Но к вечеру восьмого дня в нашем зоопарке наступило какое-то непривычное оживление. Откуда-то приехали пустые телеги, запряжённые… Ну скажем так: пушистыми свинолошадьми. Мужчина в коричневом плаще, которого я до этого видел лишь однажды, ходил возле клеток и придирчиво всё осматривал. Он на мои вопросы тоже не отвечал.
Каким-то приспособлением, похожим на деревянный башенный кран, приводимый в действие колесом с двумя людьми внутри, нас стали грузить на телеги. Сначала грузили то, что не было живым: статуи, какие-то камни с вырезанными иероглифами и прочие артефакты. Гружёные телеги уезжали, приезжали пустые. Артефакты заканчивались, стали вывозить животных. Все грузы провозили мимо моего узилища. На одну из телег погрузили шесть клеток с четырёхрукими обезьянами, а сверху на них положили кое-что весьма необычное…. Это был этакий угловатый камень, размером около полуметра. Но самое главное, это то, что он светился и пульсировал! Необычным ярко-синим светом, словно это не камень был, а светодиод, что из-за раковой опухоли стал большим и уродливым.
В какой-то момент из-за неровностей дороги он раскачался и упал прямо рядом с моей клеткой. Раздался страшный грохот, оглушивший меня, а ярчайшая вспышка ослепила. Свет от камня не ослабевал, а наоборот становился всё ярче и ярче. Я зажмурил глаза, закрыл лицо ладонями, но свет бил очень ярко даже сквозь веки и ладони. Заломило кости, раскалывалась голова. Я кричал, но не слышал своего голоса, пытался закрыться от ярчайшего света руками. Ничего не помогало. Свет пронизывал меня насквозь и будто вплетался в мышцы, кости и кожу. Я закрыл голову руками и свернулся в позу эмбриона. Мне казалось, что я умираю. Болело всё. Каждая частичка, каждая клетка моего тела истязала сознание болью. Вокруг метались какие-то тени. Звучали какие-то приглушённые голоса. Земля дрожала, а чей-то голос шептал что-то на ухо.
Что происходило дальше, я помню очень смутно. В какой-то момент, когда боль стала совсем невыносимой, я потерял сознание.
***
Вокруг был какой-то шум, похожий на гул крыльев миллионов комаров. Всё было во тьме, я ничего не видел и мог ориентироваться лишь на ощупь. Откуда-то раздался детский, но при этом удивительно неприятный, давящий на сознание и казалось отчаявшийся голос:
— Убей.
Я пытался на ощупь понять, где я нахожусь, и что же происходит.
— Убей комара.
Голос был очень неприятным, а моё состояние плачевным, так что я решил исполнить просьбу незнакомца, лишь бы он заткнулся. Но для этого мне нужно было видеть. Я пытался сказать об этом, но рот не слушался меня — я его не чувствовал и не мог даже промычать что-то. Я нащупал руками какую-то холодную стену. Стал шлёпать по ней руками, пытаясь избавиться то ли от источника комариного гула, то ли от источника мерзкого голоса.
— Убей комара.
Я шлёпал ладонями по стене, хлопал в ладоши в воздухе, надеясь убить писклявое насекомое. После многократных хлопков в ладоши я понял, что прихлопнул гада. Гул стал немного тише, а неприятный, давящий на сознание голос произнёс:
— Молодец.
Глава 3 Каварл. Дом родной
Поистине, высшими существами являются катарианцы — потомки Первояйца. Все остальные расы являются низшими и созданными, чтобы служить. Однажды низшие восстали, забыв о своём предназначении, и скинули ярмо рабства со своих плеч. Но наступит день, когда высшие объединятся и вновь будут править низшими. В тот день Светило воссияет надо всем Триалом. (Отрывок из Кодекса катарианцев)
Бертол. Родной город нашего дома, после объединения катарианского народа ставший столицей. Прекрасный город, большую часть года прогреваемый Светилом. Город, в котором день равен ночи. Город, дома в котором простираются от горизонта до горизонта. Бертол.
Дворец на холме — мой дом. Место, откуда управляют империей. Место, в котором решаются судьбы целых народов. Место, где я родился и вырос, где провёл большую часть своей жизни. Здесь мастера меча обучали меня своему искусству. Здесь я впервые познал самку. Здесь я обучался командовать армиями и управлять государством. Здесь решаются судьбы. Дворец на холме.
