Что же тогда говорить о провинциальных красавицах! Все они пытались заслужить благосклонность его высочества, когда он приезжал в свои владения. Столь откровенно, что принцу Франсуа это уже несколько прискучило. Но, когда в разгар бала в зале появилась никому не известная красавица, скука принца испарилась сама собой. Роскошный черный наряд гостьи как нельзя лучше оттенял белую кожу, темные волосы и зеленые глаза. Походка ее была необыкновенно легка, и принц приглашал ее на один танец за другим. Но вопрос, кто она, красавица ответила лишь, что род ее не уступит знатностью никому из собравшихся во дворце. Возможно, она преувеличивала, но в том, то незнакомка принадлежит к знати, у принца не было сомнений. Но почему же тогда он не встречал ее раньше? Представительницы знатнейших родов Франции были известны ему наперечет. Может быть, иностранка?
Дамы взирали на счастливицу, танцевавшую с принцем, с ревностью и завистью. Но некая пара глаз следила за Франсуа и его избранницей с особым вниманием. Статная белокурая дама прикрывала лицо маской – на балах это допускалась. Она не танцевала, хотя немало кавалеров старались пригласить ее, в особенности на высокую вольту. Этот танец славен тем, что кавалер крепко обнимает даму и кружит ее, подняв над полом. Блондинка в маске была несколько полнее, чем требовали каноны красоты, установленные Екатериной Медичи для своих фрейлин (как известно, та, чью талию нельзя было свободно обхватить двумя ладонями, безжалостно изгонялась из рядов «летучего отряда»), но кавалеров именно это обстоятельство и привлекало. Однако, встретив взгляд из-под маски, они неизменно отступали.
Когда под утро, утомленный танцами, Франсуа отошел, дабы освежиться вином, красавица исчезла так же неожиданно, как появилась. Принц послал разузнать о ней своего лютниста Орильи, который совмещал, помимо сугубо музыкальной, должности секретаря, сводника и главы шпионской службы, но тот не смог ничего сказать точно.
– Ее выезд и в самом деле свидетельствует о богатстве и знатности. Но вот герб на карете стражники не смогли описать…. Что вы хотите, монсиньор, солдатня…. Одни утверждают, что на гербе была крылатая змея, а другие – черный лебедь. Крылатая змея, помнится, была в гербе у Лузиньянов, а лебедь есть в гербах многих родов… Баварского, например… правда, там он белый…. Возможно, кто-то из католических князей Германии пытается начать с вами свою игру…
Но принц пропустил мимо ушей последнюю часть фразы.
– Лузиньяны? Короли Кипра? Но ведь род пресекся сто лет назад?
– Кажется, потомки по женской линии еще здравствуют…если монсиньору угодно, я наведу справки.
Принц рассеянно кивнул.
– Странно. Ведь Лузиньяны всегда считались южанами, но они изначально из здешних краев…. В родстве с первым Анжуйским домом, Плантагенетами, сьерами де Ланже…. Кстати, – его мысли сделали скачок, – какое отношение к ним имеет Юбер Ланже, которого присылает к нам Вильгельм Оранский?
– Насколько мне известно, никакого. Он низкого происхождения, но имеет большое влияние среди гугенотов.
– Порученец Вильгельма Молчаливого, как же…
– И наставник Филипа Сидни, одного из вождей английских протестантов…
– …а также зятя Уолсингема. Они оба беспрестанно настраивают против меня Елизавету. Если Ланже как-то сумеет повлиять на Сидни и Уолсингема, разъяснив им, что я – опора их единоверцев во Фландрии, возможно, вопрос о женитьбе сдвинется с мертвой точки…
Погрузившись в пучину политики, принц забыл о неизвестной красавице. А вот она о нем не забыла.
-
– Он мне не нравится. У него руки холодные. – Одиль фыркнула. – Принц-лягушонок!
Девушка не помнила, как оказалась дома. Должно быть, задремала в карете. А когда проснулась, то была в собственной постели, Жакмета возилась у очага. Крестная сидела в кресле, как прежде, кутаясь в плащ. Наряд из черного шелка исчез, лишь меховые туфельки стояли у постели.
Уже давно наступил день, но окна были прикрыты ставнями, и в доме царил полумрак.
– Ты хотела быть принцессой, значит, тебе нужно выйти замуж за принца. Франсуа Анжуйский – единственный принц крови во Франции, и он не женат. А что руки холодные, что поделать – у нынешних Валуа разжижена кровь. Ведь они изначально были слабой ветвью рода. Так же, как урбинские Медичи. Если бы королева Екатерина принадлежала к ветви нынешних герцогов Тосканских, потомков Большого Сатаны, это могло бы спасти ее детей. Но смешение двух слабых ветвей губительно…
– Сатаны? – с тревогой спросила Одиль.
– Успокойся, дитя, это всего лишь прозвище Джованни деи Медичи, храбрейшего полководца. Если б он не погиб молодым, судьба Италии, а то и всей Европы могла быть иной. В его жилах текла сильная кровь, кровь матери, Тигрицы Романьи. Младшие Медичи, его потомки, стали Великими герцогами…
Одиль подивилась, что крестная с таким знанием говорит об истории чужой страны, но потом вспомнила, что госпожа Сен-Этьен долгое время прожила в Италии.
– Крестная, зачем вы уезжали? – неожиданно для себя спросила она.
– Я искала… говорили, будто в Аквиле живут потомки первого Анжуйского дома. Но увы, это оказалось лишь легендой. И мои надежды создать новый Анжуйский дом связаны лишь с тобой., Одиль. Подумай, разве это не великое предназначение? А что до прочего… ты ведь помнишь сказку о принце-лягушонке?
– Конечно, помню… – Одиль хотела сказать, что это всего лишь сказка, но осеклась. После того, что произошло вчера, говорить такое было по меньшей мере глупо.
– Вот видишь. Быть может, твоя любовь сможет превратить лягушонка в прекрасного принца.
Из-за ставен они не услышали приближавшегося цокота копыт, и не увидели всадника. Когда в дверь забарабанили, Одиль сжалась под одеялом. Но после того, как Жакмета открыла дверь и на пороге показался крепкий мужчина с лицом, изрезанным морщинами и копной седых волос, она обрадовалась. Тому, что исчезло чудесное плате. Теперь он не сможет донести той, кто его послал. На всякий случай Одиль приспустила с постели край одеяла, чтоб закрыть туфли.
– Госпожа графиня сослала меня осведомиться о здоровье мадемуазель.
Жакмета прокаркала что-то в ответ насчет того, что мадемуазель лежит в постели, и негоже мужчине входить в дом.
– Все равно, я должен ее видеть.
Жакмета растопырила руки, чтоб прекратить дорогу, но вошедший решительно оттолкнул ее.
– Я здесь, Граншан, – слабым голосом отозвалась Одиль. – Я больна и не встаю с постели.
– Вот как? – вошедший прищурился, словно пытался разглядеть, не подменили ли девушку. Затем его взгляд перебежал на госпожу Сен-Этьен. – А это еще кто?
