Ученик пирата (ЛП) - Брайсленд В.

Ник побежал по ступенькам глубже в корабль, но там все тоже пострадало. Труппа была тут во время пути. Хоть тут не было просторно, здесь находилась только труппа, лишь изредка заглядывали моряки. Если бы тут было не так темно и душно, Ник не спал бы ночью сверху. В отличие от остальной труппы, привыкшей спать в тесноте, он почти всю жизнь спал на улице. Каждый ящик, сундук и мешок ребят из труппы был разорван, содержимое — высыпано на пол, пираты искали ценности. Корзинки перевернули. Один из фонов труппы, старательно раскрашенный, был порезан на полоски. Он лежал в центре каюты, развернутый и растоптанный.

Во время вояжа иллюминаторы были наглухо закрыты. Два открылись во время нападения, и от сквозняка факел Ника трепетал. В этой части корабля был низкий потолок, и высокий худой Ник задевал его макушкой. Он пригибал голову, держал клинок наготове, глядя, как пираты идут за ним. Они не спешили. Им даже нравились эти кошки-мышки.

Ник пятился среди бардака, спотыкался о мелочи и фальшивое оружие из ящиков реквизита Артуро, пока его спина не прижалась к чему-то твердому и деревянному. Одна из бочек, стоящая отдельно. Казалось, пираты пытались сдвинуть ее, но посчитали слишком тяжелой. Ник понял, что там, скорее всего, и попыталась спрятаться Чудо-ребенок, когда на корабль напали.

— Valla te que, — сказал крупный мужчина с хлыстом, тянущимся рядом с ним, задевающим металлическими кусочками доски, когда он потряхивал запястьем. Другой мужчина махнул Нику идти с ними.

Он покачал головой. Он не пойдет сам. Особенно не как последний живой на корабле.

— Нет.

— Valla te que, — сказал первый. Ник знал, что ледяной тон означал, что у них были дела.

Ник отчаянно озирался, надеясь найти выход. Он сжимал факел в левой руке, крутил им, надеясь, что это вдохновит его. К его удивлению, глаза мужчин расширились от движения. Один из них поднял ладонь и охнул.

— Что? — Ник не ожидал понятный ответ. — Что я…?

Он посмотрел туда, куда глядели мужчины. На стенке бочки черными буквами с золотом было написано «Yemeni Alum». И Ник вдруг понял. В бочке был хороший серый порох из дальнего востока, который можно было использовать для взрывов. На праздниках с его помощью создавали огненное шоу, крутили колеса с огнями и прочее. Военные корабли использовали его для пушек, набивали порох под тяжелые каменные ядра. Даже труппа Артуро использовала немного такого пороха для мелких взрывов, от которых их зрители лишались дара речи. Четыре пирата вместе были в шесть раз больше него, но боялись его, потому что он стоял возле бочки с порохом, сжимая факел.

— Ясно, — он почти наслаждался моментом. — Вы не хотите, чтобы я сделал это, — Ник опустился на колени, чтобы опустить меч на пол. Два оружия ему уже не требовались. Свободной рукой он снял крышку бочки и отбросил ее со стуком. Меньший из пиратов отпрянул, будто хотел убежать. Мужчина с хлыстом шагнул вперед и перекрыл путь к лестнице. Ник кивнул от их реакции. — И не хотите, чтобы я сделал и это.

Все пираты отпрянули, когда Ник вдруг передал факел в правую руку, поднес ее к вершине бочки. Меньший стал взволнованно бормотать, но на него зашипели другие.

— Valle te quantro oso yemeni, — сказал первый, забравшийся на «Гордость», махнув на Ника. Он говорил тихим и успокаивающим голосом, как с безумной собакой.

Ник покачал головой. Он знал, что это был его единственный шанс на побег. Его правая рука была вытянута, факел завис над открытой бочкой, и он подвигал ноги к открытому иллюминатору. Мужчины смотрели на его дрожащую руку, а не на шаги, как он и хотел. Ник не знал, как быстро загорится порох, но другого выбора не было. Он остался один, терять было нечего, зато он мог получить свободу.

— Боги, помогите, — прошептал он.

