— Слышишь меня, дорогая? Ни ты, ни малыш сегодня не умрёте, — я заглянула в бледное заплаканное лицо.
Стоило отдать должное расторопным женщинам — они сделали всё так, как я велела — пол сиял чистотой, на полке стояла батарея склянок и графинов, а также ведро с кипятком и чистые простыни.
— Воды отошли? Схватки чувствуешь?
Вместо Милли ответила её мать, Тори:
— Воды совсем чуть-чуть было… И хватает время от времени.
Я пропальпировала живот, чтобы убедиться в неправильном положении ребёнка — головка и таз находились в боковых отделах матки. Обработав руки до локтей жидкостью, чей запах очень сильно напоминал запах спирта, я приступила к делу.
Раскрытие было полным, но ни конечности ребёнка, ни пуповина, к счастью, не выпали. Больше всего я боялась, что ситуация запущена, и дитя уже нельзя спасти. Сейчас каждая секунда на счету, при поперечном положении малыш сам не родится и погибнет в утробе, это гарантированная мучительная смерть для матери. Недаром сотни поколений женщин при отсутствии адекватной помощи умирали от родов.
Жаль, здесь нет условий для кесарева сечения.
В голове всплыли слова, которые часто повторяла старая преподавательница в институте, который я заканчивала:
При поперечном положении на ножку сделай поворот.
Внутренний поворот плода был очень рискованной манипуляцией, вмешательство грозило разрывом матки, отслойкой плаценты, болевым шоком, инвалидностью ребёнка и ещё кучей осложнений.
К тому же мы превращаем поперечное положение плода в ножное, а там тоже всё непросто.
И, чёрт возьми, я никогда не делала этот поворот! В современном мире не было необходимости, потому что существовало УЗИ, которое позволяло выявить неправильное положение до родов. И существовала операционная, перчатки, инструменты, стерильность. Мы, современные врачи, были разбалованы благами цивилизации.
Сейчас предстоит вернуться в прошлое.
По спине катился холодный пот, но разум оставался чистым, и я благодарила Бога за свою почти феноменальную память. Каждую деталь манипуляции я помнила так, будто только сегодня закрыла книгу и прослушала лекцию.
Работать следовало обеими руками: одна помогает снаружи, подталкивая попу малыша к выходу из матки, вторая изнутри ищет ножку.
Обе женщины держали Милли за плечи, но от боли и настойки та уже отключилась. Господи…
Я помогла сотням малышей прийти в этот мир, хоть и работала с акушеркой, но отлично знала и умела всё. Так пусть повезёт и сегодня!
Плод лежит спинкой к животу, в переднем виде — это хорошо… С ювелирной точностью отыскать и захватить нижнюю ножку — аккуратно, как драгоценность. Наружной рукой двигать голову вверх, а ножку низводить к выходу. В итоге получается неполное ножное предлежание, и это лучше, чем полное, так как будет проще родить самую крупную часть — головку.
Милли проснулась и закричала. Я не запомнила, что говорила, молила успокоиться и не дёргаться.
Всё должно закончиться хорошо. Иначе быть не может. Не должно.
И вот… Малыш лёг продольно. Поворот закончен! Самое сложное испытание в моей жизни.
Процесс пошёл быстрее, родилось тельце, а дальше пришлось бороться с новым осложнение — запрокидыванием ручек плода. В помощь — классическое пособие, при котором акушер, бережно выводя ручки, помогает им родиться…
И я справилась.
А потом — положить тельце на предплечье, чтобы ребёнок оказался лицом к крестцовой впадине. Головку согнуть и фиксировать пальцами…
Тело Милли помогало само — она немного пришла в себя и собралась, несмотря на боль. Пошли потуги. Головка родилась, а в следующую секунду я держала на руках крохотную девочку.
Живую.
Положив её на живот матери и прикрыв чистой пелёнкой, едва не сползла на пол от адреналинового отката. Перед глазами плыло, тело мечтало грохнуться в обморок, но я волевым усилием заставила себя собраться. Помочь родиться плаценте, проверить её целостность и осмотреть роженицу на предмет травм.
