Покупатели ушли… А на душе неприятно и тревожно. Разбередил мальчишка душу, ой, разбередил.
Вернуться… Ха! Для того чтобы в тот же миг почувствовать у себя на шее холодное лезвие Меча Правосудия?
Но как же порой хочется…
Всего на мгновение увидел настоящий облик этого мальчишки, скрывавшийся под эльфийской личиной, но все равно ясно — мальчишка это, почти ребенок, а вот надо же… Интересно, какой род получил такого… Главу? Хотя, может, регент?… В его-то возрасте, как раз. Лет пятнадцать-шестнадцать не больше! Но замаскировался хорошо. Как, только, сумел? Рыцарь ничего не чувствовал, ни малейшего всплеска темной силы!
Интересно, его спутники тоже темные?
Из-за клеток выглянула Нира:
— Ушли? Ты им что-нибудь продал?
Мужчина кивнул в сторону пустого пространства, образовавшегося на месте проданной клетки.
— И за сколько? — не отставала девушка.
— Семь монет золотом.
Нира некоторое время стояла молча, переваривая услышанное, а потом с радостным визгом повисла на шее темного:
— Великий Доргий! Да на эти деньги можно месяц жить! Как ты их уговорил?! Это же эльфы, а они все снобы такие… Лишней монетки не дадут! Хуже только гномы…
Мужчина усмехнулся:
— У всех свои секреты… — правда, на этот раз усмешка вышла кривоватой.
— Ну ладно, ладно, — закивала Нира, — не хочешь говорить, и не надо! Иди отдыхай…
Мужчина облегченно вздохнул и направился в фургончик, расположенный за клетками, но уже в следующий момент был остановлен капризным голосом Ниры:
— Ро-о-о-он!
Темный, тихо ругнувшись сквозь зубы, обернулся:
— Ну что еще?
Девушка хлюпнула носом:
— Я палец перевязать не могу!
Следующие пятнадцать минут отлученный рыцарь потратил на завязывание на пальце Ниры кокетливого бантика (простые узелочки девушку совершенно не устраивали).
В такие моменты Рон всерьез подумывал о возвращении в Темную Империю.
Зверюшку все-таки пришлось купить. И если на капризы Аэлин я мог попросту не обращать внимания, то… С Шамитом пришлось труднее. На лице оборотня было оч-чень крупными рунами написано, что если я откажусь купить этого зверька неизвестной породы, то рыжий попросту костями поперек дороги ляжет, но…
Вот не понимаю я его. Ну зачем ему это… существо? Да еще за такую цену? Вон, в соседнем ряду за пять золотых можно купить милого пушистого кербера. Все как полагается — девять голов, змейки… А оборотню чем-то этот комок шерсти приглянулся!
Все, если в результате этой покупки нам не хватит денег до Школы, я лично придушу этого рыжего!
…Мне на плечо легла тонкая рука эльфийки:
— Ди, не злись, я уверена, у Шамита были причины…
Я оглянулся через плечо. Оборотень уже сильно отстал, лишь Аэлиниэль шла наравне со мной.
— М-да? И какие же?!
— Не знаю, — улыбнулась Страж. — Но я думаю, когда мы придем в гостиницу, он все расскажет. Ну, не на людях же объяснять!
Ну, только если так…
Но насчет зверюшки надо выяснить прям сейчас! Не хочу я ждать до гостиницы! Кто знает, может Шамита попросту зацепило, что бедную животинку в клетку посадили, и он спит и видит, как бы ее на свободу отпустить?
Я пропустил Аэлиниэль вперед, замедлил шаг и тихо поинтересовался у рыжика:
— Так зачем тебе эта зверюга?
Оборотень бросил по сторонам короткий взгляд и, убедившись, что никто его не собирается подслушивать, чуть слышно выдохнул:
— Она… Она не умеет разговаривать.
Э… Не понял? В смысле?
Похоже, Шамит догадался, что лично мне ничего не ясно, тихо начал:
— Боги… Ну как тебе сказать, Диран… Каждый зверь способен разговаривать с другим… Рычание, фырканье, лай, мяуканье, рев: это все — речь. Именно поэтому, например, луа способен понять, когда дракон угрожает ему, а когда попросту общается. Звуки, издаваемые животными различны, но понятны каждому из них. Это — речь. Когда животное долго обитает среди людей, оно способно понимать человеческую речь, дикие же — увы и ах, на это не способны… Из-за того, что многоликие так… близки к животным… мы способны понимать их речь… А это… животное… Оно… Оно не говорит! Оно издает какие-то бессвязные звуки и все!
— Э… — задумчиво протянул я. — А может, оно с рождения в клетке?
— Чушь! — мотнул головой рыжий. — Тогда все равно звучит речь. С жутким акцентом, но все-таки… Диран, слушай, — оживился муж Аэлиниэль, — а может это человек заколдованный?
Я прищурился, скользнув взглядом по клетке, которую бережно нес Шем. Нет, чушь…
— Не-а! Нету никакого магического излучения от этого… как оно там, кстати, называется?… Обычный зверек, в общем.
Оборотень только недоверчиво фыркнул.
В гостиницу мы, найдя Рина, пришли уже почти под вечер, счастливые и довольные. Даже эта незапланированная покупка позабылась. Сходили на выступление фигляров, потом зашли в балаган. Весело было, особенно когда артисты показывали какую-то легенду про темных и светлых. Рин стоял кра-а-асный, как не знаю кто. Поскольку у актера, который играл эльфа постоянно отваливались накладные уши. Я даже считать стал! В результате вышло пятьдесят три раза. Правда и темного они показали полным идиотом, но… У него хотя бы ничего не падало и парик на сторону не съезжал.
Самое странное, что новоприобретенную зверюшку Аэлин даже не попыталась взять в руки. Она как была у Шамита, так и осталась. А тот и не спорил… Не, я дурею с этих эльфов…
В это день мы решили лечь пораньше. Вернее — я. Хоть и проспал целые сути, но на меня буквально навалилась какая-то противная усталость. Ну ее к марграну, лучше лишний час подремать! Спа-а-а-ать-то как хочется…
… Серые, холодные волны устало накатывают на хищно ощерившиеся зубья скал. Тяжелые и темно-серые тучи нависают над водой. Кажется — ударь волна посильнее, и брызги пены долетят до набухших грозой облаков. Утонут в них, чтобы через мгновение обрушиться на мир, связав землю и небо такими же мрачно-серыми мохнатыми стежками дождя… Да, бросить здесь якорь мог решиться только самоубийца.
С другой стороны открывался не менее мрачный пейзаж. Голая каменная равнина без малейшего намека на растительность, обдуваемая холодным и пронизывающим ветром, воющим, словно неупокоенная душа, в провалах мрачных скал. Сложенное из дикого камня эдакое гротескное подобие замка… М-да, у кого-то с воображением явная вражда. Картинка просто-таки тоскливая.
— Видишь? Видишь, куда меня заточили по твоей милости? — тихий шелест голоса за спиной. Ой, опять сны… — И разве тебе не жаль…
Жаль? Мне? После воспоминаний Дара, после разговоров с отцом, после раздумий как холодных, так и приправленных острой ненавистью? Своей, чужой… какая разница?