Когда он заставил себя отпустить факел, он знал, как ему нужно пригнуться, чтобы голова и плечи просунулись в отверстие. Отчаянный рывок, и он полетел во тьму, кувыркаясь, пока не рухнул на воду. Что-то влажное и колючее прицепилось к его лицу — водоросли, покрывающие воду.

Он услышал первый взрыв через секунды, за ним быстро последовал второй и третий. В его ушах была вода и водоросли, но даже так звук оглушал. За ним были жар и огонь, он слышал крики агонии. Когда он смог перевернуться среди водорослей и очистить глаза, корабль уже загорелся. Ник стал двигать ногами, надеясь уплыть подальше от огня.

Он снова все испортил. Может, обстоятельства и поменялись, потому что до этого он не оказывался один посреди Лазурного моря рядом с горящим кораблем. Но он снова потерял господина и госпожу, а эти были самыми добрыми из всех, кто ему попадался.

— Это проклятие, — возмутился он в сторону западной луны. — Мое проклятие меня преследует.

Едва он сказал это, раздался самый громкий и большой взрыв. Нику казалось, что такой грохот разобьет корабль надвое. Он уловил движение, мимо проносились пылающие куски и падали в воду вокруг него. Что-то тяжелое ударило его по голове, и он уже ничего не знал.

3

Во время путешествий я видела, как бедные народы, нуждающиеся в помощи, почти невидимы для тех, кому повезло получить преимущества, как у нас. Я надеюсь, наше будущее общество творцов и ремесленников вспомнит, что нужно помогать им.

— Аллирия Кассамаги королю Ниволо в письме из архивов Кассамаги

Задолго до ранних смутных воспоминаний Ник осиротел в гостинице у реки на севере Кассафорте. Хозяйка гостиницы пострадала, ведь ей нужно было избавиться от тела женщины и кормить ее кричащего ребенка, и заставила клерка написать документы о долге для безымянного младенца. Они обязали Ника оставаться на службе у нее, пока он не отплатил не только стоимость врача, который помогал его матери с родами, но и стоимость ее похорон и расходы на него после этого.

Когда хозяйка гостиницы умерла, подавившись оливкой, Ника продали. В четыре года он служил хозяину, который каждый день привязывал на его поясе веревку и отправлял его в трубы канализации, как самого маленького и младшего, с указанием забирать все лундри и ценности, которые смыло туда. Когда тот хозяин упал в канал и утонул, сжимая бутылку сливового вена, которую не смогли вытащить из его пальцев после смерти, бумаги Ника продали бандиту, который учил собак биться друг с другом. Одна из его собак разорвала его господину горло через три месяца после этого.

В возрасте десяти лет Ник повидал много хозяев. К шестнадцати годам он успел поработать в конюшнях, месяцами резать рыбу, научился вытаскивать полудрагоценные камни из украшений и заменять их менее ценными имитациями из стекла. Он собирал мусор из домов Тридцати, чистил клетки маленького путешествующего зверинца, который провел лето в городах Северных долин. Он превращал свинину в фарш, ухаживал за копытами мулов, собирал ленты из урн, чтобы их обработать, выгладить и продать снова не подозревающим.

Две вещи были постоянными в жизни Ника. Первое — рано или поздно, но обычно рано, его новый господин или госпожа умрут жестоким образом. Они не умирали во сне или от старости, как и от тихой болезни, которые никто не замечал до последнего. Нет, хозяева Ника погибали ужасным образом. Яд, удавка, удар ножом, некоторые тонули в миске с куриным супом… после таких смертей ничто не казалось глупостью.

Когда Нику исполнилось шестнадцать, он понял причину этих странных событий. Это произошло вскоре после того, как король Алессандро вернулся на трон после попытки переворота принцем Берто. Чтобы отпраздновать победу Рисы Диветри (или, как ее все звали, Рисы Волшебницы) над принцем Берто, мелкие ярмарки открылись по городу и работали днями. Ника отвели на такую лишь раз, когда фестиваль устроили возле храма. Хотя площадь храма обычно была широкой и занятой торговцами, продающими белых голубей и гирлянды лунных цветов в святые праздники, три недели после расправы над принцем Берто тут проходила самая большая ярмарка из всех, что видели в Кассафорте.