К моему удивлению, их оказалось немного. Женщины оперативно принесли иглы и шёлковые нити и, немного подержав их в растворе, я ушила разрывы. После проверила сократимость матки и стала пытать Тори на предмет наличия в доме хотя бы чего-то кровоостанавливающего.
Я изучала свойства растений и, к счастью, у соседки обнаружилась высушенная кора калины. Велев сделать из неё отвар, я наказала давать его Милли.
Новорожденную успели обмыть и приложить к груди матери. Теперь они обе дремали после пережитого, а я думала о том, что, хоть всё прошло удачно, но впереди ещё много испытаний. Послеродовые осложнения могут нагрянуть в самый неожиданный момент. Такие, как родильная горячка или, по-современному, сепсис. И я просто не имею права бросить этих двоих на произвол судьбы. Не тот у меня характер.
Уже позже, почти не помня себя, я выползла на порог дома и рухнула на пятую точку. Стянула платок и глотнула свежего воздуха. В голове взрывались фейерверки и били литавры, руки дрожали.
Следом вышла мать роженицы:
— Нейра Эллен… — по её лицу покатились слёзы, а у меня в глазах предательски защипало. — Можно мы назовём девочку в вашу честь?
Глава 2.
Хорошо, что меня догадались накормить. Местная еда была подозрительно похожа на борщ с пампушками, а я, оказывается, так проголодалась, что смела всё подчистую. Видя такой хороший аппетит у субтильной девицы, мне даже добавки положили, а с собой впихнули корзинку с пирожками.
На улице разлилась вечерняя прохлада, когда я последний раз осмотрела роженицу и малышку, и снова уселась в свою комфортабельную телегу. Горн сказал, что теперь обо мне все местные судачат. Здесь была старенькая повитуха, она скончалась пару месяцев назад, а её ученица вышла замуж и уехала. И хорошо, что теперь есть, кому позаботиться о женщинах.
— Зато Ойзенберг теперь будет пакостить. Как вы его отбрили, — старик усмехнулся в бороду.
Ой, да плевать на человека-ворона. Я уже не в том возрасте, чтобы беспокоиться о том, что обо мне думают другие. Я сделала то, что должна, но…
Вряд ли кто-то ожидал от молодой и, как мне казалось, благородной воспитанной девицы такого напора, какой я сегодня показала. Надо как можно скорей узнать побольше об Эллен и об этом мире! Вдруг у местных жителей патриархат головного мозга, и мужчинам даже в глаза смотреть неприлично? А я… клянусь, ещё немного, и я бы ему врезала.
Этот случай напомнил мне историю моего кумира — венгерского врача-акушера Игнаца Земмельвейса, который в далёком девятнадцатом веке первым стал практиковать обработку рук и инструментов хлорной водой. Умнейший человек, профессор, прозванный “спасителем матерей”, добился снижения смертности женщин от родильной горячки в разы.
Но, как водится, где успех, там и зависть. А гениев и искренне преданных своему делу людей часто ждёт печальная судьба. Начальство и коллеги, которые шли принимать роды прямиком после вскрытия трупов, не озаботившись даже руки отмыть, затравили его до такой степени, что Земмельвейс закончил свои дни в психиатрической лечебнице.
А если меня тоже возьмут под белы рученьки и запрут в комнате без окон?
Ой, ладно. Зато отосплюсь. Самое страшное, смерть, я уже пережила и сейчас была выжата, как лимон. Тряслась в телеге и таращилась по сторонам, но от усталости не могла запомнить ничего.
Мы миновали деревушку. Горн рассказывал, что вокруг их много раскидано, и все друг на друга похожи, как близнецы. Потом въехали в сам Левилль — окружённый стеной городок. Здесь всё пахло провинцией, но было уютно, что ли. И ни намёка на то, что в округе творятся какие-то страсти.
Много зелени, улицы в цветах, шныряющие туда-сюда куры и утки, резвящиеся дети, жирный котяра на заборе, умывающий желтоглазую морду. Лавки с яркими вывесками, ароматы свежей сдобы и копчёностей. Бабульки, торгующие свежим молоком. Я не сомневалась, что здесь продукты самые что ни на есть экологичные. В нашем мире многие питались курицей со вкусом поролона и пили молочку со сроком годности в год и даже не замечали этого.
