Вы её слышите не ушами, а воспринимаете всем своим существом. Вы принимаете музыку в себя. И воспроизводите не ноту, а порыв души.
Наступила тишина. Алёнка смотрела на меня во все глаза и молчала. Её мама задумалась, а потом произнесла:
— Ты знаешь, с такой стороны я это не рассматривала, но отрицать не буду. Возможно ты и прав.
— А давайте проверим.
— Это как, ты предлагаешь сделать?
— Я сейчас попробую убрать своё логическое восприятие, а вы начнёте отбивать какой ни будь ритм. Не частями, а сразу без остановки. Я по ходу дела попробую подстроиться.
— А давай. — глазки у неё загорелись, явно каверзу замыслила — Это даже интересно будет.
Она пересела за стол, чтобы удобнее было отстукивать. Я тоже подошёл к нему и закрыл глаза.
Пошли хлопки с меняющимися интонациями. Вначале я прислушался к ним, но потом быстро убрал слух и впустил переливы ритма в себя. Через пару секунд, руки сами коснулись поверхности стола и начали свою пляску. Мои удары стали сливаться с ударами Елены Павловны. Я не шёл за ней, я делал это одновременно с ней. Все смены силы и частоты ударов происходили абсолютно одновременно. Потом я почувствовал, что чего-то не хватает этой мелодии. Открыв глаза увидел карандаш и рядом хрустальную вазу со своими астрами. То, что нужно. Схватив карандаш стал вплетать в нашу мелодию ещё и легкие звуки хрустального звона.
Вдруг мелодия оборвалась и мои руки зависли в воздухе. Елена смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Это что сейчас было?
— Как, что? Я попытался войти в ваш ритм.
— Попытался, это ты так называешь? Это моя новая композиция, которую я готовила к конкурсу в Харькове, но уже не попадаю туда. Ты не мог этого слышать раньше.
— И что?
— И что, — передразнила она — и то. Ты не повторял её за мной, ты играл её вместе со мной, а под конец вообще вёл за собой. А эти твои добавления с вазой. Откуда ты знал, что там должны были быть подобные звуки?
— Так напрашивалось. Я почувствовал, что должно быть добавление, иначе гармония не вырисовывалась. А под рукой только это оказалось. Вот и…
— Гармония у него не вырисовывалась. Так чего ты тут Ваньку валял вначале. Слуха, у него, нет. Да тут не просто слух.
— Так вот это слово меня и смутило. Неправильные установки, вот и результат.
— Не знаю, как с голосом. Там тоже смотреть надо. Может опять «установки» неправильные, но играть на инструментах ты сможешь. На каких бы хотел?
— Конечно интересны клавишные, но у меня пальцы пока короткие, там ещё работать над ними надо. А так интересны скрипка и гитара.
— А что там у тебя с пальцами?
Я раскрыл ладони.
— Да. У тебя не пальцы короткие, а все кисти. Тут действительно трудно будет. А скрипка. Алён, принеси свою, сейчас посмотрим.
Так дочка у нас на скрипке учится. Я почему-то думал, что тоже на пианино. Она принесла футляр и поставила его на стол. Я раскрыл футляр, скрипка оказалась маленькая. Такую кажется называют четвертушка. Я, не задумываясь, взял её двумя руками и пристроил себе между подбородком и ключицей. Пальцы левой руки зависли над струнами. Правой рукой взял смычок и приставил его к струнам.
— Мама, мама, смотри, он смычок правильно держит.
— Он не только смычок правильно взял, но и скрипку, как будто сто лет с ней не расставался.
Я сразу вернул скрипку в футляр.
— Я тут не причём. Это всё наговор и провокация с вашей стороны. Меня тут рядом не стояло и вообще мне пора домой.
— Стой. — улыбнулась Елена Павловна — Никто тебя ни в чём не обвиняет. Просто удивительно, что молодой человек выбирает скрипку, да ещё и берёт её как надо. Не просто держит правильно, но вынимает из футляра привычно и совершенно профессионально.
— Да я её первый раз в жизни в живую вижу.
— Ты знаешь? С тобой уже устаёшь удивляться. Поэтому я тебе верю. Другому, нет. Тебе, да. Ну гитары у нас нет. Тогда попробуй сесть за пианино.
Ага, очередная проверка. Для чего только? Я подошёл к пианино сел на крутящийся стул. Явно высокий для меня. Немного подкрутил вниз. Открыл крышку над клавишами. Положил на них руки, попробовал ногой нижнюю педаль. Как-то не комфортно. Ещё немного подкрутил стул и опять потрогал клавиши. Вроде дискомфорта больше нет. За спиной тишина. Да что же такое? Я, толкнувшись рукой, легко развернулся на стуле. Картина Репина «Приплыли». Две сидячие статуи смотрели на меня не мигая.
— Я конечно всё понимаю и от вас никаких объяснений не требую. Но, пожалуйста, не надо так громко молчать. Скажите, хоть что ни будь, но тихо.
Первой пришла в себя Аленка. Детская психика более гибкая, да и привыкать она ко мне стала. Подскочив, подбежала и крепко обняла.
— Валька, не уезжай ни куда. Оставайся с нами.
Елена Павловна тряхнула головой, как бы отгоняя наваждение.
— Я бы с удовольствием взяла тебя в ученики.
— Подождите, подождите. Ну нельзя же так сразу.
Я заглянул в глаза Алёнке. Они были полны безусловной преданностью. Ну что делать с этим ребёнком. Сам же привязал её к себе. Особенно этой прокачкой сегодня. Вот уж точно не подумал о последствиях. Да я тогда вообще ни о чём не думал. Было единственное желание — спасти. Да, да, именно спасти. Почему-то в тот момент, это казалось единственно верным и единственно возможным решением. Даже вернувшись назад я ничего бы не стал менять. Да и ткань мира не выказала никаких возмущений. Только на её поверхности проступил новый узор.
Легонько нажав на кончик носа произнёс:
— Сестрёнка. Можно я тебя буду так называть?
Её глаза вспыхнули, и она быстро и часто закивала головой.
— А почему ты назвал её сестрёнкой?
Я подмигнул Алёнке.
— Давай мы покажем твоей маме фокус.
— Давай. А какой?
— Такой, после которого она поймёт, что ты моя сестрёнка, а я твой братик. Хоть у нас и разные родители.
— А что я буду делать?
— Встанешь ко мне спиной, а к маме лицом. Я буду показывать пальцы, а ты называть, сколько пальцев я показываю. Готова?
— Наверное да. А как я буду называть? Я же не буду видеть.
— А ты постарайся. Я ведь твой братик? Значит часть тебя. Что видит один глазик, то увидит и другой.
— Хорошо.
Во время нашего диалога, глаза мамы Лены распахивались всё
