— Нет-нет, Фил Олегыч, не сам, я просто кино вспомнил "Угнать за 60 секунд", хотя оно почти два часа идет.
— Зато мы с тобой самостоятельно в детстве догадались о пятиминутном интервале, четверти и получасе. Ну-ка, брат ты мой, как это будет у нас эн эспаньол "в половине шестого"?…
Мы должны учить младших, нас обязательно учат старшие. Так-то вот к шести часам пополудни рыцарь-неофит Филипп должным образом поспешил к урочной назначенной встрече к прецептору Павлу.
В старинном православном епархиальном соборе Кающейся Марии Магдалины с минуты на минуту должна была начаться субботняя всенощная служба. В этой церкви Филипп бывал очень редко, предпочитая стоять воскресную обедню в загородном монастырском храме иконы "Утоли моя печали". Далековато и дороговато добираться, зато во благости и во святости иноческой.
Здесь же, по мнению Филиппа, маловато ощущается благостного смирения и царствия небесного в душах прихожан и клира. Зато политики от мира и века сего, от прошлых времен тут хватает с избытком.
Когда примерно лет 20 тому назад сей храм восстанавливали из мерзости коммуно-атеистического запустения, художник-богомаз изобразил на стенной росписи некоего оголтелого грешника, который, упираясь и сопротивляясь чертям, никак не желает нырять вниз головой в чан с горящей смолой и серой. Причем отвратная физиономия нераскаянного греховодника и его телосложение вовсе не случайно точка-в-точку смахивают на паспортную фотографию и антропометрические данные поныне действующего президента Лыченко.
По всей видимости, тот церковный живописец придерживался соборной заповеди апостола Павла, что всякая власть от Бога и выступать против нее есть смертный грех. Потому-то он разукрасил церковную стену личинами во времена оны противостоявших властям предержащим мерзких оппозиционных личностей.
Как раз в ту пору Лыч-депутат подвизался на телеэкранах в образе, имидже и подобии оппозиционера, неугомонного борца с мафией и коррупцией, собравшего семь чемоданов компромата на тогдашнюю суверенную власть, возросшую на обломках советской империи. Тогда-то Г. Лыченко из колхоза и навоза вылез в дерьмократы на антикоррупционных делах, через год обеспечивших ему президентство.
Филиппу было понятно, почему народный депутат Григорий Лыченко заимел популярность среди быдловатых белоросских телезрителей. В здешних краях сицилианской мафии и неаполитанской каморры отродясь не водилось, но мафиози бессмертно жили и доселе живут в телесериалах. Между тем о том, что поголовно коррумпированные чиновники берут взятки, слыхали даже те, кто сроду их не давал и не брал.
Посему Лычу-депутату верили; и в долгосрочном президентстве до сих пор ему доверяют. На очередных выборах или на следующем референдуме та же постоянная телеаудитория обязательно побежит сломя голову за него голосовать.
Лет десять тому назад хотели было замазать ныне непотребное и ерническое президентское изображение в Магдалинском соборе. Однако прежний настоятель храма, отличавшийся строгостью нравов и приверженностью церковным канонам, категорически воспротивился, чтобы с грязной мирской политикой лезли в освященное место.
Богу богово, а кесарю кесарево. Бог-то и рассудит, кто грешник, а кто праведник.
С неуступчивым попом связываться не стали, опасаясь громкого политического скандала и массового антипрезидентского паломничества в этот храм Божий.
А ну как вдруг начнут своему Богу ортодоксально молиться за свержение греховной власти? Так сказать, не во здравие с благостной литургической молитвой верноподданных, а со святыми упокой?
Стену с грешниками, напрасно или, против ожидания, совсем не безрезультатно противоборствующих адским власть имущим, оставили в неприкосновенности и при новом настоятеле. Тем более старые оппозиционеры в Магдалинский собор не ходили, очевидно, избегая позора и христианского смиренного всепрощения. Тогда как новые молодые политиканы по образцу старших товарищей особых религиозных чувств популистски не демонстрируют суеверному и маловерному белоросскому электорату.
Так по крайней мере объясняет политическую обстановку и текущий церковный момент Олег Ирнеев-старший, рассказывая о посткоммунистической истории храма Марии Магдалины, бывшего республиканского архива кинофотодокументов.
И зять-историк Яша намедни вторил тестю за семейным воскресным обедом, подтверждая отцовскую версию.
Теща Амелия Ирнеева не возражала, защищая президентскую власть от лживых нападок и инсинуаций, потому как возилась тогда на кухне.
От себя Филипп мог добавить, что нынче епархиальный Магдалинский собор все-таки стал местом воскресных сборищ диссидентствующих интеллигентов Дожинска, приходящих к обедне, если не плюнуть на красную рожу батьки-президента, то по меньшей мере пожелать ему не рисованных, а настоящих адских мук.
"Они для них стоят православной обедни, как католическая месса для французского короля Анри Четвертого.
Пусть себе ходят. Чего их властям опасаться? Они ведь не народ, а так мелкая прослойка, как говорилось во времена исторического материализма, тоже ставшего недавней историей."
— …Рыцарь-неофит, я думаю, в сем епархиальном храме нам никто не воспретит поговорить о днях минувших и нынешних. Или же вы хотите прежде отдаться всенощной службе в полном формате?
— Что вы, Пал Семеныч! Сдается мне, наше служение превыше гнусавых эктометрических молений тутошнего клира и певчих дамочек-прихожанок.
— Я так и думал. Признаться, мне тоже не по вкусу женский церковный вокал. Литургические песнопения — дело сугубо мужское. С вашего позволения я чуть приглушу звук…
В церкви было не очень людно в субботу вечером. Верно, поэтому клир и притч церковный заинтересованно, с надеждой посматривали на двух бросающихся в глаза элегантных господ — потенциальных жертвователей и благоукрасителей храма сего.
Оба новых прихожанина в отлично сидящих дорогих темно-серых костюмах, на них свежие белые рубашки, галстуки строгой расцветки, начищенная до блеска обувь. Гладко выбриты и стильно подстрижены. У обоих бриллиантовые перстни, у старшего с благородной проседью большой красный рубин в булавке на галстуке, у молодого чернявого платиновая цепочка.
Сразу видать — господа не из последних. И быть им первыми до самого второго пришествиям. Потому как благочестивы. Где надо по ходу службы, крестным знамением себя осеняют, где нужно, головы достойно и смиренно преклоняют.
А что на колени не падают, так оно объяснимо. Старухи-богомолки — нищебродь треклятая опять пол затоптали, грязи с дождя, с улицы нанесли. Куда уж тут до земных поклонов таким господам?
