Резерв д'Аранжа оказался в нужной позиции и, по мере выбывания основного состава, своевременно вводился в бой. Деревья не знают усталости, а вот существ из плоти и крови бешеная схватка измотала вдрызг. Видя, что поддержки от колдуна больше не предвидится, а бесхитростная рубка ведет прямиком к полному уничтожению, солдаты совсем пали духом. Они бросили строй, вернее то, что от него оставалось и ринулись на прорыв. Кто как мог. Верхом и на своих двоих. Бедные животные шарахались от взбесившихся деревьев, но деваться было некуда, и они проскакивали в опасной близости от верной смерти. Некоторым удалось уйти, иным нет.
— Ну вот и все, — сказал д'Аранж с удовлетворенным выражением на лице потирая руки. — Бой окончен.
— А, Слэг? — напомнила Марисабель. — Как он? Не сбежал?
— О, ни в коем случае, — рассмеялся чародей. — На этот счет можете быть спокойны.
Потом он стремительно переменился в лице и вскричал в непритворном ужасе.
— Нет, не может быть. Все, абсолютно все, идет прахом… — и, повернувшись к девушке, добавил. — С этой войной, мы опаздываем к обеду.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.**
МИТТЕЛЬШПИЛЬ. КОНТРАТАКА.
Глава 1
Велик прекрасный, древний город Коргадол. Велик и славен.
По настоящему велик, без дураков. То есть, простите, без той показной бравады, свойственной многим гражданам практически любого населенного пункта или страны, а так же представителям всевозможных национальных и (или) расовых конклавов. Этакого, ура-патриотизма — явления вроде бы и положительного, но это лишь на первый, то есть, далеко не самый внимательный и верный, взгляд. Проявляющимся больше в неуемном и неумном стремлении на словах превозносить достоинства своей родины, чем способствовать ее развитию и процветанию на деле. А за неимением реальных достижений, порой их и просто придумывать. Это в лучшем случае, в худшем же беспардонно присваивать чужие. О неприятных же вещах, случающихся в отечестве, такие горе-патриоты вообще предпочитают скромно умалчивать, словно о несущественных.
Нет, Коргадол был не таков. Его величие, ненавязчиво и невозмутимо торжественно, со спокойным осознанием собственного достоинства, открывалось любому, кто подъезжал к бухте Коргадол, что в переводе означало богатая пристань, и появлялся в пределах видимости. Даже на расстоянии путнику становилось ясно, что поселение это не из рядовых. Его размеры и богатство поражали уже издали. Достаточно зоркий от природы, или вооруженный хотя бы примитивной оптикой, человек, при соответствующей погоде мог начинать любоваться городом с расстояния в целых сто меруцианских лиг. Площадь, на которой Коргадол раскинулся, казалась такой большой, что всякий, кто раньше не видел этого чуда архитектуры и зодчества, мог предположить, что зрение его обманывает, предлагая картину столь огромного города. И всякий же, немного приблизившись, имел прекрасную возможность лично убедиться, что с глазами у него все в порядке. В том смысле, что город действительно таков, каким выглядит, а его масштаб и богатство есть продукт не расстройства ощущения перспективы или помрачнения рассудка, а как раз наоборот, торжество всех самых положительных и конструктивных качеств человека, над качествами его же, но негативными.
Коргадольцы по настоящему любили и холили свой город. Постоянно его отстраивали, совершенствовали, разносили вширь и ввысь, а так же, как могли, украшали. Очень обеспеченные люди соревновались между собой, кто сделает городу подарок побогаче, например, возведет особняк повыше да покрасивше. Простой народ, не так обремененный финансовыми излишками, как местные олигархи, тоже старался не отставать и вносил свою лепту.
Как говорится в широко известной народной мудрости — если каждый не поленится и просто выметет порог собственного дома, то во всей стране не останется мусора. Коргадольцы этот принцип восприняли как должное. На торжества, посвященные родному городу, обязательно собиралось до полумиллиона граждан, вооруженных метлами, лопатами, мастерками, а, самое главное, искренним и неподдельным энтузиазмом.
Не заметить результат совместных усилий такого множества людей, было просто невозможно. Известно, что даже имперские вельможи высшего ранга не раз отзывались о Коргадоле как о самом развитом и достойном своего высокого звания городе-государстве.
Ну и, разумеется, не оставался в стороне магистрат, тративший на благоустройство астрономические суммы. Благодаря этому в городе появилось множество грандиозных и в чем-то помпезных сооружений. Таких как, дворец финансов, лишь один дневной оборот которого порой превосходил казну иных княжеств за год. Или величественная академия — средоточие всех известных человеку наук, регулярно совершавшая в мире естествознания революцию за революцией. Это, не говоря уже о постройках, не так бросающихся в глаза, но не менее достойных восхищения. Например, канализация, сводившая практически на нет дизентерию и прочие антисанитарные недуги. Или секретная акустическая служба оповещения, позволявшая гарнизону и полицейским силам постоянно находиться в курсе всего происходящего в городе и вовремя принимать необходимые меры.
А всевозможные механизмы, имеющие стратегическое общегородское значение? Их тем более нельзя было оставить без внимания.
Один полуавтоматический подъемный главный мост, возведенный почти век назад и по сей день проработавший без единой серьезной поломки чего стоил. В народе до сих пор говорят, что строителям тайно помогали древние могучие маги. Колдуны, специально для этих целей, не то воскрешенные методом рассеянного никелево-натриевого электролиза их мумий, не то призванные из параллельных вселенных статиоскопом Хатаевского. Впрочем, это все слухи. Совершенно точно известно, что ни один из чародеев напрямую в проекте задействован не был. (На то нашлись свои резоны, но о них далее.) А вот легенда о том, что никто из инженеров возводивших тогда мост никогда больше не принимался за работу, как раз наоборот, не досужая выдумка простонародья, а чистая правда. По разным причинам. Некоторые потому, что, одним этим, уникальным, масштабным и очень дорогостоящим подрядом обеспечил себя на всю жизнь и не собирался более ломать голову, выполняя сверхсложные расчеты, а потом спину, претворяя бессмертные идеи в грубое и неподатливое железо — эти предпочли предаться пошлой праздности на лаврах. Другие — из принципа. Многие были настоящими художниками и понимали, что наверняка не смогут превзойти уже созданное, а браться за меньшее не позволяла гордость, присущая истинным творцам. Кому-то воспрепятствовала работать служба безопасности, из опасения, что светлые умы, создавшие это чудо оборонного значения сумеют создать и другое, способное преодолеть его мощь. Ходят и такие слухи.
