшную полость еще несколько дюймов кишок.
– Неписаный договор нарушен. Необходимо бросить вызов нарушителю. Призвать эмиссара. Как Страж… – Она помолчала, справляясь с болью, и нанесла еще несколько капель клея. – Как Страж вы обладаете правом бросить вызов.
Пальцы ее соскользнули, и рана снова открылась. Она побелела от боли.
– Черт подери, Сигрун, – буркнул я и двинулся на помощь, почти забыв о ее состоянии и думая только о боли, которую она испытывала. – Уберите руки, не мешайте.
Она повиновалась, и я сумел-таки сжать края раны, дав возможность едко пахнущему клею схватиться.
Она сделала попытку благодарно улыбнуться мне.
– Мы… мы неплохо поработали вместе на пивном фестивале. Вы профессионал. Я уважаю такое.
– Готов поспорить, вы скажете это любому, кто заклеит вам живот.
– Оповестите Совет, – произнесла Гард. – Бросьте вызов.
– У меня есть предложение получше, – возразил я. – Скажите мне, где находится Марконе, я вытащу его оттуда, верну домой, и делу конец.
Она начала заправлять в живот следующий кусок, а я держал наготове клей.
– Все не так просто. Я не знаю, где он.
До меня дошло.
– Но вы знаете, кто его похитил.
– Да. Другой участник договора, подписанного Марконе. У меня нет полномочий оспаривать их действия. А у вас есть. Возможно вам удастся вывести их на свет, заставить остальных участников договора оказать на них давление.
– Ну да, конечно, – буркнул я, выдавливая клей на края раны. – Совет придет в невероятный восторг, узнав, что один из его младших членов втягивает его в распри, которые его не касаются.
– Но вы ведь привыкли? – прохрипела Гард. – Не похоже, чтобы это с вами случилось впервые.
Я свел края раны и стал ждать, пока клей схватится.
– Не могу, – тихо произнес я.
Она дышала слишком часто, слишком резко. Я едва удерживал края раны вместе.
– Как… ч-черт… скажете. В конце концов… это ваша задница под ударом.
Я поморщился и медленно отпустил края раны, удостоверившись, что клей схватился. Мы справились с последними несколькими дюймами разреза, и кровотечение остановилось.
– Не могу с этим спорить, – сказал я и прищурился. – Кто это? Кто из участников договора убрал Марконе со сцены?
– Вы уже встречались однажды с ними.
– Гарри! – вдруг послышался снизу голос Томаса.
Я резко повернулся к двери, и тут окно за моей спиной разлетелось брызгами стекла. Осколки отскочили от моего заговоренного плаща, но пара острых кусков стекла обожгла шею и ухо. Я попытался обернуться, и мне показалось, что мне в лицо что-то летит. Я отбил его в сторону левой рукой, пригнулся и отпрянул назад, подальше от незнакомца.
Тот приземлился, сгорбившись, на кровати, двинув при этом ногой по незащищенному, раненому животу Гард. Тварь ненамного превосходила ростом ребенка, имела красно-черную окраску и почти человекоподобный вид, но ее покрывала хитиновая оболочка. Фасетчатые глаза казались слишком большими для головы, а руки заканчивались клешнями, как у богомола. Прозрачные крылья за спиной трепетали, издавая негромкое, назойливое жужжание.
Но не это пугало в ней больше всего.
Глаза у твари словно светились изнутри красно-оранжевым светом – и над этой парой глаз светилась еще одна. Эти тошнотворно-зеленые глаза жили отдельной жизнью, мигая и поворачиваясь независимо от первой пары. А на хитиновом