Я предавался воспоминаниям. Я вспоминал день, когда здесь решилась ещё одна судьба. Моя.
Произошло это пять лет назад. Всё дело в том, что мой брат появился на свет раньше меня. Вернее, яйцо, из которого он в дальнейшем вылупился, было отложено раньше, чем моё. Но из яйца я выбрался раньше своего братца.
Так повелось, ещё со времён Первояйца, что титул главы дома у катарианцев наследует первый рождённый самец. Но иногда случается так, как случилось в нашей семье. В таких ситуациях выбрать наследника должен глава дома. Наш отец поступил вполне разумно. Сначала он дождался нашего совершеннолетия, ведь кто-то из нас мог погибнуть, так и не повзрослев. Теперь же нам с братом предстояло сразиться на мечах. Такова была воля отца. Он хотел, чтобы наследником стал сильнейший.
Сегодня мы сразимся на дуэли. Дуэль будет проходить согласно традициям нашего народа. Бой ведётся до первой крови. Если в пылу боя ранены одновременно оба бойца, и не удаётся определить первого нанёсшего рану, то бой проводится до момента, пока не сдастся один из соперников. Если никто не хочет уступать, то бой проводится до смерти. Кодекс предусматривал всё.
Я был готов к любому исходу. На всякий случай я посмотрел в окно из своей комнаты, чтобы ещё раз увидеть Бертол. Прекрасный вид, который никогда мне не надоест. Дворец стоит на высоком холме в центре города. Отсюда видно почти всю столицу. Напоследок полюбовавшись родным городом, я отправился на площадь, окружённую дворцом, где и должен был проходить поединок.
Когда я вышел, там уже собрались слуги, мой отец и мой брат.
— Ты опоздал, Каварл. Ты так боишься проиграть, что не хотел идти? — Совершенно беспричинно решил подтрунить меня мой братец.
— Сражаться я боюсь лишь в холодную погоду. А сражаюсь я лучше тебя, так что бояться должен ты.
— Хватит болтать! — Выкрикнул отец. — Как самки ведёте себя! К бою! Быстро!
Я взял в правую руку меч из бронзы и круглый деревянный щит в левую. То же самое проделал мой братец.
Я атаковал первым: сделал ложный замах, будто собирался ударить по голове, а затем попытался сделать подсечку, но мой соперник увернулся.
— Неужели ты думал, что я куплюсь на этот трюк? А попробуй-ка вот это!
Брат раскачивал туловищем и выводил острием меча в воздухе знак бесконечности, пытаясь не дать мне угадать, с какой стороны будет нанесён удар. И это ему почти удалось. Я едва успел прикрыться щитом. Ещё мгновение и брат снёс бы мне голову! И когда он успел так овладеть оружием? С самого детства я всегда предугадывал его действия на тренировках. Сейчас он двигался гораздо быстрее, чем обычно, а движения были более плавные и отточенные.
Бой длился уже достаточно долго, но никто из нас не мог пустить кровь сопернику. Я при этом старался лишь ранить брата, а он наносил такие удары, будто желал убить меня.
Я вновь атаковал, наклонив корпус вперёд, затем резко подвинулся к сопернику и, выпрямившись, нанёс удар по плечу брата. Он прикрылся щитом, но было поздно. На его плече была рана, из которой текла струйка крови.
На моём лице засияла улыбка. Я победил! Но почему мой братец тоже улыбается? Он указал лезвием меча мне на голень. Я опустил взгляд и увидел, что моя нога в крови. Когда я наносил удар, мой брат успел ударить меня по ноге. Мы оба были ранены. Теперь, согласно традиции, бой продолжался до сдачи одного из соперников.
Мы дрались несколько десятин. Многие годы, предшествующие этому поединку, мы проводили в упорных тренировках и не знали усталости. Мы оба были ранены, наши мечи затупились, а щиты раскололись, поэтому мы отбросили их в сторону. Никто не хотел сдаваться.
Уже стемнело. Слуги разошлись, а отец отошёл подальше, чтобы присесть у фонтана и наблюдал за нашим боем издалека.
