Позади никого нет.
По крайней мере, пока.
Мы собирались наспех. В пикапе уже лежало всё необходимое для долгой дороги: бутылки с водой, фонарики, одеяла и прочее походное снаряжение. Едва ногу отпустило и я была готова отправиться в путь, мне оставалось только взять пару вещей из одежды и вытащить Ларец из тайника в подполе хижины.
Спешное бегство на время притупило боль от второго шрама, но теперь она вновь возвращается, терзающая и неотвязная.
— Нельзя было отвечать. О чём мы только думали… — сетует Кэт.
Я вглядываюсь в её лицо, ища намек на осуждение (в конце концов, это я настояла на ответе в блоге), и с облегчением не нахожу. Зато я вижу там страх и желание уехать, как можно дальше.
Я понимаю, что во время поспешного бегства не заметила, куда мы повернули на перекрестке возле Пуэрто-Бланко: на север или на юг.
— В США? — уточняю я.
Катарина кивает, вытаскивает из внутреннего кармана своей армейской куртки наши новые документы и бросает мне на колени мой паспорт. Я разворачиваю его и смотрю своё новое имя.
— Мари-Элизабет, — зачитываю я громко. Катарина тратит уйму времени на подделку документов, тем не менее, я обычно жалуюсь на имена, которые она мне выбирает. Когда мне было восемь, и мы переезжали в Новую Шотландию, как я только её не упрашивала, чтобы меня звали Старлой. Но Кэт начисто отвергла мои мольбы, поскольку считала, что это имя слишком необычное и привлечет много внимания. Вспомнив об этом сейчас, я чуть не засмеялась. Имя Катарина в Мексике одно из самых необычных. И, конечно же, она его оставила, потому что это имя давно стало ей как родное. Иногда мне кажется, что, в конце концов, Чепаны не так уж сильно отличаются от обычных родителей.
Мари-Элизабет, конечно, далеко до Старлы, но звучит тоже неплохо.
Я наклоняюсь и бережно обхватываю ногу чуть выше шрамов и сдавливаю икру, пытаясь заглушить боль от ожога.
Но как только утихает боль, возвращается страх. Страх перед нашим теперешним положением, ужас от смерти Второй. Я отпускаю ногу, и жжение от ожога возвращается.
* * *
Катарина делает остановки только, чтобы заправиться и сбегать в туалет. Путь долог, но у нас есть чем занять время. В основном мы играем в «Тень» — игру, которую Кэт придумала во время наших прошлых переездов, для того, чтобы продолжать тренировки даже, когда нет возможности делать физические упражнения.
— Нападает скаут могадорцев, направление 2 часа, в левой руке меч длиной 50 сантиметров. Удар мечом наотмашь.
— Приседаю с уклоном влево, — отвечаю я.
— Он неожиданно меняет направление удара, меч над твоей головой.
— Удар снизу в пах, подсечка ногой слева направо.
— Мог падает на спину, но при этом хватает тебя за руку.
— Позволяю схватить. Использую инерцию захвата, чтобы вскочить, прыгаю, приземляюсь ему на морду. Придавливаю её ногой, выдергиваю свою руку.
Это странная игра. Она заставляет меня отделить физические навыки от разума, чтобы драться головой, а не телом. Раньше я жаловалась на эту игру, говоря, что она выдуманная и далека от реальности. Ведь в бою машут ногами, руками, и даже головой. А не мозгом. И не словами.
Но чем больше мы играли в «Тень», тем лучше становились мои практические навыки, особенно рукопашного боя с Кэт. Я не могла не признать, что игра дает мне хорошую практику. Она определенно улучшала мои боевые качества. И со временем я её полюбила.
— Я убегаю, — говорю я.
— Слишком поздно, — говорит Кэт, и я чуть не испускаю жалобный вздох, зная, что она произнесет вслед за этим: — Ты забыла про меч. Скаут уже размахнулся и пырнул тебя в бок.
— А вот и нет, — возражаю я. — Я уже заморозила меч и разбила его, как стекло.
— Да неужели? — Катарина устала, глаза налились кровью от десяти часов за рулем, но я вижу, что рассмешила её. — Похоже, эту часть я пропустила.
— Ага, — говорю я и тоже улыбаюсь.
— И как же ты совершила этот подвиг?
— Моё Наследие. Оно только что проявилось. Оказывается, я могу замораживать предметы.
Это выдумка. Мои Наследия ещё не пришли, и я понятия не имею, какими они будут, когда, наконец, проявятся.
Границу США мы пересекли без сучка и задоринки несколько часов назад. Никогда мне не понять, как Катарина умудряется так потрясающе подделывать документы.
Кэт съезжает с шоссе к запыленной стоянке в каком-то захолустье. На огороженном пятачке здесь соседствуют крошечный мотель, старомодная видавшая виды закусочная и заправка, которая на их фоне прямо таки сверкает новизной.
На улице начинает светать. Небо на востоке порозовело, и, когда мы с Кэт вылезаем из пикапа на гравийную дорожку, наша кожа принимает неестественный оттенок.
Катарина выругивается и садится обратно в машину.
— Забыла заправиться. Подожди здесь, я быстро.
Я послушно остаюсь ждать на месте и наблюдаю, как Катарина отъезжает с парковки мотеля к одной из бензоколонок на заправке. Мы решили отоспаться в этом мотеле денек другой, чтобы восстановить силы после изнурительной 15-часовой езды и потрясения от смерти Второй. Казалось бы, какой смысл спешить с заправкой, если мы тут собираемся задержаться? Просто у Кэт есть правило: бак всегда должен быть полным.
«Никогда не оставляй бак пустым», — по жизни твердит Кэт. И мне кажется, что она без конца повторяет эти слова лишь для того, чтобы они отпечатались у меня на подкорке.
Это хорошее правило. Никогда не знаешь, когда придется уносить ноги.
Тем временем, Катарина тормозит у колонки и вылезает заправить бак.
Пока она занята, я решаю осмотреться. Напротив мотеля стоит закусочная. Через центральное окно мне видно сидящих за завтраком понурых дальнобойщиков. Сквозь зловоние выхлопных газов и паров бензина до меня доносится аромат кухни.
Правда, не исключено, что это лишь мое воображение. Я страшно голодна. При мыслях о завтраке у меня текут слюнки.
Чтобы отвлечься, я отворачиваюсь от закусочной и принимаюсь разглядывать поселок по ту сторону забора от стоянки. Хилые местные домишки немногим лучше фанерных. Унылое, пустынное место.
— Доброе утро, мисс.
Вздрогнув, я молниеносно оборачиваюсь на голос и вижу высокого седовласого техасца, идущего мимо с самодовольным видом. Через секунду я осознаю, что он не собирается со мной болтать, и его приветствие просто дань вежливости. Притронувшись к ковбойской шляпе, он коротко мне кивает и важно следует дальше в сторону закусочной.
А у меня сердце готово выпрыгнуть из груди.
Как-то я совсем забыла об этой особенности дальней дороги. Когда мы переезжаем в новое место, даже такую глухомань, как Пуэрто-Бланко, мы знаем всех местных в лицо и кому из них можно более или менее доверять. Могадорцев я ни разу в жизни не видела, но, по словам Кэт, подчас их невозможно отличить от обычных людей. А после того, что произошло с Первым и Второй, меня настораживает всё вокруг. Главная беда придорожных стоянок именно в том и состоит, что никто друг друга не знает и новым лицам не удивляется. Для нас это означает, что угроза может исходить от кого угодно.